Кинув сумку на заднее сиденье, Дэвид садится в автомобиль:
– Простите. Самолет на час опоздал.
– Ничего страшного. Мы сами только что приехали. Правда, Дани?
– Неправда. Ты ведь знаешь нашего папу. Из-за него мы выехали на час раньше, чем нужно. – Дани подставляет Дэвиду щеку для поцелуя. – Хорошо выглядишь. Господи, папа! Да трогайся наконец!
Автомобиль Джонаса вливается в транспортный поток, следуя по указателям на запад в сторону шоссе 68.
– Похоже, ты набрал пару фунтов. Снова качаешь железо? – спросил Джонас.
– И да… и нет. Я решил не поступать в нашу футбольную команду.
– Знаю. Просто увидел твою майку и подумал…
– Это просто майка.
– Потому что на прошлой неделе тренер дважды звонил нам домой. Во время весенней тренировки двое принимающих выбыли из игры из-за травм. А с твоей скоростью…
– Папа, оставь, ради бога! Я свое отыграл еще в старших классах.
– Хорошо-хорошо. Я просто вспоминаю, как играл в футбол в Пенсильванском университете… Лучшее время моей жизни.
– Я тебя умоляю. Это было полвека назад. – Дани ласково ерошит седую гриву отцовских волос. – Дэвид, как тебе папин новый имидж?
– У папы голова теперь такая же белая, как задница у нашего Ангела. Папа здорово поседел со времени нашей последней встречи.
– Издержки слишком тесного контакта с монстрами.
– А мне казалось, тебе нравится работать с детенышами Ангела?
Джонас улыбается дочери:
– Я имею в виду тебя.
В ответ Дани игриво шлепает отца по голове:
– Я ему сто раз говорила, что пора наконец начать использовать средство, убирающее седину.
– Папа, не слушай ее. Седина придает тебе более интеллигентный вид. Вроде Андерсона Купера. Только ты, конечно, гораздо старше.
– Отлично. Я ценю вашу поддержку. Кстати, Дэвид… а что слышно насчет интернатуры…
– Папа, мы об этом уже говорили.
– Но ведь есть и другие специализации по морской биологии. Мы только что заключили сделку по продаже «Морского дьявола» военно-морскому центру, в том числе и благодаря демонстрационной записи твоего пилотирования. Военные знают, что ты наш лучший пилот, и вице-адмирал сказал, что им бы пригодился хороший инструктор.
– Ты знаешь, я люблю пилотировать глубоководные аппараты, но больше люблю работать с мегами. Есть нечто особенное в этих огромных хищниках.
– Тебе нравятся большие хищники? В Сан-Диего ищут тренера для самки косатки. Я могу им позвонить…
– Проехали.
– А что не так с косатками?
– Все так, если тебе охота учить кита собачьим трюкам. А у выводка Ангела свои потребности.
– Выводка? Боже, ты говоришь о них так, будто это щенки кокер-спаниеля! Три акуленка уже крупнее взрослой большой белой акулы, а их сестрички… Дани, скажи своему брату.
Дани кивает, продолжая печатать эсэмэску:
– Эти сестренки – настоящее дьявольское отродье. Такие же огромные и злобные, как их мать.
– А почему ты зовешь их сестренками? Ведь чисто формально все пятеро являются сестрами.
– Если тебе придется видеть их каждый день, как нам с Дани, ты сам все поймешь. Возможно, они и вышли из одного чрева, но три акуленка выглядят и ведут себя совсем не так, как Бела и Лиззи. – Джонас сворачивает с шоссе 68 на шоссе 1, ведущее на юг. – А как там Корин?
– Мы расстались.
Дани поднимает голову:
– Ты серьезно? Мне она никогда не нравилась.
– Погоди-ка, – вмешивается в разговор Джонас. – А что не так с Корин?
– Она стала слишком серьезной.
– Ну и что с того, что серьезная? Чем это плохо?
– А как там мама?
– Хорошо. И нечего менять тему.
– Мама на грани нервного срыва, – встревает в разговор Дани.
– Неужели опять ПЕТА?[1]
– Хуже. Какие-то бандиты. Они называют себя R. A. W., что означает «Верните животных в дикую природу». Папе даже пришлось нанять охрану. Эти отморозки начали прокалывать шины на парковке для персонала. Я пытаюсь уговорить продюсера позволить мне их разоблачить. Ведь этим придуркам наплевать на мегов. Им просто нужна бесплатная реклама.
Дэвид молчит, предпочитая смотреть из окна на выглядывающий из-за холмов Тихий океан.
Джонаса начинает тяготить повисшее молчание:
– Ну ладно, Дэвид, не тушуйся и скажи все, что собирался сказать. Бассейн слишком мал. Акулята становятся слишком большими.
Дэвид поворачивается к отцу:
– А что говорят в законодательном собрании штата?
– То, что всегда. Больше никакого увеличения площадей. По крайней мере, не за счет побережья. Они предлагают нам шестьсот акров в Бейкерсфилде.
– В Бейкерсфилде? А почему не в Долине Смерти?
– Впрочем, есть и другие варианты. В понедельник мы с Маком встречаемся с представителями инвестиционной компании «Эмаар пропертиз» из Объединенных Арабских Эмиратов. Ходят слухи, будто они сооружают с использованием самых передовых технологий океанариум и отель в Дубае.
– Да, я слышал. Это должно быть нечто невероятное. В десять раз больше, чем океанариум Джорджии. Думаешь, они захотят взять одного из наших акулят?
– Бьюсь об заклад, что это именно так, – кивает Джонас.
«Лексус» направляется на юг по шоссе Кабрильо, затем сворачивает на Санд-Дьюнс-драйв. Дэвид во все глаза смотрит на обрушивающийся на берег прибой, невольно сравнивая ярящийся Тихий океан в районе Монтерея и мирную Атлантику штата Флорида. Ведь три последних лета Дэвид проходил практику в Океанографическом институте Харбор-Бранч в Форт-Пирсе, выполняя полевые исследования для получения степени бакалавра в области морской биологии. И вот наконец перед Дэвидом появляется знакомая чаша из бетона и стали, соединенная с океаном каналом, похожим на подводный пирс.
Океанографический институт и лагуна Танаки, ставшие родным домом для самых опасных созданий на планете.
Построенная Масао Танакой, дедом Дэвида со стороны матери, более тридцати пяти лет назад, лагуна изначально планировалась в качестве полевой лаборатории для изучения поведения китообразных. Каждый год десятки тысяч китов мигрируют из Берингова моря на юг вдоль калифорнийского побережья в поисках мелководных защищенных бухт для того, чтобы родить своих телят. И лагуна Танаки – рукотворное озеро с доступом в океан – задумывалась как идеальное мес-то для разрешения от бремени самок китов, направлявшихся в Нижнюю Калифорнию.
Чтобы построить этот океанариум, Масао взял неподъемный кредит под залог будущего своей семьи, но, когда инфляция съела все имеющиеся у него средства, ему пришлось обратиться за помощью в Японский центр морских наук и технологий (JAMSTEC). Однако JAMSTEC был в первую очередь заинтересован в создании системы раннего предупреждения о землетрясениях вдоль побережья Японии, и на Масао была возложена ответственность за бесперебойную работу ЮНИС – необитаемых информационных глубоководных станций. В обмен на финансирование китовой лагуны Масао взял на себя обязательства по выполнению высокорискованного контракта с JAMSTEC по развертыванию двадцати пяти станций ЮНИС в западной части Тихого океана на глубине семи миль вдоль сейсмически активного дна Марианской впадины.
Для выполнения этого задания сыну Масао Ди Джею пришлось сопровождать каждую станцию на «Эбис глайдере» – одноместном подводном аппарате, похожем на акриловую торпеду с крыльями. На развертывание станций ЮНИС ушло несколько месяцев, и какое-то время система работала как часы. Но затем станции одна за другой прекратили передачу данных. JAMSTEC заморозило субсидирование китовой лагуны, предъявив Масао требование оперативно устранить неполадки. Для решения проблемы необходимо было задействовать уже не один, а два глубоководных аппарата, однако Масао не разрешил второму пилоту, своей дочери Терри, совершить погружение вместе с младшим братом и обратился за помощью к старому другу.
Прежде чем стать палеобиологом, Джонас Тейлор был лучшим пилотом глубоководных аппаратов из всех, когда-либо носивших форму ВМС США… но лишь до своего последнего погружения в Марианскую впадину семью годами раньше. Пилотируя трехместный глубоководный аппарат на глубине 33 000 футов, Джонас внезапно запаниковал и совершил резкое аварийное всплытие. Это вызвало разгерметизацию кабины, в результате чего двое ученых на борту подводного судна погибли. Джонас – единственный выживший после катастрофы – заявил, что столь опасный маневр был обусловлен нападением чудовищной призрачно-белой акулы, голова которой была больше самого подводного аппарата.
