— Антиль, омега не должен питаться не полезной для здоровья едой, — лан Сарти щелкнул пальцами, подзывая бету, чтобы тот унес «неполезную еду», — каша из семян гираса — лучшее, что существует для правильного начала дня.
И ведь возмутиться совершенно не возможно! За столом, кроме СБО, с важным и довольным видом восседал Муля и отец Эша. Начать скандал мне не позволило воспитание, а лан Милли и лан Сарти этим вовсю пользовались. С того памятного завтрака и начался мой персональный ад. На кухню мне без сопровождения проникнуть было нереально (церберы, помним, да?), а за столом они следили за мной, как коршуны. Хорошо, что отец жениха отбыл в первый же послесвадебный день — хоть перед ним скандалить не пришлось, но на все мои недовольства омеги почти не реагировали. Клитт и Наставник сгинули в неизвестном направлении, оставив меня одного.
К концу первого дня кушать уже не хотелось, хотелось жрать, но питаться тем, что мне подсовывали омеги я не рискнул — мало ли, подсыпят какой-нибудь дряни, как Эшу, например. Потом доказывай, что ты не дутавр!
Конечно, можно было бы сказать, что мол я такой борзый, а с омегами справиться не мог! Не мог. И не стыжусь в этом признаться. Я не боец от слова вообще, я генератор идей, а борьба за права — это не ко мне. Всё было гораздо проще, когда за моей спиной незыблемой твердью присутствовал Циш. А сейчас… Мульерр полностью поддерживал СБО, слуги не могли ему слова поперёк сказать (ага, старший альфа, после главы клана), а я в бессильной злобе сжимал кулаки. Я молил местную Богиню, чтобы брат выбрался уже из своей спальни! Или Циш бы вернулся. Мерзкое ощущение полной зависимости от посторонних не оставляло меня ни на минуту. Вот и сидел, прижав пятую точку к месту и не сильно выпендриваясь. Но партизанскую войну никто же не отменял, да?..
Главной её жертвой стал Муля. Оказалось, что у него ужасная аллергия на ягоды монз (подслушал слуг, которые возмущались, что ему приходится выжимать сок отдельно). Причем ему не нужно было много для того, чтобы началась реакция, да и убивать я его не собирался, не хотелось брать грех на душу. Этому неженке хватало пары капель в сок, чтобы он покрывался красными пятнами, начинал чихать и чесаться. После диверсии он исчезал на пару-тройку часов в медбоксе, а потом с уставшим видом скрывался в своих комнатах. Два обеда подряд я устраивал ему внеплановое посещение медкапсулы. Ляпота!!!
Справиться с омегами было сложнее. Аллергий у них не было, и домой они не торопились, но устроить им весёлую жизнь я всё же смог. А помогли мне в этом дутавры. Как-то я до этого не интересовался где и как живут эти скотинки. Знал, что есть дутаврятни, знал, что там жутко воняет, но что они из себя представляют мне было неведомо. Вот и решил, после первого же неудачного завтрака, прогуляться к этим милым зверушкам. Лан Милли и лан Сарти пытались, конечно, меня остановить, но это им было не по силам. Я горел желанием отомстить им за завтрак. Так что, смирившись, они пошли следом за мной.
Запах достиг наших носов гораздо раньше, чем стали видны сами строения. Не Шанель! Совсем не Шанель! Но глядя на то, как старейшие и благородные зарываются носами в надушенные платочки и стирают выступившие от едкого аммиачного запаха слёзы, я решил, что жертва (моя жертва, ибо и мои глаза слезились нещадно) того стоит. Я толкнул воротину, ведущую в огромный сарай, и вошел внутрь. Ящеры (может они, конечно и не ящеры, но мне думать о них, как о динозаврах, было приятнее. А что? Кто из землян может похвастаться тем, что видел настоящего динозавра?) тёмными горами лежали на светлой подстилке, лениво перерыкиваясь. Я подошёл к перегородке, отделяющей их от меня и просунул в щель руку, щелкая пальцами.
— Кила-Кила-Кила-Кила… — вспомнилось имя того дутавра, на котором я прокатился в день моего здесь появления.
Ко мне лениво приблизилась огромная зверюга, обнюхала ладонь, обдав всю руку горячим влажным воздухом, и щелкнула по пальцам раздвоенным языком.
— Лан Антиль, — из-за ворот выглядывали омеги, — осторожнее, эти твари жутко злобные.
Да? Может быть, конечно, но мне так не показалось. Кила наклонил голову пониже, подставляясь под руку, как ласковый котёнок. Я почесал тонкую кожицу под глазами, пошкарябал мощные надбровные дуги, покрытые толстыми чешуйками, похлопал ладонью по морде и обернулся к омегам.
— Может, они просто хорошо разбираются в людях? — усмехнулся я, заметив скривившиеся от комплимента лица.
— Лан Антиль, — пробасил неожиданно появившийся альфа, — запрячь вам Килу прокатиться?
— Нет!!! — сдвоенный визг из-за ворот.
— Да! — а это уже я. Как говорили на Земле-Матушке — что русскому хорошо, то немцу смерть? Я решил, что эта поговорка просто обязана действовать и здесь — что мне хорошо, то «им» не очень! Так-то!!!
Вернулись мы в Облакк когда стемнело, успев к ужину, за которым мне снова подсунули что-то неаппетитное и невкусно пахнущее. Мне вот интересно — кто же готовит эту гадость?
В дутаврятни я пошел и на следующий день…
А питаться мне пришлось по ночам. Когда дом засыпал, лан Милли и лан Сарти, убедившись, что я закрывал свою дверь на ключ, уходили. А я, выждав часок, аки тать в ночи крался на кухню.
Пришлось вспоминать все мои познания в кулинарии (скудные у меня были познания, нужно признать) и готовить себе самому. В первую ночь ничего интересного не произошло. Зато я наготовил себе вкусняшек, а еще скоммуниздил несколько булочек и пирожков, забрав их с собой.
На вторую ночь я решил пожарить мяска. Благо у Тайферра, как у хорошего шефа, были заготовки наутро. Я достал замаринованные аппетитные ломтики, поставил сковороду на плиту, выложив на нее стейки, и сидел, гипнотизируя их взглядом. Потом решил, что одного мяса мне недостаточно и полез за овощами, чтобы сварганить салатика. И что из этого ЧТО?! Я в этом мире готовил в первый раз и понятия не имел, как не нарезанным выглядит тот или иной овощ! Некстати вспомнилась Тонька, которая всегда нещадно высмеивала моё умение портить продукты, потом вспомнился Тайферр. Он что, не мог что ли салатику на ночь оставить? Родной и любимый Малый Петровский Загиб так правильно лёг на душу, что не озвучить его было нельзя. Я вытаскивал и надкусывал по очереди местные «огурцы и помидоры», откладывая понравившиеся в миску, и от души матерился. Можно сказать, разбрасывался матюгами, как утюгами. Причём, получалось это, почему-то, по-русски. Видимо аналогов этим оборотам в местном языке не предусмотрено.
— Мать твою ети раз по девяти, бабку в спину, деда в плешь, а тебе, блядину сыну, сунуть жеребячий в спину и потихоньку вынимать…
— Нинка, сучка драная…
Этот шепот заставил меня покрыться холодным потом, ибо сказано это было на великом и могучем русском языке. Я выглянул из-за дверцы буфета, в котором на нижних холодных полках и хранились овощи, встречаясь взглядом с… Эшем.
— Нинка? — нет, не показалось, именно это он и произнёс. Но с чего бы он звал меня по тому моему имени? — Нинка!
Эш упорно звал меня, смотря так, будто знал всю жизнь. А потом меня торкнуло. Может не один я попал в этот мир? Может Тонька тоже здесь? Решив немедленно проверить эту фантастическую гипотезу, неуверенно спросил:
— Тонька? — омега закивал, рассыпая по плечам волосы, становясь вдруг неуловимо похожим на мою подругу. — Тонька?! Тонька!!!
Я взвизгнул, подпрыгнул, перевернув миску с овощами, и кинулся к Эшу. Да к какому Эшу!!! Это была Тонька! Подруга моя единственная, пусть и в чужом теле. Я подлетел, стиснул в объятиях, получив в ответ не менее крепкие, обхватил лицо ладонями.
— Это правда ты?
— Это ты?
Вопросы будто столкнулись в воздухе и рассыпались. Конечно это была Тонька. Это её глаза смотрели на меня с незнакомого лица, это она плакала, прижимая меня к себе. Мы бы так и стояли, обнявшись посреди кухни, если бы не запах.
— Нина, а что это так вкусно пахнет гореленьким, а?
— Мясо! — я рванул к плите, успев убрать сковороду до того, как стало поздно…
