17 сентября с раннего утра все пассажиры, а главным образом пассажирки нарядились в лучшее платье и ходили все в веселом и несколько приподнятом настроении; я догадался, что подплываем к Америке.

Стали встречаться пароходы и парусные суда, показались чайки, затем на горизонте начали обрисовываться едва заметной чертой берега Америки.

Вид на Нью-Йорк с моря

Только тот, кто сам испытал долгий и опасный переезд через океан, может понять то чувство радости и нетерпения, которое охватывает всех пассажиров при приближении к берегу.

Наше путешествие продолжалось ровно пять суток.

В 5 часов вечера «Мавритания» остановилась посредине обширной Нью-Йоркской гавани. К ней тотчас же подошел и стал рядом небольшой пароход с таможенными чиновниками.

Началась скучная и долгая процедура с багажом, который был весь отобран от пассажиров. Затем каждую вещь клали в отдельный мешок и с громадной вышины, с «Мавритании», спускали по наклонным доскам в трюм таможенного парохода, причем чемоданы сильно уродовались.

Вид из гавани на Нью-Йорк представляет оригинальную картину. Вы видите перед собой целый ряд высочайших зданий, похожих на фабричные корпуса, это так называемые здесь небоскребы, некоторые из них имеют вышину 46 этажей, они на европейцев производят подавляющее впечатление.

В гавани и в порту было большое движение разных судов и пароходов. Из последних особенное внимание обращали на себя большие пароходы в несколько застекленных этажей, ярко освещенных электричеством, и с тупыми носами.

Впоследствии я узнал, что эти странного вида пароходы входят прямо в пристань, упираются в нее носом вплотную, затем забирают публику, лошадей с экипажами и с возами и перевозят их на другой берег реки Гудзон, к вокзалам железной дороги. Означенные пароходы находятся в движении и день и ночь.

Наконец, к 8 часам, была окончена скучная работа с багажом, и «Мавритания» тихо двинулась к пристани, около которой ее ждали под парами 12 маленьких пароходов, которые зацепили канатами корму нашей великанши, чтобы подтащить ее к пристани, и началось смешное пыхтение и фырканье этих пигмеев. После долгих усилий им наконец удалось притащить «Мавританию» к пристани, на которую все спешили выйти. Вышел и я и стал искать в громадном здании пристани, длиной не менее полверсты, встречавшего меня священника-миссионера Владимира Владимировича Александрова. Народу на пристани было несколько тысяч, и мне стоило большого труда его найти. Наконец мы с ним встретились, облобызались, и он тут же представил меня своей супруге Розе Петровне.

Затем мы получили из таможни мой багаж и все отправились в первоклассный отель «Бельмонт», который находится прямо против Центрального вокзала; этот отель имеет 23 этажа над землей и 4 этажа под землей; фундаментом этого грандиозного здания служит гранитная скала.

«Бельмонт» был открыт летом 1906 года; постройка его потребовала времени (4 года) и стоила 10 миллионов долларов.

Этот дом имеет собственный выход на подземную дорогу на Четвертой авеню. В нем за 5 долларов дали мне в 17-м этаже роскошный номер с ванной и уборной комнатой.

Как наружное, так и внутреннее устройство американских отелей очень оригинально.

Отель «Бельмонт», в котором я поселился, представляет собой большое и очень высокое коробкообразное здание самой простой архитектуры, но внутренняя отделка его чрезвычайно богата и роскошна.

Вы входите в большой светлый и высокий вестибюль, прекрасно отделанный розовым мрамором, убранный цветами и обставленный роскошной мебелью. Здесь всегда много публики, располагающейся как у себя дома; вас никто не спрашивает, зачем вы сюда пришли, что вам нужно, – каждому предоставляется полная свобода пользоваться этим прекрасным помещением.

Затем имеется богатый ресторан, концертный зал, где каждый желающий может бесплатно слушать музыку и пение, банк, биржевая комната, где выставляются телеграммы с бирж всего света, бар и прочее.

Против входа помещается за прилавком контора, а по-английски – «офис». Если вы желаете занять номер, то обращаетесь в офис, где вам дают книгу, в которой вы пишете свое имя и место, откуда прибыли, и вам выдают ключ от номера.

Все многочисленные американские отели по своему устройству и порядкам похожи один на другой.

У себя в номере, в 17-м этаже, куда я поднимался на лифте с быстротой молнии, мне пришлось наблюдать интересное явление: на стене висела в раме большая гравюра; я обратил на нее внимание, потому что она качалась как маятник; я вначале подумал, что она с механизмом; посмотрел – ничего механического нет; пустил – опять закачалась… тут я понял, что качается не картина, а сам «Бельмонт».

Когда я бывал в своем «высочайшем» номере, я каждый раз прислушивался к особенному шуму и гулу Нью-Йорка. Он похож на гигантскую фабрику, где круглые сутки, и день и ночь, все стучит, гремит и гудит, не умолкая ни на минуту.

Вид из моего номера на город и гавань очаровательный; я подолгу любовался дивной картиной.

В день моего приезда в Нью-Йорке проходило празднование Гудзона-Фултона[1]. Весь город был иллюминован электричеством. На темном фоне ночи особенно красивую картину представляли собой Бруклинский мост и фабрика Эдисона – они были унизаны миллиардами электрических лампочек. По приезде мы тотчас же отправились на автомобиле любоваться иллюминацией. На улице было множество гуляющих и катающихся в экипажах и автомобилях; последние ехали в несколько рядов шагом и с большими остановками. Когда мы добрались до Пятой авеню, то увидели длинный ряд высоких белых колонн, иллюминованных зелеными лампочками; эта декорация представляла очень красивую картину.

Свернув в боковые улицы, мы поехали в отель «Астор»; здесь мы осмотрели его грандиозный концертный зал, затем поднялись на лифте на крышу 24-го этажа, где разбит большой сад с гротом, фонтаном, большими деревьями, кустарниками и массой цветов. Мы с удовольствием гуляли в этом диковинном американском саду и долго любовались оттуда иллюминованным Нью-Йорком, после чего спустились вниз, в ресторан, – ужинать.

Движение на улицах Нью-Йорка

Нью-Йорк, имеющий жителей более четырех миллионов, быстро растущий в вышину и длину, расположен на узком и длинном острове Манхэттен. Почва его – сплошной твердый гранит. Планировка города правильная, он весь разделен на небольшие кварталы, по-здешнему – блоки; улицы широкие, чистые и прямые, названий не имеют (исключая двух главных – Бродвея и Бауэри), а называются цифрами – 1, 2, 3, 4-я и так далее; всех улиц – 250. На многих из них, в центральных частях, мостовые сделаны из деревянных плит никольсоновской системы и содержатся в большом порядке и чистоте.

Движение на улицах чудовищно большое и шумное, особенно сильно гремят воздушные железнодорожные поезда, которые тысячами летают по всему городу. Тут движение со всех сторон – над головой, с боков и под ногами, все и всё куда-то летит с головокружительной быстротой. Здесь даже похоронные процессии едут рысью, потому что время – деньги.

В центре города, на больших улицах, по широким асфальтовым тротуарам подростки, мальчики и девочки, ловко лавируя между публикой, быстро катаются на колесных коньках.

Я первое время не мог один перейти улицу – боялся, что задавят, но потом привык и перебегал свободно.

Особенно сильно движение на Пятой авеню и на главной улице – Бродвее. На последней помещается множество театров и больших универсальных магазинов, стены которых испещрены вывесками и поразительными рекламами; из последних особенно красивы и оригинальны ночью электрические. Например: высоко на крыше стоит дама под зонтом, идет дождь, причем подол ее платья сильно колышет ветром – все это исполнено электричеством; далее громадная бутылка, величиною не менее сажени, ежеминутно откупоривается и из нее течет в стакан «электрическое» пиво и другие.