Между прочим, мы можем дать прекрасный совет тем, для кого это перепроизводство "низкопробной" человеческой жизни является источником беспокойства. Все больше и больше среди теперешних хозяев народа распространяется мнение, что избыток человеческой жизни - главное наше несчастье. Но в чем же дело? Ведь народные массы не являются хозяевами науки. Люди, владеющие жизнью народа, являются одновременно и владельцами науки, спасающей эту жизнь. Они могут по желанию пускать или не пускать ее в ход, словно кран, который открывают и закрывают. Что может быть проще, чем отказать науке в средствах, без которых она бессильна продолжать свою жизнеспасительную работу. Но только с одной маленькой предосторожностью: дабы сохранить социальный status quo, народные массы должны оставаться в полном неведении относительно этого убийственного государственного мероприятия. Однако, увы, это теперь уже не так легко сделать, поскольку народ начинает уже сомневаться в бухгалтерии наших экономистов, которые морочат его замысловатыми цифрами, стараясь доказать, что средства на борьбу за жизнь все труднее и труднее выкраивать из государственного бюджета.

Поговаривают уже в народе, что баланс живого человеческого бюджета важнее бухгалтерского баланса, выраженного в денежных единицах.

Для всех, кто дочитал до этого места повесть о борьбе за жизнь, конечно, ясно, что автор отнюдь не придерживается жизнеотрицающих убеждений. Но это обстоятельство опять-таки не должно никого пугать. Ведь едва ли несколько тысяч из сотен миллионов обездоленных людей смогут прочесть эту хронику о приключениях (и злоключениях) мужчин и женщин, борющихся за право на жизнь для всех.

Но к чему же тогда продолжать эту историю о борцах со смертью, таких, как де Ли, Тэккер и Бенерон? Ответ простой. Автор делает это потому, что его чутье, интуиция - назовите, как хотите, - подсказывает, что это отрицание жизни не может оставаться постоянным явлением. Это только симптом смертельной болезни нашего гибнущего экономического строя. Когда-нибудь срока указывать не будем - воцарится новый порядок. При этом порядке человеческая жизнь будет считаться величайшим благом в мире. Тогда люди пойдут шагать, распевая демократическую "Оду радости" поэта Шиллера под волнующие звуки "Девятой симфонии" Бетховена. Но автор не обольщается. Он знает, что теперешний частичный отказ в плодах науки - это только первый намек на массовую резню, которая, возможно, нам предстоит. Он надеется, что у него хватит сил и мужества устоять перед этим надвигающимся ужасом. Возможно, что предстоят еще худшие времена в борьбе народов за жизнь для всех, прежде чем наступит лучшее будущее.

Но при неизбежном в будущем крушении нашей старой цивилизации надо думать, что от нее уцелеет кое-что хорошее. И если борцы за жизнь, которые уже принимаются за построение нового, лучшего порядка, начнут свою работу с лучших образцов того, что сохранилось от старого, это даст им и пользу и бодрость духа. Повесть о злоключениях наших борцов за жизнь стоит рассказывать потому, что де Ли, Тэккер, Бенерон и все другие, о которых вы прочтете дальше, являются предтечами. Они пророки того будущего, которое может и должно настать.

II

Тэккер и Бенерон, которые работают среди чикагских низов, знают, что подавляющее большинство матерей, у которых они принимают новую жизнь, отличается хорошим и крепким здоровьем, несмотря на то, что они простые, бедные люди. У Тэккер и Бенерона есть большое преимущество перед теми, кто презрительно относится к жизни масс; они бывают вместе с этими людьми в момент самого глубокого из человеческих переживаний. Они знают, что у этих женщин такая же любовь к жизни, такая же нежная радость при появлении ребенка, как у самых культурных и тонко воспитанных леди из высших кругов интеллигентских и финансовых. Интересно послушать Беатрис Тэккер, когда какая-нибудь высокая особа по ошибке начинает хвалить ее за прекрасные успехи Центра в деле ограничения деторождения.

- Что-о? Ограничение деторождения? - отвечает она с презрительным и негодующим видом. - Нет... уж простите! Мы никогда не мешаем детям являться на свет. Наоборот, мы принимаем детей!

Биология вполне на стороне Тэккер в ее пылком стремлении принимать новую жизнь у миллионов чикагских бедняков. Люди тонкой культуры, убежденные в своем биологическом превосходстве, высказывают иногда мысль: это неплохо, конечно, что Тэккер и Бенерон умеют так ловко принимать детей, но, к сожалению, они принимают их у людей не того класса. Слыша такие рассуждения, наши родовспомогатели приходят положительно в ярость. На чем, собственно говоря, основано это дикое псевдонаучное мнение, что именно в народе, где больше всего родится детей, их почему-то должно рождаться меньше всего?

Допустим, что ограничение деторождения более регулярно и эффективно практикуется классами, которые поставлены в более счастливые социальные и экономические условия. Такой факт устанавливает знаменитый биолог Рэймонд Пэрл. Что делает это утверждение особенно интересным - это то, что Пэрл употребляет слово "счастливый". Представляет ли какую-нибудь угрозу для качества человеческой природы эта уменьшающаяся плодовитость богатых и образованных людей? Не кончится ли это тем, что человечество опустится до социального и экономического уровня тех, которым Тэккер и Бенерон помогают производить новую жизнь? Биолог Пэрл этого не думает. Он решает этот вопрос не в плоскости своих предрассудков (которые в достаточной мере аристократичны), а на основе чистой науки. Он подрывает вздорную теорию о том, что материальный успех является показателем биологического превосходства преуспевающих людей. Разве наши более счастливые классы достигли этого благодаря тому, что состоят из людей действительно высшей пробы - умственно, морально, физически и по наследственным признакам? А их дети разве тоже будут существами высшей породы?

"Или же, - спрашивает биолог Пэрл, - "счастливые", классы стали таковыми только потому, что им больше посчастливилось? То есть, попросту говоря, им повезло?" Пэрл говорит, что это можно предположить с не меньшей степенью вероятности. Он указывает на то, что когда животновод хочет проверить породу лошади, коровы или курицы, то единственным научным мерилом ему будет служить качество жеребят, телят или цыплят, получающихся от пробного скрещивания. Что же касается людей, то увы... "В абсолютных цифрах, - говорит биолог Пэрл, - огромное большинство знаменитейших людей мира произошло от весьма посредственных предков; и, с другой стороны, наиболее выдающиеся люди были исключительно несчастливы в своем потомстве".