Правдоподобна следующая схема новгородских событий 862 года: земельная династия не столько вымерла, сколько между ее линиями кипит борьба за трон. Ватагу Рюрика одна из сторон нанимает для борьбы с противниками в этой усобице. Викинги – не только отличные вояки, но и мастера коварства. Прикинув обстановку, атаман варяжских наемников захватывает трон и истребляет всех соперников из обеих враждующих новгородских партий. Новгородцы хватаются за оружие. Поздно…

Первым же шагом Варяжской династии на русской земле была узурпация Новгородского княжения. Она-то и превратила пирата Рюрика и его род в княжескую династию.

«Могучий Славой». С этим, между прочим, гармонирует и само имя Рюрика. По-варяжски оно звучит «Хрёрекр» и переводится как «Могучий Славой». Кому могут при рождении давать такое имя? Очевидно, сыну короля или хоть ярла (графа). Но мы уже знаем, что Рюрик, увы, безродный пират. Откуда же имя?

«Могучий Славой» – довольно явно его тронное имя, взятое им как раз после захвата Новгорода. Оно как бы символ прямо-таки невероятной удачи: разбойнику с большой морской дороги посчастливилось добыть своим мечом огромное княжество, таких размеров, какими не мог похвастать ни один норманскии захватчик на Западе. Как тут было не возгордиться! Как было не выбрать себе тронное имя, соразмерное драгоценному боевому трофею – княжеству Новгородскому!

А как же звался Рюрик до этого? Каким-нибудь «атаманом Перекатиморе». Ему нужна была репутация атамана лихих пенителей моря и рубак, за которую его пиратов (а не соперников) могут нанять в какую-нибудь богатую страну. Для этого кличка-реклама была важнее имени. Но такие имена в биографии имеют свойство бесследно исчезать под покровом княжеской мантии. Подлинного, первого норманского имени Рюрика мы не узнаем никогда.

Так обнажается первоисточник, первое звено «династического мифа» Варяжского дома – узурпация Рюрика. Но в самом династическом мифе этой узурпации не будет вовсе – ее место займет приглашение в князья.

Подтверждение тому, что перед нами династический миф самого Варяжского дома, – абсолютный политический вакуум, в котором появляется и действует на Руси Рюрик. Ради этого из летописного рассказа устранены, в частности, имена всех князей и династий всех русских земель (а их более десяти!) как до Рюрика, так и в его время. Не названы и имена злополучных новгородцев, которые, к великим бедам всей Руси, пригласили Рюрика. Этим литературным (а на самом деле – династическим!) приемом «погружения в информационную тень» желанный эффект прекрасно достигается: никакой доваряжской государственности нет, история Руси начинается с Рюрика и Варяжского дома. (Кстати, династические мифы широко распространены в хрониках монархий всех времен и народов, начиная с Древнего Египта и Библии. И фабрика династических мифов находится обычно всегда на уровне трона.)

Легко понять, что самому Рюрику такая версия была бы не нужна. Где же здесь Слава, где Могущество? Он не стал бы замалчивать имен своих противников. Наоборот, он должен был хвастать победами над ними, даже преувеличивать их силу и число. Точно так же Рюрику вовсе не нужна была бы версия о приглашении. «Могучий Славой» должен был открыто хвастать тем, что добыл Новгород своим мечом, изображать свою победу как завоевание Новгорода.

Откуда же взялся мотив приглашения в князья? Видимо, он восходит к Ольге. Это ее теория – династия, княжащая в славянской земле, тем самым славянская, а не варяжская. Мы знаем, что на ней была построена вся ее политика. Узурпация как исходный пункт такой трактовки дома Рюрика плохо подходит. Приглашение – дело другое. Приглашение не в наемники, а в князья. Приглашение Рюрика в Новгород было фактом. Ольга велит своим летописцам перетолковать его.

Как Ольга умела составлять нужные ей версии, перетолковывая очевидные факты, мы помним по версии, выгораживавшей Мала, чтобы доказать, будто он непричастен к казни Игоря и потому сам не заслуживает казни. На сей раз перед Ольгой стояла иная задача – доказать, будто «Могучий Славой» был князем законным (к нему восходили права Святослава на трон, а Ольги на регентство), но вместе с тем князем недостойным. Династия-то восходила к Рюрику, но верная, славянская, политика начинается с нее, с Ольги!

Что еще остается сказать в данной связи о Рюрике? То, что есть летопись (так называемая Иоакимовская), где «сконструирована» его знатная варяжская родословная. Сведения Иоакимовской летописи иногда принимают за верные из-за самого имени Иоакима – первого епископа Новгородского (он был соратником Добрыни, а затем и его сына Константина Добрынича). Но если сведения эти правдивы, почему тогда знатной родословной Рюрика нет в главной летописи державы?

На самом деле Иоакимовская летопись (о времени составления которой идут среди ученых большие споры) только приписана Иоакиму ради его громкого имени. Она резко враждебна Добрыне и Владимиру, а заслугу намерения крестить Русь пытается передать Ярополку – их противнику. В основе ее версии может лежать только фальшивка сына Ярополка, Святополка I, «Окаянного», захватившего трон после смерти Владимира. Это его, Святополка, династический миф.

Гвардия рутсь. Последнее, что остается сказать о Рюрике, – то, что с ним в летописи странным образом связано имя Руси. Вообще говоря, в летописи содержатся одновременно два взаимоисключающих объяснения этого имени, С одной стороны, Русь выступает первоначально как синоним полян (то есть имя южное и славянское). С другой стороны, в той же летописи говорится, что новгородские послы, отправленные за князем, «пошли за море, к варягам, к руси», что эта таинственная русь – один из скандинавских народов, что Рюрик с братьями «взяли с собой всю русь». И летопись заключает: «И от тех варягов прозвалась Русская земля». Согласно этой версии, этнотопоним «Русь» – северный и варяжский.

Ясно, что оба объяснения этнотопонима Русь не могут быть одновременно верными. Более правдиво из них то, которое связывает имя Руси с Полянской землей – первой коронной землей державы. Имя, видимо, восходит к названию реки Рось, впадающей в Днепр южнее Киева. Первое надежное упоминание его как этнонима относится еще к IV веку (оно сохранилось в хронике Иордана VI века) в форме «росомоны». Термин этот нередко переводят как «народ Рос», но, на мой взгляд, более верен перевод «люди с реки Рось».

Кстати, древнейшая письменная форма слова «русский», как отмечает Рыбаков, была «росьский», так что, очевидно, народ и держава назывались сначала не Русью, а Росью. Легко заметить, что имя это славянское, а не норманское и что оно зафиксировано на Юге державы еще за полтысячелетия до Рюрика. Таким образом, ничего общего с Рюриком имя Руси не имеет.

Какую же «русь» мог привести с собой в Новгородскую землю Рюрик всю, то есть в полном составе? В книгах прошлого века нередко фигурируют «варягоруссы», то есть целый скандинавский народ, будто бы переселившийся в IX веке на Русь и давший ей имя. Но долгие поиски такого народа показали, что его никогда не было.

Да и мог ли пиратский атаман привести с собой целый народ?

«Вся русь», приведенная с собой Рюриком, – не народ, а воинский контингент, пиратская ватага с именем, несколько созвучным по случайности, что и породило потом путаницу. Рядовые скандинавские пираты назывались по-нормански рутскарлами или рутсменами (буквально «гребцами», по смыслу же «ушкуйниками»).

У их соседей, финнов, слово превратилось в этнотопоним «Руотси» со значением «Пиратская страна». Загляните в сегодняшний финско-русский словарь, и вы найдете в нем страну Руотси и сейчас. Но это отнюдь не Русь, а Швеция! В древнерусский язык слово «руотси» перешло в форме «рутсь» (как «Суоми» дало летописное «сумь») опять с новым значением – «варяжские пираты». Таким образом, «вся русь», приведенная Рюриком, это его «трувор» – «верная дружина». Новгородцы ехали действительно за море, к варягам, к рутси (или руотси) – норманским пиратам, хозяйничавшим тогда на Балтике. И наняли одну их ватагу, одну рутсь, на новгородскую службу, не предвидев горьких последствий этого для Новгорода (тогда еще Холмграда), а тем более для всей Руси. Мечами этой-то рутси Рюрик и произвел вероломно свой переворот.