Чёрт, дерьмо, чёрт, дерьмо, чёрт, дерьмо. Какого хрена она это допустила? Пропустила день? Чёрт возьми. Неужели так трудно выпивать по грёбаной таблетке в одно и то же время каждый день? Мне хочется её спросить, но я не могу себя заставить. Не когда она выглядит так, будто сломается, если я посмотрю на неё чересчур пристально. Трясу головой, прочищая мысли, и опускаю глаза к ней.

— Что будем делать?

Пейдж бросает на меня пронзительный взгляд.

— Я не пойду на аборт, — заявляет она, как будто готовится к бою.

Отлично, она читает мои мысли. Теперь я чувствую себя полным козлом. Мне знакомо, что она сейчас чувствует. У нас был такой разговор в прошлом — теоретический, конечно. Пейдж не занимала политической позиции, но это то, что по её словам, она бы лично никогда не смогла сделать. Лучше отдала бы на усыновление, чем сделала аборт.

— Я знаю, — говорю, притворившись, будто не раздумывал над этим. В конце концов, мы оба замешаны. — Я имел в виду, ты хочешь оставить его или отдать?..

Она качает головой, хлестнув тёмно-каштановыми волосами себя по голым плечам, ещё до того, как я успеваю закончить вопрос.

— Я хочу его оставить. Пр-просто не смогу избавиться от нашего ребёнка, — теперь её голос заглушается слезами.

Наш ребёнок.

Эти два слова вызывают непреодолимое чувство вины, почти истощающее. Я не хочу вспоминать, что это мой малыш. Наш малыш.

Тут же я тянусь и привлекаю её к себе.

— Малышка, не плачь, — шепчу я, прижавшись ртом к её волосам и вдыхая цветочный аромат шампуня. — Я сделаю всё, что ты захочешь. — И кого вообще волнует, чего хочется мне, верно?

Она издаёт тихий удовлетворённый вздох, обхватив меня руками за пояс. Какую бы обиду я не таил, мои чувства к ней всё задушат. Я люблю её. И я буду рядом.

Нравится мне это или нет, у нас будет ребёнок.

* * *

Чертовски уверен, что Уорвику можно отправить воздушный поцелуй на прощание. Невозможность возвращения в Нью-Йорк после рождения ребёнка занимает все мои мысли, пока я наблюдаю, как Пейдж выезжает на своей золотистой Хонде с моей подъездной дороги.

Как только она исчезает из поля зрения, я моментально возвращаюсь на кухню и усаживаю зад на стул у островка. Прикладываюсь лбом к прохладному граниту вместо того, чтобы треснуться об него как мне хотелось.

Моя жизнь в полной заднице.

Понятно, что Пейдж хотела остаться, но после пятнадцати минут обоюдных заверений о том, что мы пройдём через это вместе, до неё дошло, что мне нужно немного времени наедине с собой, чтобы переварить «новости». Ну знаете, чтобы всё устаканилось. Это её слова, не мои. Я же сказал, что мы поговорим о наших дальнейших действиях позже.

Чёрт, да, мне нужно время, чтобы это переварить.

Какого хрена мы вообще перестали пользоваться презервативами? Я могу сетовать на это решение весь следующий год, но ничего не изменится. Я стану отцом.

Я. Девятнадцатилетний студент-второкурсник, который живёт со своей сестрой и её семьёй.

Я не готов быть ничьим отцом. Дерьмо, да я даже не думаю, что готов о самом себе позаботиться.

Мне однозначно придётся найти работу. Переведусь в местный колледж и буду совмещать. И больше никакого футбола, конечно.

В голове мутнеет от одной мысли о том, как поменяется моя жизнь.

Звонок в дверь и последующий стук вырывают меня из размышлений. Сейчас это не лучшее занятие.

За дверью мой лучший друг Джош. Он единственный человек, который испытывает меня, одновременно стучась и зажимая звонок.

Я серьёзно подумываю о том, чтобы проигнорировать его, но моя машина стоит на подъездной дороге, поэтому он знает, что я дома. А это значит, что он никуда не денется, пока я не явлю своё лицо.

Ладно. Мне приходится приложить тонну усилий, чтобы подняться, но я это всё-таки делаю. К тому времени, как я отворяю дверь, он умудряется позвонить в звонок ещё дважды, а я близок к тому, чтобы сломать ему палец, на котором он крутит баскетбольный мяч.

— Что с тобой нахрен не так? — сейчас я взбешён на весь мир, включая его.

Мой рык побуждает его вскинуть брови.

— Почему ты не отвечаешь на телефон? Я звонил тебе четыре раза, — произносит он, будто бы я ничего и не говорил.

— Пейдж была здесь, — ворчу я, а он, тем временем, проносится мимо. Я толкаю дверь, закрывая её за ним. В отличие от моей девушки, ему пофиг, что я выгляжу не особо общительно.

Джош скорее семья, нежели друг. Он разбил нос девятилетнему мальчишке, который толкнул меня, когда мне было девять, а Джошу восемь. С тех пор он вроде как за мной присматривал. В прошлом году он выпустился из Стэнфорда и теперь работает в компьютерной компании своего дяди графическим дизайнером программного обеспечения. Может, он одевается и ведёт себя как типичный качок, но он умнее, чем выглядит или позволяет думать.

— Точно, Пейдж. Она ещё дружит с той… как её зовут? — интересуется он, бросая мяч на пол и прижимая его подошвой.

Я закатываю глаза.

— Как будто ты не помнишь её имени, — Джош делает вид, будто терпеть не может лучшую подругу Пейдж, Эрин, но для всех, кроме него и самой Эрин, очевидно, что она для него — особенная тема. Я бы позвонил ему, если бы мой мозг не был забит более важными вещами.

Да, например, тем фактом, что моя девушка ждёт ребёнка.

Моего ребёнка.

— Что с тобой?

Вопрос Джоша привлекает мой взгляд обратно к нему. Я качаю головой и возвращаюсь в гостиную на диван, который недавно освободил. Друг следует за мной. Он знает, что что-то не так. И это не значит, будто я пытаюсь от него это скрыть, если это вообще в моих силах.

Наклоняюсь вперёд, уперев предплечья в бёдра, и смотрю, как он садится в кресло напротив.

— Пейдж беременна, — просто заявляю я. Нет смысла ходить вокруг да около, я просто срываю пластырь.

Он издаёт такой звук, будто давится, и делает большие глаза. Это мы уже проходили.

После нескольких секунд контуженного молчания, он откидывается на кресло с глухим стуком. Его взгляд не оставляет моих глаз.

— Скажи, что ты прикалываешься.

— По мне видно, что я шучу? — парни никогда не шутят на такие темы. Он как никто должен это знать.

Тихий свист вырывается меж его зубов.

— Мать твою.

Да, представляешь.

Дальше мы играем в гляделки. Джош моргает первым, но моё заявление лишает его речи — первый раз в жизни. Видите ли, Джош тот парень, у которого найдётся ответ на любой вопрос. Особенно, когда дело касается женщин. Вот почему тема беременности выходит за пределы его понимания и определённо из зоны комфорта. С женщинами он умеет заниматься только одним, и для этого не нужно много думать.

— И что вы будете делать? Она планирует его оставить? — спрашивает он, обретя голос.

— Конечно, она планирует его оставить, — рявкаю я со своей фальшивой праведностью. Но он этого не знает.

Он, капитулируя, вскидывает вверх руки.

— Ого, не стреляй за простой вопрос. Я же не знаю, что творится в голове у твоей подружки.

Я веду себя как мудак, сам знаю. Если бы он был в такой ситуации, то я бы спросил у него о том же.

— Сделай мне поблажку, я узнал обо всём только сегодня. И я понятия не имею, что мы будем делать. С футболом придётся попрощаться, и я переведусь из Уорвика, — ещё подождём, пока я сестре не расскажу. У неё глаза на лоб вылезут.

— Ты уверен, что ребёнок твой?

Джош мог с тем же успехом ударить меня в лицо. Прежде чем я добираюсь до него и отрываю ему голову, он вскакивает на ноги, на сей раз вскидывая руки высоко, с предложением мира.

— Я просто спросил, — отговаривается он, защищаясь. — В смысле, ты же большую часть времени проводишь в Нью-Йорке. Откуда тебе знать, чем она занимается, когда тебя нет.

Если бы Джош понимал как близок я к тому, чтобы выбить из него всё дерьмо, он бы уже был на полпути к машине. Я поднимаюсь и становлюсь перед ним, но выражение его лица вынуждает меня замереть. Что-то в его глазах подсказывает мне, что он не просто пытается достать меня. Он что-то знает.