Согласно орденской легенде, именно эти слова сухощавый падаван Думитру Дуку сказал магистру Тивокке, когда прославленный вуки заявил, что нигде не бывает таких застолий, как на Кашиике. Предложенное Дуку соревнование в застольной доблести магистр Тивокка проиграл, и за это ему через неделю пришлось лезть на главную башню Храма и кричать оттуда, что он Кинг-Конг. Когда эта история дошла до Йоды, он в первый раз задумался, не вырастет ли из его падавана что-нибудь не то.

На стороне брата Оби-Вана была Сила. На стороне отца Тука было огромное чрево и годы тренировок. Сначала у состязающихся в искусстве пития кончилась баранина. Потом закончился лук.

- Не посоревноваться ли вам в чем-нибудь еще? – предложил Робин Гуд, опасаясь, что кончится и пиво и с утра всем вольным стрелкам придется пить из лужи.

«Оби, послушай его! – приказала Живая Сила. – Я тебе не искусственная печень. Сначала Дуку, потом Квай, ученичок его, теперь ты… Споите вы меня, окаянные!»

- Не мешало бы … пострелять, - признал отец Тук, вставая и разминая ноги. Вызывать брата Оби-Вана на кулачный поединок он уже опасался. – Вот только найдем хорошую мишень…

Учителя в Храме неоднократно пытались убедить юного Оби-Вана в том, что храбрость сама по себе ничего не значит, а важно следование воле Силы. Оби-Вана это убеждало только в том, что эти учителя сами ничего не стоят, что и подтвердилось при Мелиде, когда Сила приказала джедаям отступить и бросить мелидских подростков погибать на войне.

- А ну, стреляй в меня! – крикнул Оби-Ван, отходя на десять шагов и выхватывая тяжелый двуручный меч одной рукой с легкостью, которую он себе только что запретил. – Отобью три твоих стрелы – три щелчка тебе по лбу.

- Отец Тук, не стреляй! – попытался удержать хмельного монаха Робин, но тот уже отправил в Оби-Вана первую стрелу. Оби-Ван с легкостью принял ее на клинок. Вольные стрелки ахнули как один человек. Отец Тук выстрелил во второй раз.

- Еще стреляй! – потребовал Оби-Ван, даже не думая о том, насколько он близок к провалу. Отец Тук выстрелил в третий раз и поглубже надвинул шлем.

«Ты медитировать будешь или нет?» – спросила Живая Сила у Оби-Вана, когда тот уже засыпал.

«Иди в баню», - ответил невежливый Оби-Ван, переворачиваясь на другой бок.

«Джедай, на Силу не обращающий внимания, Темную Сторону слушает», - заметила Живая Сила назидательным тоном, очень похожим на тон магистра Йоды.

«Никого я слушать не хочу, - проворчал Оби-Ван, - я спать хочу».

Живая Сила некоторое время помолчала, но как только Оби-Ван захрапел, выдала такое колебание, что Кеноби подскочил.

«Ну ты как миллион голосов», - оценил Оби-Ван.

«Да что же это такое! – возмущенно воскликнула Живая Сила, не обращая внимания на подколку Оби-Вана. – Весь Храм, десять тысяч человек, медитирует часами. Совета моего ищет, единения со мной добивается. А этот, молокосос, разговаривать не хочет! Ну-ка, поговорил со мною, быстро!»

Оби-Ван вспомнил, как учитель Квай-Гон неоднократно говорил ему, что Живая Сила женского рода, и решил с ней пока не спорить.

«Что бы тебе с кем другим не поговорить, а?» - спросил Кеноби, садясь в медитативную позу и думая тем немного Живую Силу задобрить.

«Спят они в Храме своем все, - ответила Живая Сила. – Режим у них. А ну-ка, ногу по-другому положи!»

«Что я, ногой с тобой буду разговаривать? – тут же огрызнулся Оби-Ван, давая волю всей накопившейся падаванской досаде на методы магистра Йоды, который считал, что Силу можно слушать, только стоя на одной руке вниз головой. – Хотя я могу и ногой – как с отцом Туком вместо здрасте».

«Ну ты не обижайся», - уже примирительно сказала Сила, и Оби-Ван снова заметил себе, что учитель Квай-Гон был прав, утверждая, что чем меньше с Силой мы проводим, тем больше нравимся мы ей. Оби-Вану припомнился еще сенатор Палпатин, который однажды доверительно сообщил ему, что некоторых женщин пленяет требовательность и жестокость, но Кеноби решил, как и тогда, что Палпатин просто старый извращенец.

«Давай, спроси меня что-нибудь, - снова пнула Оби-Вана Живая Сила. – Про будущее, про судьбы Галактики. Всю правду расскажу, касатик».

«Ага, - скептически отозвался Оби-Ван. – Про то, что что-то там не видно взгляду. Скажи лучше, где тут ручей – пить хочу».

«Грубый, невозвышенный мужлан! – возмущенно воскликнула Живая Сила. – Направо твой ручей, через кусты».

После бесед с Живой Силой Оби-Ван проснулся довольно поздно. В лагере вольных стрелков царило мрачное оживление. Сначала Оби-Ван думал, что мрачность объясняется общим похмельем, но потом в середине поляны появился Робин Гуд.

- Братья! – воскликнул Робин. – Что мы клялись сделать, если кто-то из нас попадет в руки шерифа?

- Освободить! – в один голос ответили стрелки.

- А если придется ради этого идти на смерть?

- Идти на смерть!

Оби-Ван поправил оба меча, на поясе и за спиной, и порадовался тому, что с утра по джедайскому обычаю привел себя в порядок. Правда, на медитацию и очередные разговоры с Живой Силой его не хватило, но Живая Сила пока не требовала внимания – вероятно, джедайский Храм проснулся раньше Оби-Вана.

За размышлениями о Силе Оби-Ван не заметил, как к нему подошел Робин.

- Чужеземец, - сказал Робин Гуд. – Ты великий воин, но ты пока не один из нас, и было бы несправедливо вести тебя в битву вместе со всеми. Но если, - Робин замялся, не зная, правильным ли будет это предложить, - если ты согласишься идти с нами, некоторые из нас в первый раз со своего рождения возблагодарят небеса.

- Это кто кого еще в битву поведет, - немного заносчиво ответил Оби-Ван, о высокомерии которого в свое время сокрушался сам Йода.

Вилли Статли был из тех редких людей, которые честь ставят много выше жизни, а смерти боятся не больше, чем пустяковой раны. Промозглым холодным утром, стоя со связанными за спиной руками на опушке родного леса, Вилли глубоко вдохнул воздух и оглядел собравшихся вокруг слуг шерифа так, словно он только что побил каждого из них в поединке.

- Слышь, шериф, - хрипло сказал Вилли Статли. – Прикажи своим людям вернуть мне мой меч. Я хочу погибнуть в бою, даже если против меня будет вся твоя дружина.

- Ты будешь повешен, - пролаял шериф, глядя на Вилли слезящимися от раннего пробуждения глазами. – Ваша деревенская мразь не заслуживает права на честь.

- Развяжите мне хотя бы руки, и я посмотрю, как вам удастся повесить меня, - огрызнулся Вилли, отпихивая двух слуг шерифа, которые хотели схватить его под локти, но к ним на помощь тут же подоспели еще четверо.

- Тащите его! – приказал шериф, но Вилли Статли в очередной раз вырвался и сам шагнул к виселице. Вилли уходил из мира с песней.

Привет вам, тюрьмы короля,

где жизнь влачат рабы!

Меня сегодня ждет петля

и гладкие столбы.

Прости, мой край!

Весь мир, прощай!

Меня поймали в сеть.

Но жалок тот,

кто смерти ждет,

не смея умереть!***

Оби-Ван, наблюдавший за этой сценой из кустов, заметил, что Вилли Статли намного убедительнее десятка магистров, вещающих про то, что нет смерти, а есть Сила. Кеноби положил руку на меч и вышел из кустов навстречу Вилли.

- Вы не хотите казнить Вилли Статли, - сказал Оби-Ван конвоирам и почувствовал прилив озорства. – Вы хотите набить морду шерифу Ноттингемскому.

Но стражники, вопреки его ожиданиям, не развернулись к помосту, где восседал шериф, и даже не остановились. Они схватились за горло и медленно осели вниз, словно кто-то применил на них форсгрип от всей ситхской души.

«Эй, Сила! – удивленно воскликнул Оби-Ван. – Ты там как, живая?»

«Здесь я, - проворчала Живая Сила, и шериф турманом слетел с помоста, хотя Оби-Ван о нем даже не думал. – Ох, и злая же я с похмелья! Думаешь, с чего бы это в Храме сухой закон всегда был?»