Неизвестно было, чем зарабатывал себе на жизнь этот человек раньше. По одним сведениям, Галецкий родился в Одессе, по другим, он выходец из обрусевших немцев. Импрессарио «Модерна» миллионер Тарасов, с которым Галецкий подписал контракт на головокружительную сумму, только подливал масла в огонь, сообщая по секрету совершенно невероятные сведения вроде того, что Галецкий праправнук знаменитого авантюриста графа Сен-Жермена (1710–1784), или правнук прославленного иллюзиониста и шулера Калиостро (1743–1795). Сам же Галецкий отвечал корреспонденту журнала «Театр и варьете», что в результате мотоциклетной катастрофы в Берлине в 1909 году он потерял память и был вынужден принять новое имя и почти заново учить родной язык. По его словам, до катастрофы он, видимо, не обладал никакими иллюзионными способностями и открыл их в себе случайно, заметив, что его глаза имеют способность к рентгенизации. В доказательство этой версии по всему Петербургу были расклеены афиши с огромным портретом Галецкого. В афише, кроме рекламного текста, спрашивалось о том, не знает ли кто этого человека, не встречал ли его раньше, если да, то при каких обстоятельствах. За сообщение биографических сведений о нем самом, потерявшем память, артист обещал крупное вознаграждение.
Конечно, никто из дельцов цирка и варьете этому не верил, но рекламным трюком восхищались.
Пытаясь проникнуть в тайну, конкуренты пустили в ход все возможное: от подсадных зрителей, мешающих вести программу, до попыток подкупить двух ассистентов Галецкого. Эти попытки не удались, дьявольский нюх Галецкого предугадывал и разоблачал все ловушки.
А тут выяснилось еще два удивительных обстоятельства. Весь бешеный доход от контракта артист передавал на благотворительные нужды в «Российское общество помощи инвалидам — солдатам Порт-Артура». И второе: Галецкий охотно раскрывал желающим некоторые из своих карточных трюков. В его уборной за кулисами «Модерна» побывали известные манипуляторы, профессиональные картежники и матерые шулеры. Галецкий показал новые блестящие приемы манипулирования картами, познакомил с собственной таблицей расположения карт в подтасованных колодах. Он продемонстрировал несколько остроумных вольтов (способов незаметно менять местами две половины колоды карт), объяснил новые приемы исключительно тонкого форсирования (прием, заставляющий зрителя «непроизвольно» выбрать именно ту карту, которая нужна фокуснику). Руками Галецкого заинтересовались даже медики, руки были изучены и зарисованы.
Особенное восхищение профессионалов вызывал трюк «бумеранг», когда Галецкий так мастерски метал со сцены в зрительный зал карту, что она, долетев до последнего ряда, возвращалась обратно. Кроме Галецкого, никто не мог повторить «бумеранг» с таким блеском.
Подобное отношение к конкурентам — дележ секретов — многие считали архиглупостью. Бузонни это мнение разделял, хотя не мог не удивляться «загадочной русской душе», «ле шарм слав» — славянскому очарованию.
«В России все немного сумасшедшие», — думал Бузонни.
Он был на седьмом выступлении Галецкого в «Модерне».
Он запомнил его профессиональной памятью антрепренера до мельчайших подробностей… Поднимался занавес, и на слабо освещенную сцену выходил Галецкий в черном фраке и модных узких брюках. Его встречали бурей аплодисментов. В полумраке на авансцене стоял совершенно пустой мраморный столик на изящных ножках. В глубине виднелись еще три столика, все заставленные реквизитом, иллюзионной аппаратурой. Слева и справа у кулис возвышались незажженные светильники на полсотни свечей каждый. Элегантно раскланиваясь, он делал неожиданный пасс и выхватывал из воздуха пистолет, стрелял по светильникам — и сотни свечей разом вспыхивали, театр заливался ярким светом, оркестр под управлением капельмейстера исполнял туш. (Умберто буквально впился глазами в артиста, хорошо разглядел и запомнил лицо худощавого человека средних лет, с внешностью оперного Мефистофеля, с юркими усиками на верхней губе).
Залитый светом, артист вновь церемонно раскланивался и в ответ на бурное приветствие представлял двух ассистентов: юношу-негра и светловолосую девушку в костюме гладиатора — коротенькая юбочка, сандалии с высокой, под икры, шнуровкой, с металлическим шлемом в перьях на голове и с атласной мантией за плечами. Затем артист объявлял, что первое отделение программы он посвящает памяти четырех великих иллюзионистов-предшественников, а именно: кавалеру Пинетти, Роберу Удену, Бартоломео Боско, Буатье де Кольта, что он покажет сейчас публике их коронные номера. Алле! И на зрителей обрушивался каскад трюков, выполненных Галецким в невероятном темпе. Выхватывая из воздуха пистолеты разных марок — браунинги, маузеры и кольты, артист открывал стрельбу с двух рук по свечам на светильниках. Одним залпом он гасил пять свечей на левом светильнике, одновременно зажигая пять свечей на правом, пока наконец все свечи не превратились в маленькие лампочки-гирлянды, которые обвились вокруг двух новогодних елок. Галецкий выдергивал перья из шлема ассистентки, сжигал их под стеклянным колпаком, делал несколько пассов. Дым под колпаком приобретал очертания голубя, артист переворачивал колпак, из которого вверх взмывали два голубка — черный с белой головкой и белый с черной головкой. Разноцветные ленты, которые были привязаны к голубиным лапкам, мешали птицам улететь. Держа ленты в руке, Галецкий выражал неудовольствие, подтягивая бьющих крыльями птиц к себе, быстро усыплял их, менял головки и снова накрывал колпаком. Через минуту белым и черный голубки оживали. Как исполняется помер, Бузонни немного знал: если умело пережать канарейке или голубю сонную артерию — птица замертво падает. Привести в чувство ее можно, поместив под колпак, куда незаметно накачивается чистый кислород… но как Галецкий «поменял» головы?
Между тем негр выносил на сцену картину с натюрмортом: корзинка, полная фруктов. Галецкий стрелял в картину, и оттуда на поднос сыпались персики, сливы, виноградные гроздья, апельсины. Девушка-ассистентка, сменившая свой гладиаторский наряд на полосатое трико, несла поднос между рядами. Публика тянула руки за фруктами. Умберто тоже успел схватить из-под носа соседа аппетитный персик и, осторожно надкусив, обнаружил, что персик свеж и нежен, словно только что из Елисеевского магазина на Невском проспекте. В зале резко запахло кожурой апельсинов.
Не теряя темпа, Галецкий продолжал нагнетать чудеса. Протянув карточную колоду зрителю из первого ряда, он предлагал взять наугад любую карту, оторвать для метки ее уголок и сохранить у себя для контроля. Другому зрителю артист подносил горсть гвоздей и просил на любом выбранном из горсти гвозде сделать отметку. Карту, выбранную зрителем, с оторванным уголком Галецкий демонстративно рвал на мелкие кусочки и на глазах публики сжигал обрывки. Девушка-ассистент, уже в леопардовой шкуре через плечо, вручала магу-артисту футляр, из которого тот доставал сияющий серебром старинный пистолет, затем смешивал порох с пеплом сожженной игральной карты, насыпал смесь на полку, закладывал вместо пули гвоздь, помеченный зрителем… Долго делился в стену. Выстрел! И на стене под «ах!» всего зала оказывалась только что сожженная на глазах публики карта, та самая, с оторванным уголком, вбитая в стену меченым гвоздем. Зритель из первого ряда приглашался на сцену и прикладывал свой контрольный уголок к карте. Та самая!
Только здесь Бузонни смог в изнеможении откинуться на спинку кресла и перевести дыхание. Он знал в общих чертах секрет этого эффектного трюка, придуманного когда-то великим кавалером Пинетти де Мерси (1750 около 1801). Фокус этот проделывается так: получив от зрителя игральную карту с оторванным уголком, артист незаметно накладывал ее на другую карту точно такой же масти и достоинства, и тщательно копируя линию обрыва, обрывал уголок дубликата. Одна из карт пальмировалась (пряталась в рукав), а другая публично разрывалась и сжигалась. Благодаря особенному устройству пистолета, заряженный меченый гвоздь не выстреливался, а незаметно падал на ладонь фокусника. Гвоздь и карта передавались ассистентке в ту самую минуту, когда она относила футляр от старинного пистолета за кулисы. Здесь наступал самый ответственный момент. Артист, отвлекая внимание публики на себя, смешивал пепел сожженной карты с порохом, насыпал смесь на пистолетную полку, а помощник за специальным экраном, который с самого начала представления стоял на сцене, замаскированный под боковую стену, прибивал меченую карту меченым гвоздем к настоящей боковой стене и прикрывал прибитую карту маленьким матерчатым клапаном под цвет фона, Тем временем Галецкий целился в противоположную сторону, помогая помощнику быть незамеченным. Зал замирал в ожидании выстрела, взгляды приковывались к сверкающему в свете люстр и фонариков дуэльному пистолету. В это время экран со сцены потихоньку убирался, фокусник, внезапно передумав, стрелял в противоположную сторону. Помощник, дергая за длинный шнур, одновременно с выстрелом срывал матерчатый клапан, и на стене являлась публике «сожженная карта» с оторванным уголком и вбитая в стену меченым гвоздем…
