Кира поднялась по дорожке, впервые за долгое время ощущая, как непритязательно ее учительское платье.

На балконе курила женщина.

– Входите, открыто! – крикнула она и скрылась внутри.

По лестнице к Кире уже спускался хозяин. Он был высок, суховатого телосложения, с красивым запоминающимся лицом, обрамленным короткой светлой бородкой; его темно-синий бархатный халат-шлафрок на любом другом человеке смотрелся бы как сценический костюм, но Буслаев был в нем естественен. Кира бросила взгляд на его руку, небрежно лежавшую на перилах: овальная ладонь, длинные аристократические пальцы, голубоватые лунки ногтей – на редкость красивая кисть, подумала она, должно быть, он еще и музыкант, помимо прочего.

– Кира Михайловна, дорогая! – Звучный голос разнесся по холлу. – Как я рад! Лидочка, иди сюда, полюбуйся на нее! Наш ангел-спаситель!

– Здравствуйте, Алексей Викентьевич. А где Федя?

– Для вас – просто Алексей.

– Я – Лида, – улыбнулась женщина с сигаретой, незаметно возникшая рядом. – Прошу вас, не надо отчества. У нас здесь принято без церемоний.

Приветливые люди. Настолько приветливые, что это несколько подавляло любителей церемоний вроде Киры.

– Федя ждет вас в своей комнате, – сказал Буслаев. – Он иногда бывает не в духе…

– Ему свойственны частые перепады настроения, – подтвердила Лидия.

– Пожалуйста, учтите это, когда начнете с ним заниматься. И еще, Кира Михайловна… – Буслаев доверительно наклонился к ней. – Мы лучше, чем кто-либо другой, знаем, как трудно с ним справиться. По совести говоря, Федя бывает совершенно невыносим.

– Как все подростки, – осторожно согласилась Кира.

– Если вы не найдете в себе сил терпеть его выходки, мы вас поймем. Вера Павловна проявила большую настойчивость, убеждая нас продолжить обучение вне школы, а вы знаете, как сложно ей отказать, когда она о чем-то просит… Но мы с Лидой опасаемся…

Кира вежливо кивала, недоумевая про себя. Никто из родителей подростков не подготавливал ее так основательно к встрече с собственным отпрыском.

– …Вера Павловна уже присылала учителя, однако у них не сложились отношения…

– …по Фединой вине, разумеется, – вставила Лидия Буслаева. – Мы с мужем бесконечно далеки от мысли обвинять в чем-либо педагогов. Нам исключительно повезло со школой.

Кира постучалась и, не дождавшись ответа, толкнула дверь. В комнате на подоконнике скорчилась маленькая фигурка.

– Здравствуй, Федя, – сказала Кира. – Мы с тобой будем заниматься русским языком и литературой.

Мальчик обернулся.

Он выглядел бы почти нормальным, если б не безвольно отвисшая челюсть и некая вялость тела, придававшая ему сходство с тряпичной куклой, которая вот-вот завалится вперед. Длинные руки, чернота под ногтями. Кожа бледная, неприятного синеватого оттенка. Глаза навыкате.

– Меня зовут Кира. – При первом же взгляде на мальчика она приняла решение отказаться от отчества.

– Ки-рааа… Приве-е-ет!

– Вы сказали, он часто болеет! – Гурьянова едва сдерживалась, чтобы не повысить голос.

Шишигина удовлетворенно кивнула:

– Именно, именно так. Мальчику тяжело ходить в школу, из-за болезни он пропускает много уроков. Перейти в седьмой класс для него – фантастика. Родители попросили меня перевести его на домашнее обучение, однако они вкладывают в это понятие что-то свое, а моя задача – дать ему возможность нагнать за лето свой класс.

– Ему нужен врач, а не учитель!

– Ну-ну-ну! – Голос Шишигиной был преисполнен снисходительности. – Не преувеличивайте. Как-то же он проучился в школе, и не один год, между прочим. Можете считать, это ваш испытательный срок, раз вам не досталось полноценной учебной четверти. Вы лучше других найдете подход к Феде, я уверена.

Кира стиснула зубы.

Все дело в физруке, подумала она, другого объяснения нет. Старая мымра выждала – и куснула исподтишка.

Физрука звали Ирина. Ирочка Литвинова: длинная, гладкая, неутомимая; Ирочка, похожая на гончую, не дающую покоя своим многочисленным щенкам. «Девчата, а теперь в волейбол!» «Мальчишки, кто со мной на канат!» Из нее бил комсомольский задор, хотя в силу возраста она не застала даже пионеров. Десятки раз на дню с ее губ срывалось «Айда». До встречи с Литвиновой Кира думала, что это слово отмерло. Айда! Когда Ирочка входила в учительскую, Кира ждала, что она вот-вот скажет что-нибудь вроде: «Управы нет на огольцов». И погрозит пальцем. Непременно с хитринкой в глазах. Возможно, даже с лукавым прищуром.

Должно быть, именно «айда» заставило ее внимательнее присмотреться к детям после физкультуры.

В первый раз Кира решила, что ей почудилось.

Во второй объяснила все случайностью.

После третьего пришла к Литвиновой на урок.

Все было нормально: веселый тренер, подвижные школьники, крики, гулкое эхо мяча, кувырки на пыльном мате.

Тогда отчего они возвращаются в ее класс бестелесные и поблекшие, точно бабочки, с чьих крылышек сбита пыльца? Кира готова была поклясться, что дело не в усталости.

Следующие три недели она наблюдала, затем начала действовать – быстро, без колебаний.

– Вера Павловна, Литвинову нужно уволить.

Шишигина откинулась на спинку кресла. Кира в очередной раз подумала, что для завершения образа директору не хватает лупы. В душе она, конечно, была энтомологом, раз за разом убеждавшимся, что ниспосланные ей экземпляры членистоногих не заслуживают даже формалина.

– Смело, – оценила Шишигина. – Мне встречались люди, начинавшие карьеру с доносов, но они сперва обживались на новом месте и только потом… Сколько вы у нас работаете?

– Два месяца, – спокойно ответила Кира.

– Два месяца. Я в растерянности, Кира Михайловна. Неужели вы надеетесь занять место учительницы физкультуры? Говорите прямо. Я в любом случае вас уволю.

– Она завуалированно издевается над школьниками. Было бы преувеличением сказать, что она калечит детей, но их жизнь без Литвиновой будет гораздо лучше, чем с ней.

– Доказательства?

– Никаких.

Несколько секунд директриса смотрела на нее изумленно.

– Вы, Кира Михайловна, с ума сошли?

– У меня нет доказательств, – повторила Кира. – К ней невозможно придраться. Потому что это всегда шутки, дружеские подначки. Литвинова среди детей своя, она называет себя их старшим другом и товарищем. С кем-то посмеется над кривыми ногами, кому-то скажет про съеденный бабушкин пирожок, который отложился на щечках. «Что за сочные ляжки у нашей Вики!» А потом Вику до выпускного будут дразнить сочными ляжками. У нее нет фразы, которая не была бы начинена ядом.

– Только не надо красивых метафор, – поморщилась Шишигина.

– Дети не умеют ей противостоять, потому что не понимают, что происходит. Способность распознавать агрессию за шутливостью приходит много позже, и то не ко всем. А они маленькие. Я уверена, поэтому она не берет старшеклассников: с ними эти фокусы не пройдут.

– Вы, конечно, побывали на ее уроке…

– На всех. На всех, совпадавших с моими окнами.

– И такое случалось каждый раз?

– Да. Дети… они сами не свои, когда заканчиваются ее занятия. После физкультуры школьники всегда бесятся, несмотря на усталость. А эти – нет. Они просто сидят. Я пару раз пересаживала их за другие парты – никто не пикнул. Такого вообще не бывает, не должно быть.

Шишигина очень долго молчала. Кира успела вспомнить, что именно она взяла на работу Литвинову.

– Вера Павловна? – не выдержала она.

– А, Кира Михайловна, вы еще здесь… Я вас больше не задерживаю.

Кира пыталась поймать ее взгляд, но директор отвернулась.

Новость о том, что Литвинову вышибли, облетела школу в мгновение ока. Передавали из уст в уста, что сначала та отказалась писать заявление, но Шишигина плотнее закрыла дверь и что-то такое наговорила бедной девушке…