Аккуратно обойдя стол преподавателя, я заглянул через не до конца закрытую дверь в комнату, из которой исходила магия профессора.
Сам зельевар нашелся на небольшом диванчике, который подпирал дальнюю стену в небольшой комнате, раза в три меньше нашей с Терри спальни.
Имеет ли он возможность видеть магию, а даже если и нет, то заметил ли он меня используя какие-либо зелья я не очень понял.
В любом случае, после моего появления он не изменил позы, продолжая вглядываться в небольшую рамку, видимо, с фотографией внутри.
Я проскользнул в дверь, не став, однако, подходить ближе, решив не рисковать и прежде всего осмотреть помещение, в которое попал.
Второе впечатление не сильно отличалось от первого, ведь комната действительно оказалась довольно мала, однако вмещала помимо упомянутого дивана еще и письменный стол, который сейчас был завален различными пергаментами с, видимо, работами учеников, среди которых я, на удивление, без труда отыскал взглядом свою.
Так же, вплотную к столу стоял небольшой шкаф, дверцы которого были наглухо закрыты и закреплены высококлассными чарами, не идущими ни в какое сравнение с таковыми на двери в класс.
В противоположной стене нашлось две двери, ведущие, видимо, в санузел и кладовку, которую в каноне обокрали доблестные гриффиндорцы.
Взгляд на секунду зацепился за диплом от гильдии зельеваров, подтверждающий статус мастера, однако особого значения этому и так общеизвестному факту я не придал.
Личного дневника или чего-то подобного я не заметил, однако огромное количество заметок на небольших листах, которыми была обклеена стена над столом заставляли задуматься, ведь у людей, способных защититься от легилеменции и сортировать свои воспоминания просто не может быть проблем с памятью.
Однако, мои теоретические и практические знания в этом вопросе не отменяли сети повседневных напоминалок, развешенных им. Неужели он уделяет так много времени определенным воспоминаниям, что это выливается в проблемы с кратковременной памятью?
Но подобные эффекты возникают лишь тогда, когда маг сам начинает путаться в своих воспоминаниях, переставая их сортировать.
Не бывает легилиментов, не освоивших окклюменцию, ведь эти две направленности ментальной магии всегда шли рука об руку, и если окклюменцию можно освоить не затрагивая чужие воспоминания, то вот без нее залезть в чужую голову не выйдет.
Поэтому я отлично понимал, что профессор сортирует свои воспоминания и, в принципе, догадывался, что он имеет с этим проблемы, ведь ослабление кратковременной памяти у человека, обученного оклюменции, означает, что этот самый человек уделяет воспоминаниям слишком много времени или, что не многим лучше, старается смешать прошлое с настоящим. Догадывался, однако не спешил подтверждать свои догадки.
Я наблюдал за магом, который откинулся на спинку дивана, при этом ничуть не расслабляясь, задумавшись о том, что его состояние может быть даже хуже моих зачатков раздвоения личности, ведь мне мои тараканы практически не вредят, а вот в случае с профессором…
Спустя пару минут зельевар поднялся, а я проводил взглядом его непродолжительный путь от дивана, на котором он сидел, до письменного стола, на котором нашла свое место та самая рамка с, теперь уже точно, фотографией.
Обычной, магловской фотографией, которая тем не менее была окутана просто запредельным количеством чар, сохраняющих ее, практически идеальное, состояние.
Для меня не было неожиданностью увидеть на фотографии очертания рыжеволосой девушки лет пятнадцати. Нет, я бы удивился, не найдя ее на этом снимке.
Однако мой взгляд зацепился и за небольшую, где-то три на четыре сантиметра, фотографию, прикрепленную в правом нижнем углу рамки.
На втором снимке был ребенок лет шести-семи на вид, не больше. Он имел довольно типичные, для Англии, черты лица и неопрятный ежик черных волос.
На его лице отражалась абсолютно детская улыбка, а прищуренные глаза были скрыты за стеклами довольно-таки изношенных очков, закрепленных резинкой так, что бы они не спадали при первой возможности.
Такие очки нередко дают маленьким детям с плохим зрением, когда они играют на детской площадке или еще где, чтобы не рисковать более дорогой и красивой оправой.
Я аккуратно вышел из класса, опередив профессора, закрывающего за собой двери и отправился обратно в башню.
Возможно, я зря совершил этот поход. Возможно, наоборот, я зря тянул с ним до конца второго года обучения, хотя я все еще не знаю, как отнестись к явным проблемам профессора.
Возможно…
Даже не знаю. В любом случае, сейчас мне нужно просто отдохнуть, ведь до экзаменов, а следовательно и до окончания учебного года, осталось не так много времени.
Комментарий к Часть двадцать четвертая или Сложные люди, которых я стараюсь понять
Все еще есть некоторые проблемы с переходом от действия к действию, однако, прогресс в сглаживании углов, я надеюсь, есть.
========== Часть двадцать пятая или Сложная судьба, которая преследует всех избранных ==========
Наблюдать за тренировками будущего мага иллюзий было довольно познавательно. Особенно, если этот маг уже разобрался с основами и способен создать нечто большее, чем небольшую статичную иллюзию.
Поэтому я в последнее время нередко задерживался у Флитвика подольше, наблюдая за прогрессом Гермионы и тренируясь самостоятельно.
На самом деле юная Грейнджер была далеко не единственным одаренным в чарах ребенком, но именно она выделялась на фоне ребят, упражнявшихся в чарах анимации, усиления и простейших манипуляциях стихиями, которые, к слову, так же являются далеко не самыми распространенными направлениями.
Да и атмосфера тут царила весьма приятная и, в какой-то степени, домашняя. Поэтому я нередко оставался на общие дополнительные занятия, упражняясь в производных левитации, практикуясь в отслеживании магии или просто отдыхая.
Честно говоря, я даже не знаю, как с Равенкло может выпуститься плохой маг, ведь профессор Флитвик делает все, чтобы ученики хорошо усваивали его предмет, да и факультетская библиотека снабжает бесценными, для нечистокровного мага, знаниями.
Хотя, как показывает опыт, не бывает правил без исключений, главным из которых, в данном случае, является наш, теперь уже бывший, профессор ЗОТИ, отношения с которым у нашего декана весь год были, мягко говоря, натянутыми.
Не знаю, что такого произошло между ними, ведь профессор Флитвик не из тех, кто будет долго держать обиду за нечто малозначимое, однако факт остается фактом.
Так что для меня все же был приятен момент, когда Локхарт за завтраком огласил, что больше не будет преподавать в Хогвартсе. Думаю, это было максимально спокойное окончание учебного года, даже учитывая тот малоизвестный факт, что в тот же день, после последнего в этом году урока ЗОТИ у третьего курса, который ему по какой-то причине дали провести, бывшего профессора забрали две довольно сильные ауры, скорее всего, принадлежавшие работникам аврората. По крайней мере, внешняя магия исходящая из какого-то артефакта (который, вроде как, носят все авроры) полностью совпадала с той, что я несколько раз замечал у стражей порядка в Косом Переулке.
Хотя, подобное решение со стороны Дамблдора (если это действительно результат его действий) было мне понятно, да и не имел для меня особого значения, теперь уже, бывший преподаватель. Сам факт подмены воспоминаний опытный легилимент найти, конечно, сможет, а вот вернуть память незадачливому вору дорогих камней сможет разве что человек, который стирал эту самую память.
