Но куда-то не зайти и не попробовать настоящее виски уж этого позволить себе Саша не мог точно. В общем, с барменом на английском языке он общался уже запросто: «Сэр, скотч-виски Чивес Ригал, 16–18 лет выдержки» – и тот его прекрасно понимал.
Но, как мы знаем, приехал Кошкин не по туристической путевке, а для встречи с клиентом их адвокатского агентства Денисом Максимовичем Кондратьевым, владельцем контрольного пакета акций одного из московских банков, ряда торгово-посреднических фирм с магазинами и логистикой и пары ресторанов с разной мировой кухней. По некоторым сложившимся обстоятельствам Денис Максимович был вынужден проживать за рубежом. Об этом Саша не забывал ни на минуту, и после бара он сразу же отправился на вокзал. Ехать ему нужно было по направлению к побережью Ирландского моря, выходить где-то между городами Кру и Честер, только еще в сторону к Ливерпулю, в глубинку средней Англии, где, предположительно, и должен проживать – видимо тихой, консервативной жизнью – их клиент. Саша прекрасно понимал: быть рядом с Ливерпулем и не побывать в нем, чтобы самому не прикоснуться к подвальным кирпичным стенам музея, откуда группа «Битлз» и начинала свое легендарное восхождение, обидно, но дело, друзья, прежде всего…
Однако странно: Кошкин звонил на мобильный телефон клиенту раза три за день и никто не отзывался. У него был и адрес, но он не хотел ехать в эту глубинку, пока не дозвонится, но принятое им виски легко помогало принимать новые решения: «Пока доберусь, объявится и Максимыч, а я тут как тут с приветом из Москвы».
До нужного района добрался он без приключений. Переходя шоссе, которое в отражении фар проезжающих машин светилось по краям как расставленные маленькие свечки из-за вмонтированных в асфальт хрустальных кристалликов, он по привычке смотрел в одну сторону, а машины неслись с другой стороны. Тут Саша понял, почему так происходит. Не оттого, что он много принял горячительного напитка, а потому что он просто находится в Англии, где левостороннее движение транспорта. Он удачно пересек это сложное шоссе и свернул на узкую дорожку, как ему и объясняли найти нужное местечко. Вокруг темнота, но под ногами все равно чувствовалась твердая насыпь, где-то вдали был слышен лай собаки, и в той же стороне виднелись огоньки жилища. Обижаться на моросивший дождь на берегах туманного Альбиона было просто глупо, поэтому, пока Кошкин добирался пешком, он успел промокнуть, но, несмотря на это, ощущал себя в норме. Больше того, он чувствовал себя счастливым человеком. Чужая страна, темнота, а Сашка Кошкин шагает себе в неизвестность, здорово! Ни малейшего страха, только радость от неизвестности и таинственности.
– Все будет путем. Окей!
А вот и домик появился, а в окнах на первом этаже даже горит свет. «Значит, Максимыч на месте, и правильно я принял решение поехать без звонка. Игорь Аркадьевич тоже будет меня хвалить», – сделал вывод Саша.
Дом был двухэтажный, краевые углы мощной, черепичной крыши переходили в широкие высокие кирпичные трубы. Посередине дома выдвинутое крыльцо, слева и справа от него по два окна, а на втором этаже в ряд выстроились пять окон. Чувствовалась в этом доме этакая английская основательность и старина. Рядом были еще какие-то постройки типа сараев, но все добротные, из кирпича. Между ними рос широкий старый дуб или что-то в этом роде – в темноте и не разберешь; разбросал он свои вековые ветки в разные стороны, а у подножья его приставлено большое, деревянное колесо от телеги. То ли это для декора, то ли люди здесь до сих пор ездят на лошади в упряжке?.. Огляделся: тишина, моросящая тьма. Да, пора и побеспокоить жильцов.
– Тук, тук, кто в этом доме живет?! – громко сказал Саша, постучав в дверь, и вспомнил, что он уже не в России; изменив язык, еще раз крикнул: – Хэлло, мистер!
За дверью отозвался женский голос и, к удивлению, спросил тоже по-русски:
– Вам кого?
Какая радость услышать родную речь среди этих зеленых холмов с вечно пасущимися стадами овец.
– Я из Москвы, юрист Кошкин, приехал к мистеру Кондратьеву по поручению господина Молевского! – важно доложил Саша женскому голосу.
Дверь открылась, и Кошкин увидел перед собой молодую красивую брюнетку.
– Ксения, – представилась она.
– Саша, – неожиданно для самого себя тихо представился; глядя уже ей в глаза, он тут же поправился: – Александр Кошкин.
– Денис Максимович в отъезде, завтра я позвоню ему и сообщу о вашем приезде, – сказала Ксения.
– Я звонил ему сегодня несколько раз на мобильный телефон, но никто не отвечал.
– Да, у него временно отключен номер, – ответила Ксения. – Александр, вы в каком отеле остановились?
– Э-э, пока ни в каком. Не знаю, право, как и быть? Как найдет меня Денис Максимович? А в каком городе ближайший отель?
– Здесь можно и на фермах останавливаться, они тоже оказывают услуги отеля примерно в две-три звезды. Этого вполне достаточно, чтобы переночевать.
– Правда? Вот как здорово, – обрадовался Саша и тут же сник, вспомнил, что денег у него осталось совсем мало, но тем не менее стал продвигаться к выходу.
– Александр, куда вы пойдете в такую темень снимать отель.
Наши фермеры все уже спят.
– Да и с языком у меня не все в порядке, трудно с ними будет изъясняться.
– Тем более оставайтесь. Раздевайтесь, вы весь, по-моему, промокли.
– Есть немножко.
Он снял с себя верхнюю одежду.
– Снимайте и рубашку, она у вас на спине тоже мокрая, я дам вам халат.
– Спасибо.
«Вот повезло мне, добрая хозяйка, а красивая какая. Понятное дело, Максимыч крутой мужик, у таких, как он, и женщины бывают тоже особенные. Обычно в кино в роли молодых жен или любовниц богатых людей именно таких и показывают, значит, все из жизни берется».
Ксения разжигала камин, стоя к Саше спиной, наклоняясь на прямых ногах. Она была одета в бежевые обтягивающие брюки со стрелками. Смотрелась великолепно, как статуя, сотворенная скульптором без верхней части тела, зато нижняя часть так хорошо получилась, подчеркивались все тонкости деталей… Ксения поменяла позицию, присела, теперь было все наоборот: спина в разноцветном шерстяном свитере и роскошные темные волосы.
«Обалдеть можно, – Саша старался об этом даже и не думать, гнал от себя все дурные мысли. Больше того, он ругал себя за это: – Подумать только, меня приютила добрая хозяйка, а я, неблагодарный, бросился фантазировать, бессовестный элемент, больше нечего сказать…»
Вспыхнул огонь, все предметы вокруг заиграли по-особенному, стало уютно, комната наполнилась чем-то необъяснимым, близким и родным. Хозяйка предложила гостю с дороги виски и бутерброды. Саша сидел в кресле-качалке возле камина в махровом халате с накинутым на плечи пледом из шотландской шерсти. На ногах мягкие, теплые тапочки. Он смотрел в торцевое окно, доходившее до самого пола, а с той стороны стремилась в стекло высокая, сочная, зеленая трава. Казалось, как будто ты находишься на улице, а от огня и виски со всех сторон греет; появившийся было насморк уже успел исчезнуть.
Ксения села в кресло напротив гостя и спросила:
– Как дела в России?
Саше, безусловно, перед такой хозяйкой захотелось сумничать, повторить известное на этот счет высказывание, но он сдержался и ответил своими словами:
– Все нормально, развиваемся в духе реформ, в правильном, так сказать, направлении. А вы, Ксения, давно уехали из России?
– Меньше года.
Наступило молчание; дрова, горя, потрескивали; рядом на стойке крепились принадлежности для обслуживания камина: фигурная кочерга, щипцы, лопатка, щетка. По верху камина в ряд выстроилась старинная домашняя утварь: медный тазик с ковшом, кастрюлька и статуэтка. Потолок поддерживали темно-коричневые деревянные балки, идущие поперек комнаты, и брусчатые укосины от них упирались в белую стену, на которой ниже в виде украшения были развешены фарфоровые тарелки с рисунками из прошлых веков.
Осмотрев все вокруг, Саша обратил внимание и на Ксению. Она сидела в трех метрах, пила вино и курила тонкую длинную сигарету, а ножку держала на колене и как-то нервно ей повиливала. Вдали у дивана включен торшер, от огня камина тоже отсвечивало, в комнате был полумрак. На вид Ксении не было и тридцати, с небольшой долей лести можно было дать и двадцать. Сашу разобрало, и он начал терять контроль над своими мыслями в смысле нравственных устоев по отношению к так мило приютившей его женщине.