— Оставь нас.
Шайтанка поспешила схватить ткань, что едва прикрывала ее, и убежала, испуганно поглядывая на Лилиф.
— Отвернись, сестра, чтобы я оделась.
Лилиф послушалась, Ари тоже отвела взгляд. Ей не нужно было знать такое об Асмодеусе.
— Поверить не могу, что пока я воюю, ты нападаешь на все, что движется.
— Не все, — возразил Асмодеус. — И где ты была?
— В Африке.
Ари растерянно пыталась собраться. Она знала, что это был сон, но от этого понятнее не становилось. Время снов менялось. Эти сны были из времени раньше. Намного раньше, чем она видела раньше. О чем Лилиф говорила? Ари присмотрелась, и, словно ее любопытство имело силу, она получила знания от Лилиф. Они с Асмодеусом были частью равновесия в войне. Годами они бились со смертными, возвращали равновесие ситуации. Порой Лилиф соблазняла лидеров своим даром суккуба или физически билась рядом с джиннами, которых посылали помочь ей с теми, кто помогал другой стороне. Так она делала и прошлой ночью. И месяц до этого, и раньше…
— Я потеряла Мину, — выдохнула Лилиф, глаза были круглыми и блестящими от потрясения.
Асмодеус вдруг оказался рядом, развернул ее, в его глазах сияло сочувствие.
— Мне жаль, сестра. Я знаю, как сильно ты заботилась о ней.
— Она была моей подругой, — Лилиф покачала головой. — Мы дружили больше сотни лет. Я знала ее еще ребенком. У нее было еще столько жизни впереди. Мина была светом, Асмодеус. Она была красивым светом. Как кто — то мог потушить этот свет? Как так можно?
— Шш, Лилиф, все хорошо, — он обнял ее.
Но Лилиф не поддавалась. Она вырвалась из его хватки и грубо оттолкнула его, пронзая его взглядом.
— Как ты можешь так говорить? Не хорошо! И Мина — не первая! Веками я следила за войнами людей. Азазил ищет равновесия, ставит джиннов по обе стороны, и мы боремся со своими людьми, чтобы уравновесить жизни смертных! Мину убил один из наших. Всех моих друзей убили свои. Это выход? Нам нужно оставить войны смертным, пусть уничтожат друг друга!
Асмодеус помрачнел.
— Ты горюешь. Ты не это имеешь в виду. Если Азазил тебя услышит… Лилиф, у тебя с ним вот — вот пройдет свадьба. Не порть это глупостями.
Лилиф с отвращением скривила губы.
— Будто я могу. Господину придется жениться на мне, судя по его словам о будущем. Я рожу ему сыновей.
— Именно. И равновесие выровняется. Может, нам уже не нужно будет биться.
Лилиф обмякла от усталости, слеза покатилась по ее нежной щеке.
— Ты так думаешь, брат? Когда я буду султаншей, может, господин будет слушать мои предложения перемен?
— Возможно.
— О, Асмодеус, — Лилиф всхлипнула как девочка. — Мне снился мир, что так далеко от этого, и грудь болела от тоски по нему. Это новая пустошь, не тронутая. Пустая. Готовая к жизни. И эти сны не прекращаются.
— Ты про После, — вздохнул Асмодеус.
Лилиф напряглась.
— Тебе это тоже снилось?
— Не давало покоя, и я рассказал Азазилу. Это не сон, сестра, а предупреждение.
— Предупреждение?
— После случится, если равновесие разрушат. Если мы разрушим равновесие. Царства столкнутся, и это уничтожит все существующее. В этом месте будет существовать После, и только сильные выживут… и окажутся одни.
— Самые сильные?
— Азазил. Ты, я… и несколько сильных джиннов, какой была Мина.
Лилиф отвела взгляд от брата.
— Для Мины уже поздно, — прошептала она, Ари ощутила, как горе Лилиф ослабевает, заменяясь новым чувством.
Надеждой.
…Ари, проснись, — голос Джея ворвался в голову Ари и вытащил из мира сна к нему. Ее глаза открылись, и она со счастливым удивлением обнаружила себя в теплых руках Джея, его прекрасное лицо было над ней. — Доброе утро, — он нежно поцеловал ее в губы, щекоча щетиной.
Ммм, — лениво буркнула она, задевая пальцами его лицо, — тебе нужно побриться.
От ее смеха она выпучила глаза и спросила «что?». Он покачал головой, улыбаясь.
Это мило.
Ты о чем?
Просыпаться и слышать от своей девушки, что мне нужно побриться. Это так нормально.
Ари рассмеялась и поцеловала его, а потом села. Так… она была его девушкой. Это радовало.
Она отвела взгляд от голой груди Джея, решив не отвлекаться.
Я могу испортить нормальный момент, рассказав о своем сне.
Джей нахмурился.
Я хочу услышать все. Но лучше поспешить. Нельзя, чтобы тебя тут обнаружили.
Она описала сон, и они были в большем смятении, чем раньше. Решив, что пора рассказать Красному, Ари выбралась из кровати Джея, оделась и поспешила в свою комнату в рекордное время.
После быстрого душа она встала посреди гостевой комнаты и связалась с Красным.
— Ты звонила? — сказал Красный король, появляясь из перипатоса.
Ари ухмыльнулась, и на случай, если из — за дверей подслушивали или следили в щели (разве не жуткие мысли?), она ответила:
— Мы готовы уходить? — а мысленно сказала:
Нам нужно поговорить. Срочно. И в уединенном месте.
Красный вскинул брови и кивнул.
— Да. Мы уходим сейчас. Я заберу Чарли, — и он передал ей мыслями адрес в Лос — Анджелесе, попросил сообщить адрес Джею.
Я приведу Чарли. В путь.
Перипатос Ари не любила. Было круто, что можно было перенестись из одного места в другое, но путь с горы Каф в Лос — Анджелес выворачивал. Ари рухнула на асфальт, словно только что ужасно быстро прокатилась на американских горках.
Сильные руки обхватили ее и подняли на ноги.
— Ты в порядке? — тихо спросил Джей, хмурясь в тревоге.
Ари подавила рвоту и слабо улыбнулась.
— Просто прекрасно.
— У вас получилось, — услышала она голос Красного короля, и Ари посмотрела на почти пустой барак, Красный шел к ней с Чарли. Чарли выглядел свежее и бодрее. Она ненавидела его за это, ведь сама выглядела так, словно отдала как донор три пинты крови.
— А где мы? — спросила Ари, стряхивая пыль с колен.
— Студия в бараке. Телевидение, — улыбнулся король джиннов. — Она не пропускает звук.
— О, ты все продумал.
Красный задумчиво посмотрел на нее.
— Все еще не привыкла к перипатосу?
— Это выдала прическа? — с сарказмом спросила Ари.
Чарли фыркнул.
— Ты стала язвительнее, когда стала джинном.
— Я просто пытаюсь удержать в себе еду прошлой ночи.
Красный не забавлялся от ее поведения. Он смотрел свысока, пока Ари не сжалась.
— Ты меня звала?
— Да, простите, ваше высочество, — добавила она на всякий случай и увидела с радостью его ухмылку. — Мне снилось…
Когда Ари закончила объяснять сны, в которых она видела и сражения Лилиф с Асмодеусом, и где безликий джинн убил Лилиф, и где Лилиф жаловалась на судьбу покорной жены Азазилу, и где она говорила с Белым, и когда потеряла подругу в раннее время ее бессмертия. Красный странно притих. Он был напряжен, чего — то ожидал. Когда он понял, что все на него смотрят, мрак пропал с его лица, скрылся за маской.
Ари не собиралась позволять ему утаить важную информацию.
— Это что — то значит, да? — попыталась она.
Вздохнув, Красный выждал миг.
— Я не знаю, сколько тебе рассказать. Или откуда начать.
— Начнем с правды. Пожалуйста… дядя.
Его глаза вспыхнули от такого обращения. Вздохнув, Красный отвернулся от них, его длинная красная коса раскачивалась над кожаным ярлыком его джинсов.
— Лилиф… моя мать… пыталась все уничтожить.
— Зачем?
Он пожал плечами, бросил на Ари несчастный взгляд, как юноша, которого бросили родители.
— Нас растили с верой в равновесие, и много лет джинны бились во всех войнах людей, но потом родились мои братья и я, и мы принесли в мир новое равновесие. Теперь мы бились только в важных политически войнах. Войнах, что определяли судьбу многих, — Красный потер лоб, словно пытался увидеть воспоминания. — Я всегда знал, что маме не нравится эта ситуация. Я не знал, почему, но видел это. Шли века, рождение сыновей не принесло перемены, на которые она надеялась, и она стала затевать… план разрушения равновесия. Она начала с сыновей. В каждом из нас один из родителей проявился сильнее. В Белом, Тени, мне и Позолоченном больше Азазила. У Стеклянного, Удачливого и Сверкающего — больше от Лилиф. Она напала на Стеклянного, потому что, хоть в нем было больше от нее, он больше всех напоминал Азазила поведением. Иронично, Стеклянный был ее любимцем. Она хотела убить моих братьев, потому что за века мы ввязались в столько судеб, родов, так глубоко вплелись в ткань природы, что наши смерти порвали бы по швам наш мир, как и хотела Лилиф. Представь это царство сделанным из миллионов путей, и эти пути создали миллиарды людей, словно камни. Все эти пути связаны с семью главными дорогами — моими братьями и мной. Представь Азазила как перекресток к семи мостам, что соединяют нас с ним, с этим царством и другими. Если уничтожить дороги по одной, связи нарушатся, и пути разрушатся тоже. Останется пустошь, новый мир, где ничего нет, и выживут только сильные без связей. Этого хотела Лилиф. Она хотела После. Но я спас Стеклянного. Она была нам не ровней. Я предупредил Азазила, пытался предупредить Белого… Белый не поверил нам. Он был отравлен Лилиф. Он верил, что она пыталась защитить равновесие.
