Служебный вход находился в глубокой арке, в самом центре заднего фасада. Арка была достаточно широкой и высокой, чтобы пропустить во двор большой грузовик. Через арку Рейнольдс обозрел покрытый снегом двор, образованный зданиями отеля, замыкавшими его со всех четырех сторон. На дальней стороне двора имелся вход, соответствующий главным дверям отеля. Там стояли две-три машины. Над входной дверью в главный корпус здания ярко светила электрическая лампочка. Свет падал во двор еще и из нескольких окон первого и второго этажей. Света было немного, но достаточно, чтобы разглядеть очертания трех пожарных лестниц, уходивших вверх зигзагами маршей, прежде чем затеряться в темноте снегопада. Рейнольдс прошел на угол, быстро огляделся, быстрыми шагами пересек улицу и направился к арке, прижимаясь поближе к стене отеля. У самой арки замедлил шаги, остановился, сильнее нахлобучил на глаза поля шляпы и осторожно выглянул из-за угла.
Сначала он ничего не мог разглядеть, потому что в глаза ударил вдруг свет мощного фонаря. Это было так внезапно, что ему показалось, будто его обнаружили. Он выхватил из кармана пистолет. Однако луч света, скользнув мимо, стал обшаривать внутренний двор.
Рейнольдс теперь мог видеть, что произошло, потому что глаза вновь приспособились к свету. Солдат с карабином на плече обходил по периметру двор, и луч от его болтающегося на поясе фонаря случайно скользнул в глаза Рейнольдсу; охранник, видимо, не следил внимательно за лучом фонаря и ничего не увидел.
Рейнольдс вошел в арку, сделал три бесшумных шага и опять остановился. Охранник уходил от него в сторону главного корпуса, и теперь ясно было видно, как тот осматривает покрытые снегом ступеньки каждой пожарной лестницы. Рейнольдс подумал с иронией, для чего охранник проверяет: чтобы чужаки не проникли внутрь, или же чтобы живущие в отеле не выбрались наружу. Скорее, последнее... Из того, что ему сказал Граф, он заметил, что некоторые из гостей предстоящей конференции с большим удовольствием отказались бы от участия в ней в обмен на выездную визу на Запад. Довольно глупая предосторожность, подумал Рейнольдс, особенно если она так очевидна. Любой хорошо подготовленный человек, предупрежденный лучом фонаря, мог бы подняться по лестнице или спрыгнуть с нее, не оставляя следов на нижних ступеньках.
Теперь, решил Рейнольдс, пора. Охранник проходил под электрическим фонарем у дальнего входа и находился от него на максимальном расстоянии. Не было никакого смысла ожидать, когда тот сделает еще один круг. Бесшумно, как тень, как призрак в темноте ночи, Рейнольдс проскочил по булыжной мостовой под аркой и, еле сдержав восклицание, резко остановился, прижавшись к стене и распластавшись по ней, будто хотел слиться с кирпичами кладки. Онемевшими руками он прижался к холодному камню, поля шляпы прижались к стене арки, а сердце колотилось медленно и сильно, так что даже стало больно груди.
Ты болван, Рейнольдс, свирепо сказал он самому себе, ты чертов болван из детского сада. Ты почти попался на это. Только милость Божья и красная дуга от небрежно брошенной в снег сигареты, упавшей не более чем в двух футах от места, где ты стоял, неподвижный, как камень, и затаивший дыхание, спасли тебя. Ты бы попался. О, ему следовало бы знать, отдать элементарное чувство должного интеллекту АВО и догадаться, что они не делают таких детски простых ошибок, облегчив кому-то возможность забраться в отель или выбраться из него.
Караульная будка находилась внутри двора, в нескольких дюймах от арки, и часовой стоял на ее пороге, опираясь плечами на будку и арку. Часовой находился в каких-то тридцати дюймах от застывшего Рейнольдса: он слышал его спокойное дыхание и шарканье ног по деревянному полу будки, доносившееся до его ушей почти как громовые раскаты.
Рейнольдс знал, что в его распоряжении остаются секунды. Стоит человеку шевельнуться, лениво повернуть голову на пару дюймов влево, и... он будет схвачен. Да и другой часовой, находящийся всего в нескольких ярдах в стороне, обязательно схватит его лучом своего фонаря, когда будет проходить мимо арки. Сразу три варианта лихорадочно обдумывал Рейнольдс. Было только три выхода для него. Он может повернуться и убежать, имея неплохую возможность исчезнуть в снегу и темноте, но тогда усилят охрану отеля и у него не останется и шанса увидеться со старым Дженнингсом... Он мог бы убить обоих часовых. Он никогда не сомневался в своих возможностях сделать это. Он бы их безжалостно уничтожил, если бы возникла необходимость. Но как избавиться от мертвых тел? И если их обнаружат в то время, когда он еще будет находиться в «Трех коронах», то он никогда оттуда не выйдет живым. Оставался третий выход, дающий хоть какие-то надежды на успех. На дальнейшее обдумывание времени не оставалось. Чего тянуть!
Он вытащил пистолет, крепко сжал рукоятку обеими руками, тыльную сторону левой ладони сильно прижал к арке, чтобы не дрогнула рука. Глушитель, навинченный на конец ствола, мешал точно прицелиться, снегопад удваивал эту трудность, но единственную возможность следовало использовать. Солдат с фонариком находился в стороне, примерно в десяти футах. Охранник в будке откашливался, перед тем как сделать своему товарищу какое-то замечание. В этот миг Рейнольдс медленно нажал на спусковой крючок. Раздался мягкий звук — «плоп», пистолет с глушителем выстрелил, и все остальное потонуло в хлопке фонаря над входом, разлетевшемся на тысячи кусочков. Посыпались осколки стекла, ударяясь о стену и будку и бесшумно падая в снег. Для охранника в караульной будке глухой хлопок пистолета с глушителем слился со звоном разбитого стекла. Человеческий слух не способен был отделить эти звуки один от другого — слышался лишь громкий звук.
Часовой уже бежал через двор к дальнему входу, а охранник с фонариком бежал рядом с ним.
Рейнольдс был рядом. Он миновал караульную будку, резко повернул направо, легко пронесся по дорожке, протоптанной в девственном снегу ходившим кругами часовым, миновал одну пожарную лестницу, повернул, бросился в сторону и подпрыгнул, ухватившись за поручень другой. На миг он почувствовал опасность, когда пальцы стали соскальзывать с холодной гладкой стальной арматуры. Он отчаянно напрягся и удержался за поручень, подтянулся, схватился за ступеньку. Через мгновение он стоял на первом пролете пожарной лестницы. Снег на ступеньках оставался таким же чистым и белым, никто не наступал тут на него.
Шагая через несколько ступенек сразу, он добрался до второго пролета, находившегося на уровне второго этажа.
Согнулся, присел на корточки, сжался, стараясь сжаться до как можно меньших размеров, потому что охранники неторопливо возвращались к арке, разговаривая друг с другом. Они были убеждены, как понял Рейнольдс из их беседы, что горячее стекло треснуло на морозе, и не считали более необходимым беспокоиться о происшедшем. Рейнольдс не был этим удивлен. Пуля, отрикошетившая от крепких стен, вряд ли оставила какой-либо след. Она лежит, наверное, под плотным снежным ковром и будет лежать там еще много дней. На их месте он, возможно, и сам подумал бы так же. На всякий случай охранники обошли вокруг стоявших машин, посветили фонариком по нижним пролетам пожарных лестниц, и к тому времени, когда они закончили свой поверхностный осмотр, Рейнольдс уже был на платформе, находящейся на уровне третьего этажа, перед двойными деревянными дверьми.
Он попытался их открыть, осторожно и напористо, но те были заперты изнутри. Иного он ничего и не ожидал. Медленно, с чрезвычайной осторожностью, потому что руки онемели, а малейший звук мог его выдать, он вынул нож, без щелчка освободил лезвие из рукоятки, всунул его в щель между дверьми и нажал вверх. Буквально в считанные секунды он оказался внутри здания и уже закрывал за собой стеклянные двери.
В помещении было совершенно темно, но вытянутые руки скоро подсказали ему, где он находится. Тяжелая прохладная поверхность, кафель на стенах, мраморные раковины, хромированные ручки могли быть только в ванной. Он бесшумно задернул занавески. Для охранников во дворе не было причин волноваться, когда зажегся свет. Точно так же он мог появиться в любом другом номере. Поэтому он прошел к двери и включил свет.
