А девушка, которая должна была умереть, ходила повсюду, заходила в каждую палатку руссов, прощалась с ними.
В пятницу, между полуднем и закатом солнца, руссы повели девушку к чему-то, сделанному наподобие навеса или выступа у дверей. Она стала на ладони мужчин и, поднятая ими, посмотрела на этот навес, сказала что-то на своем языке и была опущена. Она сказала: «Вот вижу отца моего и мать мою». Затем ее подняли во второй раз. Она сделала то же самое и сказала: «Вот вижу всех родителей, умерших родственников, сидят». Подняли ее в третий раз, и она сказала: «Вот вижу моего господина; сидит в саду, в раю, а рай прекрасен, зелен; с ним сидит его дружина и отроки. Он зовет меня. Ведите меня к нему». Ее повели к лодке. Она сняла свои браслеты с рук и подала их ангелу смерти – старой женщине. Она сняла обручи – кольца со своих ног и отдала двум девушкам, которые ей прислуживали; они прозываются дочерями этой старухи, то есть дочерями ангела смерти. Потом ее подняли на лодку, но не ввели в палатку, где лежал мертвец. Пришли мужчины со щитами и палками и подали ей кружку с пьяным напитком. Она взяла ее, пела над ней песню и выпила ее. Это она прощалась со своими подругами. После того ей подали другую кружку. Она взяла и запела длинную песню. Старуха торопила ее выпивать кружку скорее и идти в палатку, где ее господин. Я видел ее в нерешимости, она изменилась. Неизвестно, желала ли она войти в палатку. Она просунула туда голову. Старуха взяла ее за голову, ввела ее в палатку и сама вошла за ней. Мужчины начали стучать по щитам палицами для того, вероятно, чтобы не слышно было ее криков, чтобы это не устрашило других девушек, готовых также умереть со своими господами.
В палатку вошло шесть человек и простерли девушку обок с ее господином; двое схватили ее за ноги и двое за руки, старуха – ангел смерти обвила ей вокруг шеи веревку, за конец которой взялись остальные двое мужчин. Старуха-ведьма, ангел смерти, подошла с большим ширококлинным ножом и начала вонзать его между ребер жертвы, а двое мужчин тянули за концы веревку и душили девушку, пока не умерла.
После того под лодку подложили дров, и ближайший родственник покойного, взяв кусок дерева, зажег его и, держа в руке, пошел к лодке задом. Он первый зажег костер; за ним стали подходить остальные люди с лучинами и дровами; каждый бросал в костер зажженную лучину и дрова. Вскоре огонь охватил дрова, затем лодку, потом палатку с мертвыми и со всем, в ней находящимся. При этом подул сильный, грозный ветер, пламя усилилось и все больше и больше распространяло свое могущество. Подле меня стоял человек из руссов, и я слышал, как он разговаривал с толмачом (переводчиком). Я спросил толмача, о чем он вел с ним речь. Он ответил, что русс сказал ему: «Вы, арабы, народ глупый. Вы берете любимого и почтеннейшего для вас человека и бросаете его в землю, где его поедают гады и черви. Мы в одно мгновение сжигаем его в огне, и он в тот же час входит в рай». Затем этот человек засмеялся и проговорил: «Бог любит покойника: послал сильный ветер, и огонь унес его в одночасье»; и действительно, не прошло и часа, как лодка, дрова и оба мертвеца превратились в пепел».
Так рассказывали арабы, посещавшие нашу родину для торговых целей, про нравы и обычаи руссов в половине IX столетия.
Из приведенных рассказов мы видим, что нравы наших предков были в это время уже несколько мягче, чем во времена скифов, но тем не менее они оставались такими же язычниками, как и прежде, и поклонялись идолам. Главным идолом, изображавшим древнего арийского всемогущего бога, считался Перун – бог молнии. Потом очень почитался Велес, или Волос – бог скота и домашнего богатства; за ним шли Ладо – бог веселия, любви и согласия, Ярило – бог плодородия, Купало – бог земных плодов и некоторые другие. Кроме этих главных, или, так сказать, общих богов, народ верил также в местных или домашних богов: в домовых, водяных, леших, обитавших в лесах, в речных русалок, в ночных кикимор и в прочую нечисть.
Храмов у наших языческих предков не было; места же, где стояли идолы больших богов, назывались капищами; это были площадки, где идолы помещались на каменных плитах и колодах. Тут совершались и жертвоприношения; жертвовались обыкновенно плоды, овощи и скот. Человеческие же жертвы в те времена приносились уже редко. Особого сословия священнослужителей или жрецов не было, так как жертву приносил каждый сам за себя или за свою семью и род, но в народе было довольно много волхвов или кудесников, к которым любили обращаться за советами и предсказаниями.
Кроме рассказов арабов о состоянии Русской земли в половине IX века, у нас имеются сказания о тех же временах и нашего первого летописца. Свою летопись он начинает повествованием о расселении народов, происшедших от колена Иафета. Из этого повествования видно, что в половине IX столетия Русскую землю заселяли следующие славянские племена: по Днепру у Киева и ниже – до хазарских владений – сидели поляне; выше их, по Днепру же, там, где широкая русская равнина, идущая от Черного моря, – поле – сменяется русским же могучим лесом, сидели древляне, так прозывавшиеся, ибо жили в лесу среди деревьев; севернее древлян по реке Припяти жило племя дреговичей; восточнее дреговичей по реке Соже – радимичи; еще восточнее, по рекам Сейму и Десне – северяне. По реке Полоте, притоку Западной Двины и по верхнему и среднему течению последней реки, сидели полочане. В Волковском лесу, на возвышенной местности, откуда берут начало почти все великие русские реки, было расселено племя кривичей, так называвшееся по причине большой кривизны рек, на которых они жили.
Восточнее кривичей, по реке Оке, сидели вятичи, а севернее кривичей, вокруг озера Ильмень, в нынешней Новгородской стороне, – славяне ильменские.
Наконец, на Западном Буге сидели бужане, или волыняне; между Южным Бугом и Днестром – тиверцы, а у устья самого Днестра – уличи.
Вот названия славянских племен, населявших Русскую землю в IX столетии по Рождеству Христову.
Все эти племена жили родовым бытом и сохраняли все обычаи этого быта: отдельный человек подчинялся порядкам своего рода, а целый род покровительствовал каждому своему родичу, причем за обиду его полагалась кровавая месть целым же родом.
Безродный же человек назывался сиротой и имел самое убогое место среди людей, между которыми жил.
Большинство славян, как люди, занимавшиеся сельским промыслом, жило селениями; несколько селений одного рода или племени составляли обволость, или волость; в такой волости власть принадлежала старейшинам – князьям. Эти старейшины жили зачастую в городках или городах. Там же, вокруг них, жили ратные люди, составлявшие княжескую дружину, промышленники, ремесленники и купцы. В некоторых городах, главным образом торговых, где собиралось много разного люда со всех сторон, вместе с князьями дела решало вече, то есть собрание выборных людей от города. Городки рубились также и тогда, когда предки наши продвигались в местности, заселенные туземным коренным населением, по большей части финскими племенами, обитавшими на севере и востоке Русской земли. В этом случае городки представляли крепости, в которых порой отсиживались и выдерживались осады до прихода подмоги.
Из городов IX века более значительные были следующие: Ладога на озере Нево, Изборск на Великом озере; вскоре около него возник и Псков, затем Новгород на озере Ильмень; Смоленск на верхнем Днепре; Полоцк на реке Полоте; Чернигов на Десне – притоке Днепра, а на самом Днепре Любек, и затем Киев – в том месте, где когда-то святой апостол Андрей Первозванный водрузил крест.
Наконец, славяне имели свои города и среди финских племен на востоке: Белоозеро среди веси, Ростов у мери и Муром среди муромы, мещеры и мордвы.
Вот главнейшие древние города Русской земли.
Вообще, в Русской земле городов было тогда много, почему шведы и прозвали ее «Гардарик», или страна городов.
Про сооружение Киева существует два предания: по одному – его построили три брата: Кий, Хорив и Щек, жившие со своей сестрой Лыбедью на соседних к Киеву горах, а другое предание гласило, что когда-то, в отдаленное время, здесь был перевоз через реку Днепр, и перевозчиком был некто Кий, почему и говорили – едем к Киеву перевозу; отсюда и пошло название Киев.
