– А сейчас самое время для сюрприза.

Она сняла с плеча побрякивающий мешочек и дала каждой из нас запустить туда руку. Там оказались прямоугольные фонарики со Смекалочкой. Выглядели они так, как раньше представляли себе будущее.

– Сейчас в них отсутствуют батарейки. К сожалению, к большому сожалению. Но, конечно, чуть позже мы их вам обязательно предоставим.

О каком таком «мы» она постоянно говорит? Имеется в виду, что вернется водитель автобуса?

– Ну? Классные штуки, правда? – спросила Инкен.

Девчонки молчали. С таким же успехом Инкен могла бы раздать еловые шишки. Будь у нас много шишек, мы бы могли ими кидаться в разные стороны и во что-нибудь да попали. Это почти как фонарик.

Один фонарик в мешочке у Инкен оказался лишним.

– Девочки! – закричала она. – Кого-то не хватает!

Маленькая Антония заплакала.

Другая, очень красивая девочка сделала вид, что плюет через плечо.

Я бы тоже с радостью что-нибудь изобразила. Вот соседский пес всегда начинает чесаться, когда не знает, что предпринять дальше.

– КОГО НЕТ? – завизжала на нас Инкен, будто отсутствующая была среди тех, на кого она орет. И сразу после этого пролепетала: – Ну, девочки, кого нет? – Тон изменился молниеносно, словно по волшебству.

Не хватать могло только Девочки с Придурью. Я вполне ясно представила себе, что она двинулась в обратный путь домой, что-то напевая себе под нос. Она-то точно знает, как заставить волка выть.

– Той, с короткими волосами, – сказал кто-то в темноте.

Инкен захрипела… А потом заорала так, что листья на редких среди сосен лиственных деревьях свернулись и стали похожи на иголки:

– ТАБЕЯ ФРАНК!

Послышались приближающиеся шаги.

– Я была за туалетами, по делам. То есть корпус с туалетами закрыт, но запах от него такой, что внутрь и не хочется.

Инкен бросилась к Девочке с Придурью, которую, значит, звали Табея Франк, и попыталась ее обнять. Потом сорвала налобный фонарик с головы и осветила себе лицо. Другую руку положила на сердце:

– Вся ответственность за вас лежит на мне. Девочки, не делайте глупостей, ладно? Мы посреди леса. Ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах вам нельзя уходить одним. Я обещала вашим родителям, что буду за вами присматривать. Я же при вас говорила. И я сдержу слово!

Она осмотрела нас всех одну за другой. Либо эта женщина просто не умела делать ласковое выражение лица, либо специально хотела выглядеть как застрявший между дверьми хорек. Потом она выключила хорька, скомандовала «все за мной!» и пошла вперед.

– Я хочу получить свой чемодан, – одна из девочек стояла перед домиком и не двигалась. Я видела в темноте ее профиль. Острый нос, острый подбородок. – Я хочу взять свои вещи!

– Это называется «мне бы хотелось получить, пожалуйста», Иветта, – сказала Инкен. – Сейчас время отдыха, набор спальных принадлежностей у вас есть. Это же школа выживания! Мы тут для приключений!

С этими словами Инкен снова надела фонарик на лоб и двинулась дальше.

Что делать, когда единственный источник света удаляется? Мы пошли за ней. Антония тут же снова схватилась за мою руку. Мы сделали несколько шагов до первого домика.

– В каждом домике ночуют двое. Ты и ты, – Инкен показала на девчонок и подтолкнула их внутрь. Остальные пошли к следующему домику.

– Ты и ты, – и Антония отцепилась от меня и исчезла.

Инкен ведь не пойдет с нами в такой домик? По крайней мере, пожалуйста, только не со мной! Или еще хуже: она будет с кем-то другим, а я останусь одна. Тогда уж лучше втроем с Инкен. Это напомнило мне игру «Что ты предпочтешь?», в которую мы часто играли в школе. Что ты предпочтешь – предать свою подругу или встретиться с разъяренным питбулем? Всякие такие вопросы.

– Ты и ты, – сказала Инкен и подтолкнула к домику Иветту и Мимико. Остались только я и Девочка с Придурью, Табея Франк. Я глубоко вдохнула – по крайней мере, со мной ничего не случится. Даже если Инкен будет с нами в одном домике.

– Спокойной ночи! – сказала Инкен, посветила фонариком нам в лица и с силой захлопнула дверь. Она что, была так зла? Или просто хотела как следует закрыть дверь? И где она будет спать? Кажется, она не боялась. Лесу-то от нее ничего не нужно. Да и никому, в общем-то. Хотя водитель автобуса вроде бросал на нее почти страстные взгляды.

Некоторое время мы просто стояли в темноте, пока глаза не привыкли. Я ощупью пошла вперед.

– Табея? – прошептала я.

– Просто Бея! – ответила она с нормальной громкостью.

Я услышала, как кто-то скребется в дверь.

– Что это? – прошептала я.

– Это я. Дверь не открывается. – Бея говорила все громче. – Она нас заперла. Она нас…

– Не может быть, – прошептала я.

– Может. Заперла. На двери нет ручки, – Девочка с Придурью казалась уже не такой крутой. Она подергала замок. А потом включила свет.

– У тебя фонарик? В списке же было написано фонарики не брать.

– Неф у мефя никафофо шертофа фпифка.

Бея засунула фонарик в рот и посветила на замок. Потом достала из кармана штанов складной нож, открыла его и стала ковырять защелку. Скоро дверь открылась. Комнату залил лунный свет. Бея выключила фонарик и спрятала его вместе с ножом.

– Может, просто спать? – спросила я.

– Ты имеешь в виду, у тебя получится заснуть тут, внутри?

– Хотелось бы, – прошептала я.

– Отлично, тогда вперед. Надеюсь, к утру ты будешь еще жива.

– А ты что, совсем уходишь? В смысле, ты вернешься?

– Схожу посмотрю, как там другие.

Кроме дождя и глухого свиста был слышен еще какой-то звук. Журчание. Вода. Неужели тут рядом водопад? Тогда я бы его слышала и раньше. В лунном свете я разглядела кровати. Точнее, одну, двухэтажную. Я закинула мешок с котятами наверх и сама полезла следом. Наверху ведь безопасно, да? В мешке был плед. Очень тонкий. И крошечный. Как для младенца. Или это вообще скатерть? Такая тощая синтетическая фигня. Я накинула плед на плечи, нащупав при этом там что-то твердое и круглое по краям. Кнопки. Я застегнула их и обхватила себя руками, чтобы согреться.

Бея все это время стояла в дверном проеме.

И с чего я взяла, что с ней будет нечего бояться? Она же просто недостаточно пуглива, чтобы хоть как-то задумываться об опасности.

– Ты не могла бы закрыть дверь? – попросила я.

– Ну, если тебе от этого станет легче…

И с этими словами она исчезла.

Отцовский нож остался в рюкзаке. Ну прекрасно, послышался папин голос. Я же дал тебе ножны, которые можно повесить на ремень, продолжал папа у меня в голове. Отвечать ему я не стала.

Конечно, мне было страшно, но было и другое чувство. Беспокойство.

Как только я начинала думать над какой-нибудь задачкой с форума головоломок, меня охватывало беспокойство, как будто я заперта в самой себе, а моим мыслям нужно побольше места, и они бьются о череп изнутри. Точно такое же беспокойство я чувствовала, сидя одна в темноте наверху двухэтажной кровати, прислонившись к грязной стене и слыша, как дождь шлепает по крыше.

Что-то во всем этом было странное. Крыша протекала. Недалеко от меня вода капала на пол. И, возможно, я все-таки не одна. Что-то прошмыгнуло вдоль стены. Чем дольше длилась эта ночь, тем чаще я спрашивала себя, а есть ли здесь вообще что-нибудь НЕстранное…

Я поплотнее завернулась в пледик со Смекалочкой. Даже я была странная. Именно я! И слово «странный» было странным. И чем чаще я его думала, тем страннее оно становилось. Странностранностранностранностранностранностра…

– Эй! Эй, проснись!

Чей-то указательный палец стучал мне по коленке. В сумеречном утреннем свете я разглядела Бею, стоящую на ступеньке кроватной лестницы. Видно, я заснула сидя, уронив голову на грудь. Вроде сидела по-турецки, а вроде и лежала калачиком на боку – что-то среднее. Шея у меня стала позвонка эдак на три длиннее вчерашнего. Я чувствовала себя супергероем только потому, что пережила эту ночь. Женщина-соня или типа того. Самоотверженно засыпает в самых опасных местах.