– Любовницу? Подстилку?

– Женщину, – рычит начальник службы безопасности, – тоже в отдельную? Обойдешься. Свободен. Через полчаса отбой.

Разворачивается и уходит, гулко печатая шаг по пустому коридору. Я только сейчас замечаю, как тихо вокруг. Будто все вымерли и этаж заброшен. Толкаю рукой дверь – никого. Узкое окно, закрытое рулонной шторой, двухъярусная кровать с колючим шерстяным покрывалом, тумбочка, рабочий стол и стул. Аскетично, практично, функционально и безлико. Как во всем особняке, как в каждом здании пятой армии. Как во взгляде и голосе Наилия сегодня вечером.

– Кхм, – слышу за спиной и оборачиваюсь, – как звать-то?

– Тиберий, – хриплю специально, таблетки еще не успели подействовать.

– Меня Трур.

Голос синтезирован, я уверена. Интонаций нет, слышится посторонний шум металла. У Трура над ухом имплантирован слуховой аппарат, а вместо ног протезы. Виликусами идут служить по разным причинам. Не обязательно быть инвалидом, достаточно захотеть мыть пол в особняке генерала и стричь газон на лужайке внутреннего двора. Многие считают престижным оказаться рядом с хозяином сектора. Если не офицером, то хотя бы так.

– Ночью можешь снять маску, – предлагает Трур. – Я знаю про секретность, но с нижнего яруса да в темноте твое лицо точно не разгляжу. Не мучайся зря. Я понимаю, как в ней жарко и тяжело.

– Спасибо, но нет.

Не хочу рисковать. Не привыкла еще к новому образу. Утром проснусь без маски, да так и пойду умываться, обо всем забыв. Скандал будет фантастический.

– Ладно, – кивает Трур, – тогда ляжешь спать, хлопни два раза в ладоши, свет выключится.

Тянет за молнию и выбирается из комбинезона, оставшись в одном белье. Тело чистое, шрамов нет. Сильный, красивый мужчина. Заставляю себя отвернуться от протезов. Левый до колена, а правый выше. Черные, металлические, бесшумные. Поднимаюсь по лестнице на второй ярус и ложусь спать не только в маске, но и в комбинезоне из страха, что утром Трур проснется раньше меня и увидит обман. Завтра все будет обманом – и моя смерть, и моя жизнь.

Площадка для посадки катера на одной из крыш Равэнны. Город плещется внизу приливами и отливами автомобилей, поблескивает фарами и утробно урчит. Еще немного и сыто облизнется. Ветер дует в спину, оборачиваюсь на шепот:.

– Ме…ди…ум

Он стоит передо мной в черном военном комбинезоне и молчит, даже не улыбается.

– Кто ты?

Делаю шаг и слышу хруст мелкого гравия под ногами. На мне ботинки и комбинезон. Выше. Белый ремень и бластер с военным посохом. Еще выше. Поворачиваю голову. Погоны расплываются золотом. Не вижу, сколько полос.

– Кто я?

Снова молчит, будто рот зашили или приказали. Рядом второй. Выше и сильнее, шире в плечах. Волосы длинные падают на глаза, и этот второй все время облизывается.

– Кто ты?

Теряю терпение и топаю со злости ногой. К хрусту примешивается стрекот. Оглядываюсь – жуки. Черные, блестящие, копошатся подо мной. Раздавила несколько – желтым и белым торчат наружу. Чешуйки подхватывает ветер и уносит с площадки.

Еще есть третий. Маленький и веснушчатый настолько, что на лице нет места. Сплошной солнечный ожог через мелкое сито. Уже не спрашиваю, просто жду. Четвертый, пятый, шестой.

– Все?

Кивают синхронно, значит, слышат меня и понимают команды. Только будут ли подчиняться?

– Будем.

Шесть голосов рождают ступенчатое эхо.

– Кто я, говорите!

Срываюсь в крик и хожу от одного к другому, раздавливая жуков, вглядываясь в холодные бесстрастные лица. Молчат, только сильнее вытягиваются струной.

– Хорошо, я сама придумаю вам имена.

– Уже, – отзывается первый. – Юрао.

– Лех, – говорит второй.

– Инсум, – шепчет третий.

Ветер уносит имена вихрем сломанных крыльев мотыльков.

– Тиберий, подъем!

Резко открываю глаза и вижу темный потолок. Тихо в комнате, даже дыхания не слышно, хотя внизу спит Трур. Жарко в комбинезоне, тело от перегрева будто ватой обложили. Слабость прочно поселилась в мышцах. Расстегиваю молнию и поднимаю черную маску на лоб. Лицо чешется, скребу ногтями с наслаждением. Сколько так выдержу? И что это был за кошмар странный?

«Юрао, ты здесь? – чувствую мысленный ответ далеким шепотом. Таким же, как эхо от шести призрачных голосов. – Ты там один?»

«Нет».

Снова кажется, что голосов стало больше. Беда. Обострение? То самое, которым пугал психиатр. Доигралась без таблеток. Способности не хотела блокировать.

«Неужели, правда, шестеро?»

«Говорить могут только трое».

Почему молчат остальные, не спрашиваю. Жутко так, что не до этого. Комната качается и подергивается дымкой. Может быть, я до сих пор сплю? Бывает же продолжение сна. Щипать себя за руку лень. И так понимаю, что наяву.

«Откуда вы взялись?»

«Звала нас, и мы пришли».

Врут. Не звала я, не помню такого. Или не чувствую и не понимаю. Даже голос Юрао от собственных мыслей иногда отличить трудно, а если голосов больше, чем один? И как долго так было?

«Почему сейчас заговорили?»

«Ты изменилась».

И снова не понимаю, кто отвечает: Юрао, Лех или Инсум?

«Лех старший среди нас. Он не будет говорить с тобой. Юрао выбрали».

Накрываю лицо подушкой, чтобы не слышать собственный стон. Теперь только Аттия может сказать, сошла ли я с ума окончательно. Матушка видит всех духов, Юрао даже слышала. Не знаю, что лучше – паника или истерика? Мечусь между ними и слышу снизу скрип.

– Тиберий, ты проснулся? – спрашивает виликус.

– Да.

– На выход тогда. Умываться, пока все спят.

Здравая мысль, но быстро успокоиться все равно не получается. Дышу мелкими глотками и переваливаюсь через край койки на лестницу. Пока нащупываю ногой перекладину, виликус успевает одеться и обуться.

– Вы куда? – спрашиваю, радуясь, что таблетки, наконец, изменили голос.

– Ты куда, – поправляет Трур. – С тобой.

Икаю от испуга, вцепившись в лестницу.

– Проконтролировать, – непреклонно заявляет старший виликус, толкая дверь рукой, – ну и показать заодно, где у нас общий душ.

Коридор будто психиатрическая клиника ночью. Та же вязкая тишина и пустота. Прямые переходы с четким ритмом дверей одинаковы в любом месте. Не важно, чем окрашены стены, какие висят светильники – просто тоннель, несущий вперед, как вагонетку под уклон. Иду, не чувствуя шагов, тянусь за силуэтом виликуса. Общий душ третий от лестницы. Внутри светло и пахнет самодельным мылом. Вдоль левой стены ряд умывальников с зеркалами, вдоль правой – душевые кабины. Отделано помещение прохладным голубым мрамором. Краны, ручки, держатели для полотенец – хромированные. Сами полотенца белоснежные, на каждом глиф с именем. Личные, подписанные. Трур запускает меня и встает в проем двери.

– Мойся, я не обернусь.

Зубы чищу, размазывая пасту пальцем по деснам. Плещу в лицо холодной водой и отфыркиваюсь. Распаренная под маской кожа успокаивается. Хороший выход с ранним подъемом. Вечером умываться тоже буду после команды отбой.

– Сколько циклов отсчитал с рождения?

Синтезированный голос скрипит, и виликус трогает черную блямбу импланта над правым виском. Главное сейчас – не ошибиться. Рядовые оканчивают училище на восемнадцатом цикле, лейтенанты позже на пять циклов. Рэм пошутил насчет ожогов и импотенции, но остальной части легенды, как я понимаю, нужно придерживаться:

– Восемнадцать.

– Мелочь пузатая, – заявляет виликус уже гораздо чище и тембром голоса выше. Отрегулировал. – Теперь понятно, почему правильный такой. Временами до дурости.

Обижаюсь на «пузатую мелочь», но молчу. Конечно, до дурости. Так боюсь разоблачения, что сплю в одежде. Скатываю маску обратно до подбородка и шагаю к выходу.

– Подожди меня, – просит Трур, – в смену все равно вместе заступаем.