Это не больше, как бухгалтерский расчет, элементарная арифметика.

Потратив несколько долларов на семена и несколько часов на обработку огорода, можно сэкономить во много раз больше денег на докторах, лекарствах и количестве рабочих дней, которые теряются при заболевании пеллагрой.

Это было зарождение новой, бытовой экономики, которая начинала уже доходить до сознания и применяться на практике. Это может показаться довольно холодным и бездушным мотивом для борьбы человечества со смертью и страданиями. Но как бы то ни было, люди начали понимать, что пеллагра "дело убыточное". И можно не сомневаться, что если бы нам удалось найти достаточно случаев пеллагры для организации нашего эксперимента, плантаторы охотно работали бы с нами рука об руку.

- Потому что, - как объяснил доктор Рикс, - плантатору нужно, чтобы его негры работали...

Значит ли это, что "пятнистая смерть", наконец, побеждена? Ничуть не бывало. Много еще есть оснований ждать ее убийственного возврата.

Комитеты вспомоществования, которые, продолжая начатое Красным Крестом, сделали так много, чтобы накормить южных бедняков, чтобы обучить их огородничеству и правильной системе питания, - эти комитеты подвергаются сейчас яростным нападкам экономистов, требующих сбалансированного бюджета. Они еле сводят концы с концами. Для того чтобы прочно привить беднякам привычку к огородничеству, нужна еще очень большая воспитательная работа. Но воспитатели, по-видимому, нам не по карману. А что, если грянет война? Или по какой-нибудь другой причине снова вернется дурацкий "бум" с высокими ценами на хлопок и табак? Что тогда станет со спасительными огородиками вокруг хижин издольщиков?

Но к черту мрачные мысли! Этот день, 7 мая 1937 года, проведенный в округе Сен-Флауер штата Миссисипи, останется в памяти автора как одно из самых ярких, необыкновенных переживаний. В этот день мы наблюдали не одно только чудесное исчезновение пеллагры. Мы были свидетелями того, как Хьюг Котрэлл со своими сестрами несут высочайший дар науки на борьбу с другими горестями и страданиями южного народа.

В негритянской церкви в Инвернессе мы видели, как чисто одетые негритянские матери со своими чистенькими, глазастыми, спокойными малышами сидели рядами на церковных скамьях. В это утро они принимали участие в богослужении, которое - на взгляд автора - является прообразом будущей религии человечества. Это было нечто вроде научного института охраны материнства. Из самых отдаленных мест округа собрались сюда эти черные мэмми поучиться, как надо вести себя в период беременности. В простой, общедоступной форме им рассказывали также о новой системе питания детей. Они пришли сюда просить молодого энергичного доктора Котрэлла и его опытных сестер привить их ребятам оспу, сделать противодифтерийную и противотифозную вакцинацию. Маленькие пикканини с наследственным сифилисом получали здесь необходимое лечение. И надо сказать, что в этой церкви-клинике совершенно не чувствовалось никакого покровительственного или отеческого тона. Котрэлл и сестры, белые образованные люди, держали себя с этими черными матерями как старшие братья и сестры, поучающие их, преподающие им великие научные знания, но не книжные знания, а только практическое применение науки в жизни. И что еще достойно внимания: потомки народа, который двести лет тому назад был темным и диким, начинали понимать чудесное значение науки и верить в ее спасительную силу.

Напрашивается вопрос. Чем же объяснить эти товарищеские отношения между людьми разных классов общества? Одни имеют положение и образование, другие бедны и невежественны. Почему это происходит? Потому ли, что эти юные борцы со смертью являют собой прообраз будущего человечества? Или, может быть, они не нуждаются в том, чтобы извлекать выгоду из борьбы с человеческими страданиями? Может быть, потому, что у них нет никаких денежных взаимоотношений с этими забитыми, обиженными людьми?

Не в том ли причина, что эти молодые защитники права на жизнь получали свое скромное вознаграждение именно за то, чтобы протянуть этим темным людям руку помощи, дружески подтолкнуть их к новой жизни, не столь печальной, не столь мучительной и опасной?

Автор не берется отвечать на эти вопросы. Он только констатирует факт: простая и великая сила науки была понята и оценена людьми, едва вышедшими из стадии невежества и суеверий, и он впервые ясно почувствовал, как сила науки способствует установлению братства между людьми.

VII

Если таков прообраз будущего, то что же в настоящем мешает быстрой победе наших борцов за жизнь?

Главное, что срывает их планы, - это новые веяния, распространившиеся среди американских граждан высшего круга. Вся трагедия заключается в следующем: в то время как народные массы рвутся к спасительному знанию, правители и хозяева народа начинают бояться этого знания и даже отрицать его.

Когда автор впервые заметил признаки этого глупого страха, он склонен был считать это пустяком, исключением. Он потешался над таким цинизмом в отношении науки, поскольку встретил его прежде всего среди философствующих пустозвонов из интеллигенции.

Когда один из этих типов - весьма известный в светском кругу писатель услышал о возможности победы над пеллагрой, он был, как говорят, далеко не в восторге от этой перспективы.

- Я не стал бы, конечно, настаивать, что нужно перестрелять всех издольщиков, но я не вижу разумных оснований не давать им умирать с голоду, - таково было изречение этого декаденствующего оракула светских гостиных.

Многие, вероятно, скажут, что это была шутка или желание уменьшить бремя расходов на благотворительность, которое давит этого интеллигента, он ведь тоже маленький капиталист. Но нет! За последнее время автор встречает все больше и больше серьезных людей, - два года назад мы назвали бы их добрыми, - которые начинают сомневаться и даже отрицать право людей на жизнь. Автор имел обыкновение угощать своих друзей свежими новостями с фронта борьбы со смертью. Они слушали эти рассказы с интересом, порою даже с волнением. Теперь слушатели стали невнимательными и задают странные вопросы.