И снова не сходится. Если наследник собирается вступить в законные права, зачем он избавился от всех предметов, способствующих опознанию трупа? Не логичнее ли было оставить при убитой одежду, сумочку, а еще лучше – паспорт? Найдено тело, произведено опознание, заявляй о своих правах. Ведь и школьнику известно: нет трупа, нет и наследства. Родственника объявляют пропавшим без вести, и наследники томятся в ожидании. Сколько в этом случае по закону ждать придется? Пять лет, да и то не всегда после пятилетнего ожидания люди получают полный доступ к нажитому пропавшим без вести. Так рисковать – и все впустую? Глупо.

Работа – четвертый мотив. Допустим, девушка работала в какой-то крупной фирме. Могла она в своем возрасте занимать солидную должность? Вполне. Это подтверждается стрессовыми нагрузками на организм и стабильным материальным положением. Например, главный бухгалтер. Они и зарабатывают неплохо, но и поводов для стресса у них хоть отбавляй. Что в этом случае могло произойти? Провернула махинацию с деньгами, обокрала босса, а тот, узнав правду, расправился с мошенницей. И что же, он вот так запросто простил ей потерю денег? Или же она без какого бы то ни было физического давления отдала ему уворованное? Скорее билась бы до последнего, понимая, что, как только босс получит деньги назад, ее часы сочтены. Но девушку не пытали, на теле нет никаких следов насилия. Значит, эта версия отпадает.

Рабочий мотив мог означать и то, что не сама убитая, а кто-то из заместителей босса наложил лапу на деньги фирмы. Девушка, как главный бухгалтер, об этом узнала и не придумала ничего лучше, как пригрозить разоблачением махинатору. А тот, недолго думая, убил ее. Чтобы получить возможность припрятать деньги и скрыть следы финансового преступления, раздел девушку и вывез в парк. Неопознанным трупом она ему долго не навредит. Хорошая версия, жаль, подтвердить нечем.

Опять же, если ты главбух в солидной фирме, тебя обязательно хватятся. Значит, в списке Жаворонкова вышеозначенная дама непременно будет числиться. Тогда дело из разряда «висяков» перейдет в разряд быстрораскрываемых. Мечта любого опера! Но Гурова и эта версия смущала. Главными бухгалтерами в солидных фирмах полных дур не назначают, а пойти в открытую против финансового мошенника, никак не обезопасив себя, могла только полная дура. Конечно, есть вероятность, что девушка действовала не так открыто, а мошенник все равно узнал, что ему грозит разоблачение. Но в этом случае он наверняка попытался бы откупиться. Неужели преданность боссу помешала бы одинокой девушке пополнить свой счет кругленькой суммой? Вряд ли. Такая преданность нынче не в чести. Скорее она взяла бы деньги, уволилась с работы и начала бы жизнь на новом месте. Знания, опыт, внешность – все при ней. Зачем наживать себе врагов там, где можно нажить состояние?

Разумеется, есть риск быть разоблаченной вместе с махинатором, и тогда уже главбуху «светили» не Канары, а нары, но это только при самом плохом раскладе. Наверняка мошенник действовал с умом, а заручившись поддержкой главбуха, спрятать концы в воду еще проще. Да, дилемма! Прямо как в сказке. Поди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что. Какой вариант ни возьми, без исходных данных он так и останется эфемерной теорией. Не в силах усидеть на месте, Гуров встал и принялся мерить шагами кабинет. «Хоть бы уж скорее Валера списки принес», – нетерпеливо подумал он и, вернувшись к своему столу, решил позвонить в аналитический отдел, чтобы простым и проверенным способом ускорить процесс. Однако не успел он поднять трубку, как Жаворонков сам появился в дверях.

– Готово, товарищ полковник, – доложил капитан. – Два списка, как вы и просили.

– Давай их сюда, – не особо вежливо потребовал Гуров.

– Первый, тот, что длиннее, полный. Второй – исключительно москвички, – выкладывая листы перед полковником, пояснил Жаворонков.

Голос его при этом звучал слегка обиженно. Он не понимал, за что рассердился на него полковник. Лев понял, что совершил оплошность, и, спеша исправить положение, извинился:

– Прости, Валера, зря я вспылил. Просто у меня тут картина никак не складывается, вот я от нетерпения на людей и бросаюсь.

– Ерунда, я и не заметил, – повеселел Жаворонков и тут же предложил: – А хотите, я вам со списками разобраться помогу?

– Поздно уже, иди отдыхать, – отказался от помощи Гуров. – Ты и так задержался из-за меня.

– Мне не трудно, – настаивал Жаворонков. – И потом, мне на завтра начальство отгул одобрило. Буду отсыпаться до обеда. А вам еще работать.

– Ну, если ты настаиваешь, – сдался Лев. – Помощь мне не помешает. Крячко дергать генерал запретил. Слышал наверняка?

– Что-то такое парни в отделе обсуждали, – смутился Жаворонков. – Да я их не слушаю, мало ли что они набрешут?

– Не набрехали. Мне действительно наложили вето на использование физической и умственной поддержки напарника. Так что в этом деле я сам по себе.

– Вы с какого списка начнете, товарищ полковник? – желая уйти от щекотливой темы, спросил капитан. Обсуждать проблемы коллег, чье звание выше его, он считал неприемлемым.

Гуров догадался о том, что тема Жаворонкову неприятна, и не стал развивать мысль. Вместо этого протянул ему полный список и дал четкие указания: в первую очередь искать рыжеволосых. Если Жаворонков и удивился выбранному критерию, то вида не подал. Придвинув стул поближе к столу, он вооружился карандашом и принялся изучать список. Гуров взял в руки распечатку пропавших москвичек и тоже углубился в чтение.

Какое-то время работали в полном молчании. Потом капитан не выдержал, любопытство взяло верх, и он спросил:

– Товарищ полковник, а что, кроме цвета волос, у пропавшей никаких дополнительных особых примет не найдено?

– Никаких, Валера, – вздохнул Лев. – Разве что маникюр, но эту деталь в заявлении о пропаже вряд ли указывают.

– Не скажите, товарищ полковник, – возразил Жаворонков. – Вот года два назад у Егорьева дело было. Так там мужчину искали с пирсингом и черными ногтями трехсантиметрового размера. И ведь он не относился к так называемой субкультуре готов, просто решил, что длинные ногти и черный лак приятно контрастируют с его белокурыми волосами и бледной кожей. Псих, одним словом.

– Это совсем другое, – заметил Гуров, слушавший капитана вполуха. Все его внимание занимали записи.

– Может, и так, но я все равно буду искать и этот признак, – миролюбиво произнес Жаворонков. – Какие ногти у вашего трупа?

– Матово-белый маникюр с серебряной полосой на безымянном пальце, – поняв, что он не отстанет, ответил Гуров. – Еще, скорее всего, неизвестная не имеет семьи или же редко с ними общается.

– А это вы как узнали? – искренне удивился Жаворонков. – Неужели по трупу и такое можно определить?

– Кое-кто может, – усмехнулся Лев. – В нашей системе, капитан, работают весьма способные люди.

– Здорово! – почему-то обрадовался Жаворонков. – Интересно, а если бы мой труп в неопознанные попал, смогли бы по нему определить, что я проявлял способности к аналитической работе? Или что жил один?

– Насчет аналитики не знаю, а вот что поболтать любил – это непременно, – подавив смех, заявил Гуров.

– А по какому признаку? – на полном серьезе спросил Жаворонков.

– По языку опухшему, – не выдержав, рассмеялся Лев. – У всех, кто много болтает, язык во рту не помещается.

– Шутите, – догадался Жаворонков, но на шутку не обиделся. – А я-то, дурень, поверил.

– Ладно, не принимай на свой счет. Просто я больше в тишине работать привык. Так лучше думается.

– Я понял, мне нужно умолкнуть, – деловито кивнул Жаворонков и, склонившись над списком, на этот раз замолчал надолго.

Гуров углубился в работу, напрочь забыв о существовании капитана. Одно за другим он просматривал заявления, вычеркивая из списка имена тех, кто казался ему совершенно бесперспективным, и отмечая галочками имена, над которыми стоило поработать. Спустя двадцать минут он случайно бросил взгляд на Жаворонкова и невольно улыбнулся. Капитан сидел с закрытыми глазами и клевал носом, время от времени упираясь лбом в столешницу.