9 января 1924 г., в годовщину Первой русской революции, в двух рабочих центрах Москвы – в «Первой Образцовой типографии» и в клубе «Труд и творчество» Симоновского района – прошел инсценированный суд над Зубатовым и Талоном, по результатам которого была издана одноименная книга под редакцией писателя и критика Валериана Фёдоровича Плетнёва. Как признавался Председатель суда в своем вступительном слове: «Почему необходимо судить именно их? Потому, что очень часто их имена произносятся наряду с воспоминаниями о 9-м января. Первое имя – Зубатова – с презрением, второе – Гапона (он ведь шел с крестом впереди толпы) – иногда сочувственно, и почти всегда его роль в событиях 9-го января для широких масс недостаточно ясно выявлена»[28].
Обложка книги под редакцией В. Ф. Плетнёва «Суд над Зубатовым и Гапоном: Инсценировка», изданной по материалам постановки 1924 года
Свидетели, выступавшие на этом процессе, позиционируются редактором книги как современники и участники зубатовских и гапоновских обществ, однако проверить эти данные невозможно, так как выступают они анонимно: свидетель А-н, свидетель Б-н, В-н и так далее. Свидетельские показания построены в соответствии с изначальной заданностью процесса: почти все «современники» минимизируют свою роль в полицейских обществах и не забывают упомянуть о том, как в конце концов начали заниматься саботажем легализации рабочего движения. Так, свидетель А-н говорил о том, что «сказки зубатовцев не убаюкивали рабочих», а сам он «долго сомневался в провокаторстве Красивского и других»[29], свидетель В-н «настаивал всегда на удалении полиции, что иногда и удавалось. У зубатовцев доверием не пользовался…»[30], свидетель В-н «к концу зубатовщины начал срывать собрания»[31], а свидетель М-н пострадал из-за своей доверчивости: «Когда мы в первый раз пришли к нему (к Зубатову. – С.М.), боялись, не снимают ли нас тайком. А потом он долго говорил с нами: что сам был эсером, был сослан, что добивается, чтобы рабочие сознательные были, не боялись заведующих. А мы, правда, боялись. После этого поверил я и пошел в организацию»[32].
Некоторые свидетели-рабочие жаловались на дороговизну мероприятий обществ взаимопомощи: «Пошли к митрополиту, а митрополит по-своему: сначала, говорит, богословие, а потом уж экономическое. Богословие нам дали даром, а за другое брали по 20 коп. за вход»[33]. Безымянный защитник после показаний свидетелей утверждал, что легализация рабочего движения не подорвала «здоровье русского пролетариата», а «организации, созданные “в целях отвлечения рабочих от влияния преступной пропаганды”, для разложения их, объективно выполнили по широкому фронту глубоко революционизирующую роль»[34].
Интересно, что примерно в то же самое время похожими словами писал о революционизирующей роли зубатовских организаций рабочий Ф. Богданов-Евдокимов: «Зубатовская организация в глазах рабочих постепенно умирала, ее сохранили лишь для того, чтобы пользоваться ее легальной вывеской, и она была нужна для массовых выступлений: ее собрания часто превращались в массовки, на которых выступали Петры, Денисы, Седые, Леониды и Владимиры Ивановичи и многие другие… <…> Я непосредственно участвовал во всех видах и формах зубатовской организации в Москве сначала и до конца ее существования и состоял одно и то же время в организации Р.С.Д.Р.П. Восстанавливая в своей памяти своеобразные картины различных затей охранников, я, как это ни странно покажется, с большим трудом могу провести линию, где зубатовская организация кончается, и где начинается организация Р.С.Д.Р.П. Одни и те же рабочие работали и там и тут»[35].
Тем не менее, по законам жанра, обвинитель и председательствующий суда «заклеймили позором» и Зубатова и Гапона: «Заклеймить позором имя Зубатова и его сотрудников, как гнуснейших провокаторов, разлагавших рабочее движение России, направлявших его в сторону рабского преклонения перед кровавым царским престолом… Судом опровергнута слава Гапона, как руководителя-вождя масс в день 9-го января»[36].
С. С. Айнзафт и Н.А. Бухбиндер в своих работах анализировали воздействие идей С. В. Зубатова на еврейский пролетариат Минска и Одессы[37].
Для темы исследования важен труд Б.П. Козьмина «С. В. Зубатов и его корреспонденты», вышедший в 1928 г. Работа представляет собой первую публикацию документов из личного архива С. В. Зубатова. В основном это переписка с коллегами по работе – С.Э. Зволянским, А. А. Лопухиным, Е.К. Климовичем, В. В. Ратко, А. И. Войлошниковым, рабочим Ф. А. Слеповым. По характеристике автора, «все они очень видные фигуры в политическом розыске, вписавшие своей деятельностью немало гнусных страниц в черную книгу злодейств и преступлений старого режима»[38]. Б.П. Козьмин уделяет пристальное внимание переписке С. В. Зубатова с редактором журнала «Былое» В. Л. Бурцевым, подвергая анализу их взгляды; комментирует публицистические статьи первого на страницах журнала «Гражданин» в 1906–1907 гг. Во вступительной статье Б.П. Козьмин раскрывает основные взгляды бывшего начальника охранного отделения и заключает, что и после революции он не порвал со своими реакционными убеждениями, оставаясь убежденным монархистом[39].
Легализация рассматривается Б.П. Козьминым и в монографии «Рабочее движение в России до революции 1905 года». Он замечает, что резкое повышение недовольства общественности, обнаружившееся во второй половине 1890-х гг., и непосредственное участие в нем рабочего класса, заставили правительство изменить формы борьбы с революционным движением. Главной целью новой политики правительства в рабочем вопросе стала «отчаянная попытка взять рабочее движение в свои руки, освободив его от влияния нелегальных партий»[40]. Далее Б.П. Козьмин анализирует доклад обер-полицмейстера Д. Ф. Трепова на имя генерал-губернатора, написанный С. В. Зубатовым. Так или иначе этого доклада касаются почти все исследователи, занимающиеся политикой Департамента полиции в рабочем вопросе в первые годы XX в. Главное значение записки для Б. П. Козьмина состоит в том, что именно в ней проводится мысль, ставшая девизом обществ С. В. Зубатова: «…для успокоения рабочих необходимо… ослабить волнующие их недочеты соответствующего порядка, предоставив рабочим возможность законным путем добиваться улучшения своей участи»[41]. Успех легальных рабочих обществ в Москве автор монографии объясняет «слабостью местной социал-демократической организации, не успевшей оправиться от разгрома, которому она подверглась в конце 90-х годов»[42]. По мнению Б.П. Козьмина, с конца 1902 г. происходит закат зубатовского движения в основных промышленных центрах страны, в частности в Москве и Минске. Он заключает, что в основе идей С. В. Зубатова лежали противоречия, так как «правительство не могло пойти против капиталистов, на которых опирался существующий политический строй… все сводилось к частичным улучшениям, имевшим временный характер»[43]. Итоговый результат деятельности С. В. Зубатова Б.П. Козьмин видит в «общем недовольстве деятельностью правительства, обнаружившего свою слабость и страх перед ростом революционного настроения в стране»[44]. По его мысли, всё это привело к тому, что в рабочее движение «были привлечены отсталые и незатронутые до тех пор борьбой слои рабочего класса, которые увеличили его силу и напряжение»[45].
