Полина устроилась напротив мужа и рассказывала про то, как все прошло в больнице. Она пыталась объяснить, что испытывала, когда говорила с Аликом, смотрела на него, и сильно нервничала, переживая, что Женя не поймет.

– Полечка, в детдомах много ранимых и тихих детей. Это не аргумент, ты же прекрасно понимаешь.

– Нет, конечно, дело не только в этом. – Она почувствовала, что начинает заводиться, как это всегда бывало, если ей не удавалось найти нужных слов. Полина сделала глубокий вдох и постаралась взять себя в руки. – Здесь сразу несколько факторов. Соня – единственный ребенок в семье, она может вырасти эгоисткой. И еще мне кажется, судьба нас нарочно свела с Аликом. Он же буквально свалился на нас, и мы за него теперь в ответе.

– Ответственности никакой нет, – возразил Женя. – Мы сделали для Алика все, что смогли – и даже больше, чем многие на нашем месте.

Муж отодвинул от себя тарелку и взял ее за руку.

– Я же знаю, что дело не в этом. – Он говорил ласково, рассудительно, и Полина знала, что Женя взвешивает каждое слово, опасаясь обидеть ее. – Ты так хотела второго ребенка и очень страдала, когда узнала, что это невозможно. Но мне казалось, мы пережили это. Перешагнули. Ты ни в чем не виновата и не должна наказывать себя.

Полина порывисто встала и отвернулась от мужа, принялась бестолково перекладывать посуду в мойке. Ложки и чашки выскальзывали из рук и жалобно позвякивали. Женя тоже встал, подошел к ней, взял за плечи и развернул к себе.

– Ты так все перебьешь, – негромко проговорил он, целуя жену в висок. – Перестань.

Полина прижалась к мужу, вдыхая родной запах, и в тысячный раз подумала, как сильно она любит этого человека.

Невыносимо было думать о том, что случилось несколько лет назад. Как раз тогда они с Женей решили, что хватит ей трепать нервы в школе и бегать по частным урокам. Наконец-то появилась возможность выдохнуть, успокоиться, заняться собой и родить второго ребенка. А может, и не одного: оба мечтали о большой семье с тремя, а то и четырьмя детьми.

Но, как говорится, хочешь насмешить бога – расскажи ему о своих планах. Первая наступившая беременность оказалась замершей. Мысль о том, что она больше недели носила в своем чреве мертвого ребенка, сводила с ума, и Полина долго приходила в себя.

Рискнуть и попробовать снова оказалось непросто, но через год она узнала, что опять беременна. Беременность протекала хорошо, и постепенно страх отступил. Женя нашел самого хорошего врача, и тот уверял, что никакого повода для беспокойства нет.

Катастрофа случилась, когда Полина была на седьмом месяце. На этот раз ее подвело не здоровье, не собственный организм, в котором произошел непонятный сбой. Помешали глупость и недальновидность. Стоял ноябрь, был гололед, аварии на дорогах случались одна за другой, и синоптики советовали без острой необходимости не покидать домов.

У Полины не было необходимости, но было желание попасть на распродажу в гипермаркет детских вещей. Пара кварталов, пройти всего ничего, беззаботно уверяла она Женю, прогуляюсь потихоньку.

Прогулка закончилась тем, что какой-то водитель не сумел затормозить и едва не сшиб Полину на пешеходном переходе. Она шарахнулась в сторону, поскользнулась и со всего маху грохнулась на живот. Открылось кровотечение, спасти ребенка не удалось.

А самое страшное, что детей у нее больше быть не могло. Никогда.

Простить себя оказалось нелегко. У Полины начались панические атаки, стало подскакивать давление. Она просыпалась по ночам с мыслью, что вот-вот умрет. Это был отчаянный, животный ужас – страх неминуемой смерти, который, наверное, испытывает заяц, когда его гонят охотники или хищники. Ноги и руки леденели, сердце колотилось так, что готово было вырваться из грудной клетки. Иногда приступы накатывали днем. Полина застывала посреди улицы, понимая, что не в состоянии ступить ни шагу.

Хоровод врачей – от неврологов до психиатров, прием препаратов, постоянные консультации, истерики, слезы… Да, Женя прав, они действительно прошли через это, оставили в прошлом. Последние два года или даже чуть больше все прекратилось. Тема была закрыта.

Острое, гнетущее чувство вины и собственной никчемности, бесконечные укоры самой себе, ночные кошмары, в которых она снова и снова теряла ребенка, неотвязные мысли о бесплодии и рухнувших надеждах, своих и Жениных – все то, что мешало жить, отступило на задний план.

Полина воспитывала Соню, занималась домом, вела хозяйство. Но точно знала, что любое мимолетное замечание, чье-то случайное слово и заданный без всякого умысла вопрос: «Один ребенок – полребенка, о втором не думали?» – с легкостью может повернуть процесс заживления вспять, воскресить все страхи и страдания.

– Ты лучшая на свете мать и жена, тебе не нужно доказывать это ни себе, ни кому-то еще. У нас прекрасная семья, я счастлив с тобой и Соней. Я хочу, чтобы ты понимала это, – проговорил Женя.

– Усыновлять ребенка, чтобы ощутить собственную состоятельность, – это преступление и великая глупость, – ответила она. – Я знаю. Но поверь мне, я действительно думаю, что мы можем подарить Алику семью и сами от этого стать счастливее.

Это был самый первый разговор в долгой череде обсуждений.

Алика выписали из больницы и отправили в детский дом, а они втроем уехали в отпуск, как и собирались. Все это время Полина с мужем так и этак, с разных сторон рассматривали этот вопрос. Она укреплялась в мысли об усыновлении, и Женя, которому мальчик был симпатичен, склонялся к тому, что им действительно стоит так поступить.

– Вы можете брать его на выходные. Зачем сразу усыновлять-то? Но если даже решите, сначала лучше оформите опеку, посмотрите, как уживетесь. Все-таки это уже взрослый ребенок! – говорила Света, сестра Полины, которая жила в Санкт-Петербурге.

Полина привыкла прислушиваться к Светлане – та была старше на восемь лет. Сестры всегда были дружными, а после смерти родителей сблизились еще больше. Света, которая всю жизнь работала юристом и специализировалась на сделках с недвижимостью, насмотрелась в своей практике всякого, была против усыновления и не скрывала этого. Они созванивались несколько раз в неделю, и все разговоры сводились к одному.

– Брать на выходные, присматриваться – это не вариант, – возражала Полина. – Это же не собачонка, а человек. Он будет знать, что его рассматривают, как под микроскопом, изучают на предмет пригодности. Светик, пойми, это унизительно! Не по-людски, непорядочно. Что это вообще такое: извини, ты нам не понравился, отправляйся обратно!

– А если они с Сонечкой не поладят? Это по-людски будет? – парировала сестра. – В первую очередь ты должна думать о родной дочери! По отношению к ней порядочность проявлять!

Вернувшись из отпуска, Полина с Женей навестили Алика. Сначала вдвоем, а потом – втроем, с Соней. После поговорили с дочерью, рассказали о своем желании взять мальчика в семью. В тот момент Соня с восторгом отнеслась к тому, что у нее появится младший брат.

– Ты должна понимать, дочка, что это ответственный шаг, – серьезно сказал Женя. – Передумать будет невозможно. Если мы решим усыновить Алика, он останется с нами навсегда. Тебе придется делиться с ним, помогать ему, привыкать к тому, что вас станет двое у нас с мамой.

– Да все я понимаю, папуль! Мы подружимся, вот увидишь!

– Она слишком эмоциональная, увлекающаяся, – позже сказал Женя. – Вся в тебя. Соня не вполне понимает, как это будет. Сейчас Алик для нее вроде Хоббита. Подобрали, пожалели, поселили у себя.

Женю беспокоило то, что они не смогли заставить дочь проникнуться серьезностью решения, важностью момента.

– Ты слишком многого ждешь от нее. Соня же еще ребенок. Какая у нее должна быть реакция? – Полина была настроена оптимистично. – Куда хуже было бы, если б она все восприняла в штыки и начала топать ногами.

Оформление документов заняло больше месяца. Все это время Полина летала как на крыльях: ее переполняло сознание, что она приняла верное решение, направила жизнь в нужное русло, нашла новый смысл. Она была уверена, что все у них сложится хорошо, и собиралась приложить для этого все усилия.