Пролог
Выплывать из бездны, на дно которой меня поместил человек, ставший одновременно моим адом и раем, поднял на вершины счастья и безжалостно спустил на землю, превращая каждый вздох в мучения, оказалось непосильной задачей. Как только мне удавалось подобраться к поверхности воды, сквозь которую светили солнечные лучи, его сильная любимая рука снова отправляла меня на самое дно, привязав к шее неподъемный камень, убеждая, что никогда не смогу выплыть обратно без его помощи. Тогда я начинала просто мечтать о собственной погибели, смиряясь с уготованной участью. Но, как я убедилась позже, моя смерть в его планы не входила. Ему доставляло извращенное удовольствие ломать меня снова и снова, погружаясь в пучину безумия, затягивающую нас обоих. Иногда я видела в его родных, и в тоже время, настолько незнакомых глазах проблески отчаяния, видела того человека, который завладел моим сердцем. Стоило Диего понять, что демонстрирует мне свою слабость, и его место занимал Ангел. Беспощадное, расчетливое, кровожадное чудовище, терзающее моё тело и душу. В нашу последнюю встречу Диего избавил меня от наркотического дурмана, заставив мучиться от болезненной реальности. Его забота пугала. За все это время я успела понять, как сильно ему нравилось давать надежду на избавление от мучений и снова показывать мою ничтожность в его мире.
Время без кокса превращалось в бесконечную тягучую субстанцию, съедающую меня изнутри. Я каталась по кровати из стороны в сторону, истязая себя воспоминаниями. Во мне не оставалось ни сил, ни желания, даже чтобы подняться на ноги. Я просто ждала его приговора, молча давясь слезами отчаяния, перестав ориентироваться во времени. От Диего не было никаких новостей несколько суток. Я не знала, радоваться этому или пришло самое время насторожиться. Только я знала, что любые мои предположения окажутся неверными, бесполезными. Моя жизнь мне не принадлежала.
После нескольких дней ломки, самоистязаний и полного равнодушия к окружающему миру на мой телефон пришло смс от Диего:
«Собирайся. Выходишь на работу. Через двадцать минут за тобой приедет машина».
Сообщение не вызвало никакого удивления. На самом деле, все это время я ждала очередной порции унижений. Поверить в то, что Ангела искренне заботит мое состояние, оказалось невозможным. Слишком упорно он доказывал обратное. Время вдали от наркотиков и разврата расслабило меня. Зная, что так будет, он ни намёком не дал понять о возможности возвращения к работе. Теперь, явно хотел, чтобы я прочувствовала полную глубину своей ничтожности, находясь в абсолютной трезвости.
Ровно через тридцать минут у ворот особняка меня забрала машина, доставившая по привычному маршруту в место, переполненное похотью, алкоголем и отсутствием надежды на будущее. Я не понимала, почему многие девочки, танцующие на сцене и торгующие собственным телом, получали удовольствие от работы. Также как и не понимала их радости от полученных денег, взятых из рук грязных ублюдков, видящих в них лишь тело, готовое удовлетворить любым извращенным способом. Я видела, как порой некоторых девочек выносили без сознания после очередного «привата», а потом они пропадали, восстанавливаясь неделями. Многие танцовщицы оказались здесь насильно, со временем научившись наслаждаться своим делом. Были также и те, кто пришел в клуб добровольно. Среди таких далеко не все соглашались на приватные танцы, довольствуясь лишь выступлениями на сцене. Но, несмотря на редкие исключения, даже «свободные» девочки с удовольствием брали заказы, при мысли о которых к горлу подкатывала тошнота.
На шатающихся ногах я прошла к своему столику в гримёрке, собираясь готовиться к выступлению. Из зеркала на меня смотрел призрак той девушки, что когда-то мечтала лишь освободиться от необходимости слепо подчиняться решениям отца. В результате став заложницей человека, который, как она надеялась, спасет её из скользких лап выгоды и тщеславия. Я усмехнулась отражению, взяв в руку баночку с кремом. Какой же дурой я была!
Грохот и крики, доносящиеся из основного зала, заставили девочек подскочить с мест и обернуться к входу в гримёрку, прислушиваясь к шуму. Тяжелый топот нескольких пар ног приближался, неся с собой нечто, чего ни одна из нас не могла ожидать. Внутри комнаты повисла напряженная тишина, словно на подсознательном уровне все девочки уже знали, что принесут с собой обладатели этих шагов. Я не отводила взгляда от девушки в зеркале, не оборачиваясь к двери. Казалось, стоит развернуться, и от неё останется лишь дым воспоминаний. Я жадно всматривалась в каждую потухшую черту, пытаясь разглядеть в потускневших глазах страсть, пылавшую в них всего несколько недель назад.
Дверь распахнулась, и комната заполнилась визгом девочек. Мужские голоса кричали, чтобы мы выбирались на улицу. Я по-прежнему смотрела в зеркало, не двигаясь с места. Одно движение – и хрупкая иллюзия пародии на жизнь будет разрушена. В отражении полуголые танцовщицы, подгоняемые дулами автоматов, покидали помещение. Огромный мексиканец ткнул меня оружием в спину, чтобы я сдвинулась с места. Поторапливаемая стволом, упершимся между лопаток, выбежала на улицу вслед за остальными девушками. Не беспокоясь о ссадинах, оставляемых грубыми толчками, нас распихали по нескольким фургонам. Плотно закрыв двери, охраняемые изнутри двумя вооруженными мексиканцами, машина тронулась с места с визгом покрышек. Происходило нечто ужасное. Напряжение в фургоне нарастало, превращая крупицы спокойствия, сохраняемого некоторыми из девочек, в истерику. Машина наполнялась плачем и криками. Джесс вскочила на ноги, принявшись долбить кулаками о кузов фургона.
– Выпустите меня! – кричала девушка. – Ублюдки, выпустите! Что ж вы делаете, сволочи! Выпустите! – её крики перерастали в завывания.
Один из охранников поднялся на ноги, замахиваясь прикладом автомата ей в голову.
– Заткнись, сука! – прорычал он.
С глухим грохотом девушка повалилась на грязный пол, окрашивающийся рядом с её головой в алый цвет.
Девочки завизжали ещё громче, увидев подругу с разбитой головой на полу. При виде чужой крови меня затрясло. За все это время я настолько привыкла к собственной боли, что забыла, каково это – видеть страдания других. Кровь, растекающаяся по полу, напомнила, все девочки в этой машине – они ещё живы в отличие от меня. Каждая дышит, верит и надеется на будущее, которого возможно никогда не будет. Не знаю почему, но я была уверена в цели данной поездки. Ни одна из нас не должна вернуться обратно. Ещё утром мне было все равно, какое решение примет Ангел. Но сидя среди отчаявшихся, оплакивающих заранее свои жизни девушек, не видя его глаз, так равнодушно выносивших приговор, захотелось жить. Захотелось, чтобы этот подонок сам набрался мужества и сделал то, на что не хватало смелости. Все это время я была жива лишь из-за его трусости. Но он нашел выход из положения, поручив уничтожить меня вместе с остальными. Оставалась непонятна причастность к происходящему остальных танцовщиц. Крохотный проблеск надежды в груди просил не делать поспешных выводов. Возможно, все обстоит не так, как мне кажется. Этот проблеск нещадно растаптывался запахом смерти, витавшим в воздухе. Вместо людей в фургоне сидели живые покойники, от которых исходил трупный смрад.
Спустя какое-то время, машина затормозила, заставив затаить дыхание. Я слышала, как громко бьется мое сердце, отбивающее последнюю дробь. Девочек вытаскивали из машины, но вместо их криков в ушах шипело. Охранник дернул меня за руку, выкидывая из фургона. Я выпала на сырую землю. Вокруг виднелись лишь деревья без каких-либо признаков жизни поблизости. Девочек выстраивали в ряд, держа на прицеле и не давая дернуться с места. Меня толкнули в ряд. Встав в линию, я поняла, что мы на краю огромной ямы, разинувшей пасть и дожидающейся своих жертв. Шипение в ушах заглушило собственное частое дыхание. Я смотрела перед собой и видела направленное мне в лицо дуло автомата, смотрящее на меня черным глазом смерти. Я зажмурилась, не желая встречать погибель с широко раскрытыми глазами. Передо мной возникла улыбка Диего, сводящая с ума, наполненный страстью взгляд, нежные прикосновения… Череда выстрелов, пронзающих лесную тишину, и разрывающая грудь боль…
