Ему было мерзко думать об этом, но каждое сообщение об очередной казни становилось для него поводом для радости — хоть что-то нарушило привычный порядок вещей.

Уилсон был молод и оказался здесь по причине всплеска гормонов и собственной юношеской глупости. Через два года, когда ему разрешат поехать в отпуск, он многое поймёт. Несмотря на то, что раньше, чем через пять лет с острова его не отпустят, он всё равно всё ещё будет мал. Тогл был очень похож на Бернарда: ему и на острове не нравилось, и на материк не хотелось, его часики тикали, отмеряя время на этой планете, но менять что-либо он не собирался. Кетл работал в тюрьме и приплывал на малый остров всего на пару часов. Он привозил припасы и тела, но Бернарду казалось, что он не так уж сильно отличался от них.

Может, он и был всё ещё болтун и врун, но он был таким же человеком, у него была душа.

Бернард радовался каждому приезду Кетла, его историям и сплетням о том, что творилось на Большом острове. Но и его отъезду он радовался не меньше.

Дела на острове шли своим чередом, никаких выдающихся событий, так что приходилось развлекать себя своими силами, например, сидеть и ждать очередной казни. Бернард уселся в кресло у окна и открыл книгу. Последней он прочитал "Над пропастью во ржи", и она ему жутко не понравилась. Он столько слышал о ней, что это шедевр мировой классики, но уже через несколько глав он искренне жалел, что ребёнок не сдох на первой же странице. У него было много общего с тем ребенком. История героя, на его взгляд, могла бы вам понравиться, только если бы вам было 15 и вам показалось, что это круто.

Теперь у Бернарда в руках была другая книга, и, возможно, она будет получше предыдущей.

Но он поймал себя на том, что не особо вчитывается в сюжет. Он снова думал о своей проблеме. Он думал, как бы ему убраться с острова, чем он будет заниматься на материке, и чем больше он об этом думал, тем больше утверждался в мысли, что останется здесь до тех пор, пока его не увезут насильно. Он часто задумывался об отставке просто потому, что ему казалось, что именно так ему и нужно поступить, но он этого не хочет. А на следующий день он снова возвращался к этим размышлениям, как будто они имели для него какой-то особый смысл. Самому себе он напоминал стареющего пса на цепи, жаждущего следующей кормежки — единственное событие, которое могло произойти с ним, — и прикончившего очередную порцию, снова ждущего следующей.

Смеркалось. Бернард взглянул на часы — всего через 15 минут окончательно стемнеет, тогда он выключит свет и будет ждать. И еще через час зажгутся фонари вокруг места, которое он называл своим домом, вспыхнут огни на стенах тюрьмы, давшей ему работу. Бернард не знал, как это работает. Острова получали энергию из одного источника, ходили слухи, что в море под толщей воды были спрятаны водонепроницаемые батареи. Но в этом он сомневался, скорее всего, под водой проходил кабель, и, само собой, на каждом острове был свой запасной генератор. Огни тюрьмы начинали мерцать, когда очередной заключённый получал свою дозу электричества. Спустя какое-то время приплывала лодка Кетла, а потом были похороны.

Под окном он увидел Уилсона. Он сидел в шезлонге среди своих растений, оттуда он мог отчётливо наблюдать за тюрьмой, оставаясь в тени деревьев. Тогл, наверно, уже ждал у причала, курил сигарету или жевал табак. Уилсон обернулся, посмотрел наверх и крикнул: Пора бы уже!

Это верно, — ответил Бернард, сделав вид, что только сейчас об этом вспомнил.

Они ждали уже целый день, могила давно выкопана. Скоро приплывет лодка, тело опустят в яму, потом они закидают его с помощью погрузчика и утрамбуют лопатами, а потом наступит завтрашний день. Бернард сделал себе кофе из не очень-то чистого чайника, перелил его в не очень-то чистый пластиковый стаканчик, открыл упаковку шоколадного печенья и сел обратно в кресло, поставив кофе с печеньем на столик. Он много читал о казнях и запомнил, что зеваки всегда приносили с собой что-нибудь пожевать в ожидании главного события. В какой-то мере он делал то же самое.

Бернард обмакнул печенье в кофе и съел его. В наступающих сумерках небо стало свинцовым и тяжелым. Он внимательно следил за зданием тюрьмы. По верхней кромке тюрьмы желтые огоньки выстроились в ряд, словно желтые глаза. Бернард понятия не имел, где именно находится эта комната, где осуществляется казнь. Кетл говорил, что она расположена в дальней части здания, а большего он и сам не знал.

Бернард снова взглянул на часы, отхлебнул кофе. Огни на стенах тюрьмы из желтых стали тыквенно-оранжевыми. Как и в его комнате, свет оставался приглушенным довольно долгое время.

Наступила глубокая ночь, оранжевые огни тюрьмы отражались в воде, затем цвет на стенах тюрьмы и в комнате Бернарда стал ярче, и в воде отразились ярко-желтые огни, казнь завершилась. Но затем светильники снова моргнули, в этот раз свет погас. Возможно, это была лишь игра воображения, но Бернарду почудился запах озона. Он ждал, всё ещё темно, и вот, наконец, снова зажегся свет, яркий и желтый. "Черт," — подумал Бернард, он мог припомнить только один случай, когда пришлось дергать рубильник во второй раз — что-то пошло не так и пришлось повторять процедуру. Но в этот раз свет не просто приглушился, он выключился напрочь на несколько секунд.

Пока Бернард предавался размышлениям, свет снова погас. Он так удивился, что вскочил с кресла, задев столик и опрокинув кофе на пол, он почувствовал тепло и понял, что залил кофе свои носки. Он подошел к окну и принялся ждать, секунда, две, три, он успел дочитать до восьми, когда снова зажегся свет, яркий, теплый, желтый. Он лился из окон тюрьмы и мягко отражался на поверхности моря, казалось, что затонул огромный корабль, но его фонари продолжали светить под толщей воды.

Херня какая, — раздался голос Уилсона откуда-то из сада.

Да уж, — ответил Бернард, свесившись из окна, — полная херня. Ты когда-нибудь видел подобное?

Уилсон выбрался из шезлонга и стоял, повернувшись лицом к Бернарду.

Неа.

Номер 486 не удалось поджарить за один раз, тогда свет мигнул два раза. Ну что бы три, нет, такого я никогда не видел.

486 — самое крайнее у дерева, — сказал Уилсон.

Ага, это она, нам пришлось пустить ток два раза. Первый заряд её не убил, только со второго раза им это удалось, но о таком я никогда не слышал. Три удара — это же кого надо было три раза током шарахнуть, может, неполадка какая. Возможно, только с третьего раза получилось подать достаточно тока и прикончить бедолагу.

Господи, — пробормотал Уилсон, — это же как должно было долбануть.

Хороший вопрос, походу скоро нас ждет работенка, — вопрос был риторическим, поэтому Бернард не ответил.

Он отошел от окна, и в этот момент снова погас свет. Темнота, свет вернулся.

А вот это, сказал Бернард Уилсону, стоящему под окном, — ты бы назвал несусветной хернёй.

Бернарда пробил озноб, как если бы ветер принес прохладу с моря, только вот не было никакого ветра, на деревьях даже листья не шелестели. Скоро как по часам поднимется ветер, всколыхнёт волны, закачает ветви деревьев, но сейчас остров был неподвижен, как тот проклятый мертвяк, дымящийся на электрическом стуле. Бернард поднял пластиковый стаканчик, поставил его на тумбочку, а затем подобрал печенье и доел его. Пол всё равно был чистым, а он очень хотел печенье.

Закончив уборку, он подошел к шкафу, достал бутылку с жидким антацидом и отпил прямо из горлышка. На вкус лекарство напоминало мел, Бернард не знал, чем вызваны его проблемы с желудком. Работа была не такой уж хлопотной, но вот живот часто болел.

Возможно, так сказывались последствия его прошлой жизни или что-то наследственное. А может быть, перенервничал из-за воспоминания той жуткой казни, как бы то ни было, два-три раза в неделю ему приходилось принимать лекарства.

Как он и ожидал, подул морской бриз, он услышал шелест листьев, больше напоминавший кашель туберкулезника. Ветви ударялись друг от друга и гремели, как игральные кости в стаканчике игрока. Ветер принес прохладу.