–От чего эти ключи?– спросил низкорослый, плотного телосложения опер, видимо, являвшийся главным у них.

Только этого ещё не хватало. Это были ключи от дверей колледжа, в котором я время от времени находился даже по ночам. Директором колледжа является моя родная тётя Елена Петровна. И именно этой ночью я должен был остаться там. Ужасно не хочется компрометировать тётку появлением в её храме науки всей этой компании в составе оперов, свидетелей, понятых, оператора. Слишком многим я её обязан.

Она в очередной раз дала мне возможность доказать себе и окружающим, что мир не ограничивается земельным наделом и выращенными на нём фруктами-овощами. Специалистом по внутренней отделке помещений я никогда не являлся, но мне с моим старшим братом Евгением было предложено произвести комплексный ремонт в её двухэтажном частном доме. Да, мы старались и, глядя на плоды своих трудов, испытывали гордость в большинстве случаев: ванная, кухня, зал, веранда были отделаны в соответствии с общепринятыми евростандартами. Но были моменты, где “косяки” выползали наружу и нависали над нами неровностями потолка спальни, покрытого флизелиновыми обоями, или били по глазам волнообразностью швов на наружной стене веранды. Елена Петровна же, видя всё наше усердие и старание, никогда критически не указывала нам на наши недочёты, а наоборот, стимулировала нашу работу дополнительными премиальными выплатами.

То, чего достигла эта женщина, оставшаяся почти в сорок лет без мужа, с сыном и пожилой мамой, заслуживает отдельных биографических эпосов. Работая в начале своей карьеры в деканате одного из ВУЗов Краснодара, она впоследствии открыла колледж, ныне процветающий и весьма высоко зарекомендовавший себя в сфере средне-специального образования. Мои три курса института (третий я заканчивал, уже находясь в армии) позволили мне быть зачисленным сразу же на третий курс тёткиного колледжа, где я заочно получил образование по специальности “Менеджмент”. Внешне очень привлекательная, стройная, всегда элегантная – она была из того класса бизнес-вумен, которые никогда не находят времени на свою личную жизнь, очень мало отдыхают, всегда озабоченны детищем своего труда, в данном случае – колледжем. Её мама, моя бабушка, всегда очень переживала за её слишком перегруженный график жизни и стремилась всем ей помочь, вплоть до того, что “садилась" на телефон в период набора нового курса и давала исчерпывающую информацию относительно специальностей, сроков обучения, оплаты и всего остального. На работе её тоже очень ценили и уважали. И вот теперь я ставил под удар её репутацию и репутацию всего колледжа.

–Ключи от колледжа,– мрачно ответил я на вопрос главного опера.

–Какого колледжа?– оперативник начинал проявлять нетерпение.

–Вот этого,– кивнул я в сторону здания, от которого мы находились на расстоянии метров пятидесяти. В это время в нём уже никого не было, и ключи оставались только у меня.

–Надо осмотреть там всё, вдруг у него там что-то есть. Собирайтесь, идём туда.

Не знаю, что дальше произошло с Ваней и его друзьями, возможно, их оставили ждать нас около машин, но после этого я их больше не видел.

Через несколько минут мы были внутри колледжа, всё так же сопровождаемые понятыми и оператором.

–Открой эту дверь,– опер указал своему помощнику на дверь комнаты отдыха охранника,– заходите. Камеру пока можешь выключить. Если вдруг что-то найдём – снимешь.

Видеозапись приостановили. “Странно,– подумал я, – это плохой признак, могут что-нибудь и подбросить”. Но вслух ничего не сказал.

Сотрудники рыскали по маленькому помещению комнаты охранника: письменный стол, шкаф-тумба под телевизором, холодильник, в который я не задолго до этого положил купленную в супермаркете на вечер провизию, небольшой раскладной диван. Осмотрев мою спортивную сумку, молодой сотрудник в белой футболке, джинсах, кроссовках и “сумочке-кенгуру”, которую он почему-то носил не на поясе, а через плечо на груди, подошёл к правому быльцу дивана. Моя наблюдательность, и так не особо развитая, на тот момент и вовсе покинула меня. Но для того, чтобы понять, что же произошло в следующие мгновения, совершенно не нужно быть сверхпроницательным.

Этот с сумочкой наклонился к дивану, чтобы отодвинуть его от стены. Местоположение моё и понятых в тот момент было таковым, что его руки, опущенные к полу, и ноги в кроссовках, исчезли на некоторое время из поля нашего зрения. Заскрипели по полу ножки дивана и, слегка отодвинув его от стены, фокусник разогнулся.

–Здесь какой-то свёрток,– триумфально выпалил он.

Меня как током ударило. Нервное, непроизвольное сокращение мышц передёрнуло всё тело. Нерадостное предчувствие заставило меня сжаться в ожидании развития этого фарса. Главный вскочил из-за стола, оператор, куривший в это время в коридоре, залетел в комнатку.

–Нашли?– обрадовался он, включая камеру.

–Понятые, прошу вас проследовать сюда,– официальным тоном декларировал главный.

Когда они сделали несколько шагов вперёд и оператор занял свою позицию, опер с сумочкой опять наклонился за диван и распрямился уже с газетным свёртком в руках.

“-А что у вас в багажнике?

–А там у нас конопля, завёрнутая в газету “Сельская жизнь”.

Эта сцена из кинофильма “Бумер” с гоблиновским переводом злой иронией всплыла в моём сознании. Да, кино – это кино, а жизнь – это жизнь. И умозаключение о том, что был бы человек, а за что его посадить – всегда найдётся, для меня вмиг обрело особо живые формы. Столь полюбившиеся герои “Бумера” вынуждены испытывать на себе беспредел автоинспекторов, “бомбящих” по трассе. С помощью подкидывания конопли “санитары дорог” разводят водителей на деньги. Способ зарабатывания быстрый и, учитывая специфику их основной деятельности, в принципе безболезненный. Конечно, всем подкидывать они не станут. Для этого существует определённый контингент “терпил”, который будет сам во избежание огласки или из-за страха за своё будущее предлагать рассчитаться на месте и разъехаться. А поскольку ни свидетелей, ни доказательств у “терпил” не имеется, то подобный промысел, поставленный ныне на широкую ногу, будет процветать и впредь.

–Что здесь?– обратился ко мне старший опер.

–Понятия не имею. Это не моё,– как можно спокойнее и тверже произнёс я.

Развёрнутая к этому времени газета с “мелкопорубленной травянистой массой зеленовато-серого цвета, с виду напоминающей коноплю”, красовалась в ловких руках фокусника.

–Тут примерно стакан,– как при взвешивании, поднимая и опуская руку, с тоном знатока произнёс он.

Мои ожидания по поводу того, что может быть, всё обойдётся, окончательно были развеяны. Я не мог сосредоточиться и собрать свои мысли в одну кучу.

–Это не моё, я не знаю, откуда это здесь появилось,– тупо повторил я, глядя на понятых.

–Опечатывайте, оформляйте. Пусть они распишутся,– отдавал распоряжения главный.– Ну, что. Говоришь, не твоё? Знаешь, сколько тебе за это светит?

Майор Дербенко Алексей Андреевич (его звание и фамилию я узнал уже только в отделе) присел на край стола, лениво, но в то же время довольно потирая колени ладонями. Весь его облик говорил о надоевшей обыденности подобных мероприятий. Особенно участившиеся в последнее время стычки с начальством по поводу малочисленности задержаний не давали ему покоя, подрывая и без того подыстрёпанные нервы. Вышестоящее руководство требовало регулярных отчётов о задержанных наркоторговцах, о разоблачении наркопритонов, о внедрении оперативников в среду наркоманов…

Четвёртый отдел ФСКН (Федеральная Служба РФ По Контролю За Оборотом Наркотиков) города Краснодара, начальником оперотдела которого он являлся, слыл показательным, и надо было поддерживать марку. В ход шли любые средства. Иллюзии о доблести и порядочности российского офицера, которыми он грезил в детстве, давно оказались разбитыми о волнорез суровой действительности трудовых буден. Мерзость и гнусность методов, которые приходилось использовать для поддержания благосостояния своей семьи и повышения показателей раскрываемости, уже перестали казаться столь шокирующими и неприемлемыми.