В свете всего вышеизложенного, товарища Хрущева взяли большие сомнения – а стоит ли вообще ехать в Москву. Может быть, сказавшись больным, немного потянуть время, для того чтобы понять – откуда дует ветер. А то во время их последней встречи товарищ Сталин так глянул на Никиту Сергеевича, будто перед ним был не живой человек, а восставший из могилы неупокоенный мертвец. В конце концов, не будут же его арестовывать прямо здесь, в Киеве, что против всех правил. Нет, решил он, со Сталиным этот номер не пройдет. Почуяв бунт, тот в момент пришлет «доктора», а может, даже и не одного.

Успокоив жену Нину и младшего сына Сергея, Хрущев на негнущихся ногах подошел к телефону и, позвонив в гараж ЦК КП(б) Украины, распорядился подать ему машину для поездки на аэродром Борисполь. Машина подъехала так быстро, будто ждала его прямо тут за углом, а не выезжала из гаража по вызову. За четверть часа до полуночи Хрущев оказался на аэродроме. Приготовленный к полету самолет был ему хорошо знаком, вот уже полгода эти одномоторные грузопассажирские бипланы, рассчитанные на перевозку двенадцати пассажиров или полутора тонн груза, делали прямо тут в Киеве на 473-м авиазаводе.

Эта машина, несмотря на камуфляжную темно-зеленую окраску, была оборудована как роскошный салон-вагон с мягкими креслами, баром и даже туалетом. Последнее было совсем не лишним, ибо полет до Москвы длился четыре с лишним часа. Поскольку других пассажиров, кроме Никиты Сергеевича, не ожидалось, самолет вылетел сразу же, как только тот занял свое место в кресле. Единственный ВИП-пассажир еще не знал, что когда он приземлится на Центральном аэродроме, весь мир уже необратимо изменится, и ему, Хрущеву Никите Сергеевичу, члену ВКП(б) с 1918 года, места в этом мире уже не будет.

Командир 6-й стрелковой дивизии генерал-майор Николай Григорьевич Золотухин вздохнул и посмотрел на часы. Четверть первого ночи. Поднятая по тревоге по сигналу «Гроза» дивизия, после переобмундирования в полевую камуфляжную форму образца сорок первого года, с наступлением темноты покинула полевые лагеря и выдвинулась к рубежу государственной границы. Ее задача – к трем часам утра занять оборону по рубежу Брестского укрепрайона. 333-й стрелковый полк занимал оборону южнее реки Мухавец, имея соседом слева 75-ю стрелковую дивизию. 125-й стрелковый полк готовился оборонять сам Брест, севернее города к границе выходил 84-й стрелковый полк, имея соседом справа 42-ю стрелковую дивизию.

Брестский укрепрайон, как считал генерал-майор Золотухин, был так себе. Несмотря на лихорадочную работу строительных и саперных подразделений, построено в нем было не более четверти всех оборонительных сооружений, а вооружено и приведено к боеготовности только около десяти процентов. Кроме того, Николай Григорьевич не догадывался, что от вновь построенных дотов и капониров толку будет мало. Свою первичную прочность свежезалитый бетон набирает за двадцать восемь суток, а для того чтобы она стала максимальной, нужны даже не годы, а десятилетия. Автору этих строк приходилось в жизни долбить и свежий бетон возрастом один-три года, и старый, которому было больше тридцати лет. Разница как между мягким известняком и несокрушимым гранитом.

Но если это действительно война, то держать оборону нужно в любом случае. Поэтому с весны этого года вдоль линии Брестского УРа по приказу наркома обороны товарища Сталина был создан рубеж полевой обороны, состоящий из трех рядов траншей полного профиля, наподобие тех, что были в прошлую войну, усиленных пулеметными гнездами. А на танкоопасных направлениях – еще и позициями для противотанковых пушек образца тридцать восьмого года 53-К, калибром в сорок пять миллиметров.

Подумав о них, генерал-майор хмыкнул. С учетом противотанковых взводов в стрелковых батальонах, противотанковых батарей в полках и отдельного истребительного противотанкового дивизиона в составе дивизии, в его распоряжении находилось сорок восемь таких противотанковых пушек. Вроде бы кажется немало, но вскрыв «красный пакет», генерал-майор узнал, что в полосе обороны его дивизии противник сосредоточил основные силы своей 2-й танковой группы – а это около восьмисот танков, половина из которых должна была действовать севернее, а вторая половина – южнее города Бреста.

С учетом всего этого сорок восемь противотанковых орудий – смехотворно мало. Положение не изменится, даже если выставить на прямую наводку все двадцать имеющихся в его распоряжении дивизионных пушек УСВ калибром в семьдесят шесть миллиметров, тем более что и бронебойных снарядов к ним кот наплакал.

Еще в дивизии имелись тридцать две 122-мм гаубицы образца 1910/30 года и двенадцать шестидюймовых гаубиц образца 1915 года, все на конной тяге, полностью непригодные в качестве противотанковых орудий ввиду своей малой подвижности и однобрусной конструкции лафета. Но воевать все одно было надо.

Правда, час назад, на совещании в штабе 28-го стрелкового корпуса, которому с недавних пор была подчинена 6-я стрелковая дивизия, командующий корпусом генерал-майор Попов сообщил, что его позиции в районе Бреста будут усилены подходящими из глубины двумя мотострелковыми бригадами особого назначения. Также в полосе ответственности его дивизии будут действовать части корпусного усиления: одна отдельная самоходная истребительная противотанковая бригада, два корпусных пушечных артполка, а также три самоходных артиллерийских бригады особого назначения, в том числе и одна артбригада особой мощности.

– Значит, так, Николай Григорьевич, – сказал ему Попов, – в самом Бресте и севернее через ваши позиции по правому берегу Буга не должен прорваться ни один немец, ни живой, ни мертвый. Поэтому приданные вашей дивизии части усиления должны быть дислоцированы именно там. По поводу южного фланга таких строгостей нет, и, оказав противнику упорное сопротивление, ваши части могут отступить и занять оборону в черте города. Но не ранее, чем будет полностью исчерпана возможность к сопротивлению на линии госграницы.

На вопрос Золотухина, почему именно так, генерал-майор Попов только пожал плечами, ответив, что таков замысел вышестоящего командования, которому необходимо заставить немцев наступать своими танками на Кобрин в полностью простреливаемой нашей артиллерией узкой полосе открытой местности, зажатой между рекой Мухавец и находящейся южнее болотисто-лесистой местностью. В отдельных местах ширина этой полосы меньше четырех километров, а по северному берегу Мухавца уже занимают оборону дивизии соседнего 47-го стрелкового корпуса. И ежели немцы, прорвавшись на правом фланге, сумеют выйти им в тыл, положение всей армии станет катастрофическим. Поэтому на правом фланге необходимо держаться, держаться и еще раз держаться.

На вопрос о составе мотострелковых бригад особого назначения командующий корпусом не смог ничего ответить. Еще вчера этих бригад как бы вовсе не существовало в природе, а сегодня они уже здесь, и, как сообщили из штаба армии, после полуночи они должны выйти на свои исходные позиции в районе Бреста.

Ожидавший приданные части генерал-майор Золотухин представлял себе мотострелковую бригаду как обычную пехоту, посаженную на полуторки, как это обычно водилось в РККА. Но действительность превзошла самые смелые ожидания.

Сперва из-за поворота объездной дороги со стороны Кобрина показались десять колесных бронеавтомобилей размером с БА-6, но только со средним расположением башни. Урча моторами, они шли в полной темноте, не зажигая фар. Головная машина свернула на обочину и притормозила возле группы командиров. С ее брони спрыгнули две темных фигуры в таком же, как у них, полевом камуфляже нового образца.

– Командир 4-й отдельной мотострелковой бригады подполковник Иванов Сергей Николаевич, – козырнув, представился один из них.