Мой друг детства покорно мотает головой.

– Кстати, – осеняет меня, – не рекомендую обещать моей мамочке больше, чем можешь выполнить, а то я тоже пообещаю Зинаиде Петровне заняться твоей нравственностью…

Уверенности в том, что я не выполню своего обещания, у Фибки нет, уж слишком изменились наши отношения за последнее время и задушевных бесед мы больше не ведем, а все больше придумываем маленькие пакости друг другу.

– Убирайся в буфет, – бурчу я, но, видно, не судьба, потому что на пороге появляется Витенька Кукин и торжественно произносит:

– Калерия Семеновна устраивает фуршет.

– По поводу?.. – вообще-то мне наплевать, по какому поводу, потому как эту старую каргу иначе, как Холера-Калера, я назвать не могу. Меня от нее воротит, а немцы по этому поводу говорят: Ich kann sie nicht riechen[18].

– Именины у Кристины… – поет Фибка.

– Отвертеться не удастся. Даже срочная командировка на Марс или предсмертные судороги – не повод отказаться. Сначала засвидетельствуйте свое почтение, продемонстрируйте готовность, докажите преданность, а потом можете отправляться бороздить космические просторы или на свидание к самому Господу Богу.

Кукин преданность доказывает недавно, но усиленно. Его конопатая супруга, молодая и очень хваткая, добросовестно «работает дятлом» (Фибкино определение) и стучит без умолку. Может быть, Кукину накинут деньжат к Новому году, а может, и продвинут. Кукин – бельмо в глазу всей кафедры, и на его фоне остальные кажутся гигантами мысли и людьми наимилейшими. Но Кукина, похоже, это совсем не касается, он делает свое дело добросовестно и с душой. Фибка предположил, что злой гений в этой семье – жена и прозвал ее Курочкой Рябой из-за замечательной конопатости, а потом для краткости окрестил в Цыпочку. Цыпочка знает, как и что. Провалившись в наш институт трижды и оставив тщеславные попытки стать человеком в белом халате, она все так же бесславно трудится лаборанткой. На вопрос Фибки, собирается ли учиться, ответила с гордым вызовом:

– А зачем, я же вышла замуж за преподавателя!

Не может быть, сказала я сама себе, так не бывает. Фибка отреагировал проще:

– И сразу поумнела, – сказал он, и Цыпочка Кукина как личность для него скончалась.

Ах, какие мы все глупые! Надо найти достойного, составить хорошую партию, и ум из тебя попрет, как из рога изобилия. Фибка долгое время приставал к народу в столовой: если жениться на Софье Ковалевской, может ли из него получиться Эйнштейн. Мы дружно хохотали, и этот анекдот какое-то время развлекал народ на других кафедрах. Кукины нам этого с Фибкой не простили. Но трогать Домбровского – играть с огнем, достаточно вспомнить историю его появления здесь, чтобы понять, что простому постсоветскому смертному лучше сопеть тихонько в своем уголочке и не напрашиваться на неприятности. Фибкин папа настолько велик, что лучше и не упоминать о нем всуе.

Итак, отказаться от участия в фуршете невозможно. Виктор Николаевич Кукин против каждой фамилии поставит галочку, что предупредил лично. Далее, всех присутствующих сочтут по головам, проверят по списку и лишат за неявку премии (которой уже давно никто не видел) или последнему выплатят зарплату, а хуже того, вычеркнут из графика загранкомандировок. На все неприятности можно махнуть рукой (мне, пока есть на свете Коняевы с их желанием жить в «загородном доме», как все «цивилизованные люди»), но уехать на пару месяцев из нашей грязи и безалаберности и в тихий захолустный европейский университет – это ли не подарок, причем не к папе – маме, а к «никому».

Если бы мне было семнадцать! Ах, если бы! Можно было бы отказаться, в очередной раз дав понять, что баранье – трусливое стадо – не моя компания (надо же, какая «прынцесса» выискалась!), и спокойно поработать в библиотеке или дома. Но последнее время я уже не играю в Aussenseiter[19]. Старею?

Народ постепенно заполнил кафедру, и Кукин повторил свое объявление.

– Итак, уважаемые коллеги, что будем дарить? – спросила Крылова. Мариночка Крылова – дока по общественным мероприятиям, а еще умница, каких поискать. В отличие от нас с Фибкой, терпит всех до единого и ни с кем не воюет, на ее территории военных конфликтов не случается. О терпимости Крыловой к студентам ходят легенды. Ее все любят, а если не любят, то усиленно скрывают, чтобы не выделяться на фоне общей массы коллег. Фибка постоянно оказывает знаки внимания в виде шоколадок и иначе, как Маринка, ее не величает. Крылова же на Фибку смотрит свысока своих пятнадцати лет разницы.

– Подарок должен быть недорогим, но… – начал Кукин и осекся, увидев Фибкину ухмылочку, – я на мели, дети…

– У всех дети, – парировала Крылова заносчиво.

Домбровский сказал что-то про недавно купленный кухонный комбайн, и Витенька Кукин принял позу бойцового петуха, а Фибка не унимался и говорил: Кукину не простят, если узнают, что он отказался сдать деньги, потому, что семья дороже, чем… Кукин побледнел, и нижняя губа у него затряслась.

Ну, поехало! Неужели у кого-то есть желание в свой честно заработанный перерыв пререкаться? Есть. Вместо того чтобы расслабиться, они будут спорить, махать руками. И все из-за какой-то ерунды. Подумаешь, Холерины именины! Только Фибке этот ор может доставлять удовольствие. Он резвится как младенец: предложил заказать лавровый венок, какими награждают победителей на скачках (надо же, столько лет отмахала!).

– А сколько, кстати, ей лет? – толкнул Домбровский меня в бок.

– Тайна, покрытая мраком, – сказала Крылова. – По последним данным, она старше шефа лет на шесть.

Фибка присвистнул. Молодец, старушка!

– Цветы, и все, – отрубила Светлана Ивановна.

Она подружка молодости Холеры и, хоть ненавидит ее люто, все-таки не может избавиться от этой дружбы, как я от Танюши. Народ успокоился. Светлане Ивановне лучше знать. И потом, взять с нашего брата нечего. Не все же являются обладателями квартир в старинных особняках, дач и родственников «на ответственных постах»… Эта тема – большое толстое табу, и никто, кроме Фибки, не посвящен в тайну моего более чем радужного семейства. Народ может только догадываться. В отличие от Танюши, я молчу как рыба и не затрагиваю тему материального благосостояния. О загранкомандировках тоже ни звука или лицемерно заявляю, что если пошлют – замечательно, а нет – с крыши не прыгну. Но туда посылают таких, как Кукин, и очень редко, потому что мы, во-первых, неязыковой вуз, а во-вторых, в стране со всем напряженка. Со вторым я, конечно, согласна.

– Ну что, шапку по кругу и разбегаемся, – предложил Фибка, глядя на часы. Крылова положила готовый список на стол, и народ полез за кошельками.

– А почем сейчас цветы? – спросил супруг Светланы Ивановны, глядя на меня.

– Normalerweise[20], Сергей Николаевич, я этим не интересуюсь, но… – начала я и перевела взгляд на Фибку.

– Предлагаю поручить все Домбровскому как самому молодому и расторопному, – сказала Крылова. Фибка скорчил гримасу Марине и махнул рукой, что означало: решайте, как хотите, только поскорее.

– А вдруг не то купит? – заволновался Кукин, вспомнив, вероятно, про жокейский венок.

– Ну сколько можно, Кукин, возьми тогда все в свои руки, поруководи, не знаешь как, спроси свою супругу… – взорвалась я.

Кукин обиделся, поплелся к своему столу, бормоча под нос, что я хамка, нахалка, зазнайка и прочее. Все облегченно вздохнули, словно спасли мир от катастрофы. Две недели смятения и недовольства собой закончились ужасной сценой с Кукиным. Словно провалилась в черную дыру. Кукин прав: хамка – нахалка – зазнайка – это я. И мне теперь совсем и на все с высокой башни, исключая сны… Странно звучит, но я ложусь спать в ожидании чуда, и если мне повезет, то рядом со мной всю ночь будет нежный, великолепный мужчина, обладатель золотых волос и небесно-синих глаз. Очень романтично. Не так ли? Я только что нахамила Кукину, пускай он и бездарь, но никто не заслуживает такого отношения. Что бы сказал Илья, если бы присутствовал при этой отвратительной сцене? Уже наяву начинаю мечтать о нем? Что бы сказал, что бы сделал… Это называется: сплю и вижу любовника (или не любовника?) своей кузины. Сладостные мысли о Золотом Мальчике прервал Виктор Кукин: