– Нет, определенно не попали. Я бы знала: у меня друзья в НСД. Я уже говорила им несколько раз, что в моем здании живет еврейская семья. Если бы их забрали, я бы это поняла. Они удрали среди ночи, как воры.

Я несу печенье в гостиную, производя как можно больше шума, чтобы привлечь внимание фру де Врис. Она прихлебывает кофе.

– Просто не могу поверить, что их никто не видел! Вы уверены?

– Я надеялась, что мне удастся заглянуть в их квартиру. Мой сын с женой ищут более просторное помещение. Знаете, она ждет ребенка. Было бы так славно, если бы они жили в моем здании.

Эта соседка – низкая тварь. Обе они подлые прихвостни нацистов. Но они богатые, а господин Крёк вряд ли обращает внимание на моральные качества при выборе клиентов. Если они могут заплатить, этого довольно.

– Фру де Врис. – Я наконец прерываю их беседу, указывая на окно. Небо затянуто тучами, но дождь прекратился. – Простите, но я действительно должна идти. Раньше лило как из ведра, а сейчас как будто прояснилось. Могу я оставить ваши пакеты?

Если бы здесь не было любопытной соседки, фру де Врис обязательно проверила бы их содержимое. А сейчас она только поднимает бровь.

– Я не знала, что у вас такое плотное расписание, Ханнеке. Возьмите мою сумочку в шкафу в прихожей.

Она вручает мне несколько банкнот, и я даже не даю себе труда их сосчитать. Я кладу деньги в карман и удаляюсь, оставляя на паркете мокрые следы.

Еврейский лицей. Следует ли мне туда зайти? Сейчас четвертый час. День начался с доставки помады женщине, которая живет вместе с дедушкой и бабушкой, затем произошло так много событий. Этот бесконечный день сильно утомил. Меня утомило то же, что и всегда: немецкие солдаты, объявления, вывешенные на улице, все эти секреты, хитрые уловки и затраченные усилия. Я так вымоталась, что, пожалуй, не стоит сейчас заходить в лицей. Потому что усталость помешает быстро соображать на ходу. Я узнала это благодаря работе на черном рынке.

С другой стороны, сейчас идеальное время для проникновения. Началась перемена, и из-за сутолоки никто не заметит постороннее лицо, которое бродит по коридорам. Лицей всего в нескольких кварталах от моего дома, и обычно мне приходится проезжать мимо него по пути с работы. Когда нужно отыскать какие-то вещи, лучше сделать это как можно быстрее. Иначе они достанутся другому. Этому меня тоже научил черный рынок.

Я останавливаю велосипед перед входом в лицей. Архитектура этого здания напоминает мне школу, которую я посещала.

Три года назад мы с друзьями сидели бы в это время на ступенях и спорили о том, куда сходить после занятий. Элсбет объявила бы, что у нее не хватит на это денег. А потом наблюдала бы, как два или три мальчика сражаются за право заплатить за ее кофе или пирожные. Затем она подмигнула бы мне, намекая, что на самом деле у нее достаточно денег. Просто ей нравился этот спектакль. Некоторые отказались бы пойти, сославшись на то, что им надо заниматься. В конце концов Бас сказал бы, что мы все идем в «Коко». И добавил бы, что нарочно завалит контрольную, чтобы те, кто так озабочен учебой, выглядели рядом с ним отличниками.

Теперь Элсбет больше нет, и мне не хочется думать о том, как это произошло.

У «Коко» были еврейские владельцы. Через девять месяцев после начала оккупации в кондитерской произошла драка. Последствия – самая первая облава и сотни трупов.

А Басу никогда больше не придется учиться.

Моя жизнь была разрушена два с половиной года назад. Но сейчас, у входа в лицей, мне кажется, будто это случилось всего две недели назад. А может быть, кирпичи все еще продолжают сыпаться каждый день.

В школе тихо и пусто. В коридорах не видно учеников, из классов не доносится ни звука. Сначала я подумала, что ошиблась и учебный день уже закончился. Но, заглянув в один класс, я вижу учеников. Просто их очень мало: всего пять. Наверное, остальные исчезли: либо их забрали немцы, либо они прячутся в убежище, либо случилось что-нибудь похуже. Вся школа опустела. Это был мир Мириам. Она ходила сюда каждый день, пока ей не пришлось скрываться. Надеюсь, здесь остались ее следы.

Две девочки лет двенадцати-тринадцати поднимают глаза, когда я прохожу мимо их класса. Я машу им, чтобы показать, что у меня нет дурных намерений. Однако на лицах учениц написан страх, и они следят за мной, пока я не скрываюсь из виду.

В следующей классной комнате худой человек в очках читает лекцию, стоя у доски, а девушка в углу прилежно конспектирует. Я тоже всегда сидела в правом углу, впереди. Бас старался привлечь мое внимание, проходя мимо моего кабинета. Он прижимал к стеклу нос или указывал на учителя, беззвучно произнося: «Занууу-да». Мальчик, который сидит в другом углу, ловит мой взгляд и подмигивает мне. Он смеется, и учитель, резко повернувшись к нему, делает замечание. У этого мальчика темные волосы и круглое, как луна, лицо. Он не похож на Баса, но этот жест так напоминает его! Я сразу же отхожу от стеклянной двери, борясь с нахлынувшими воспоминаниями.

Да, зря я сюда пришла. Весьма неудачная идея. Не знаю, почему я не прислушалась к интуиции. Это небезопасное и плохо спланированное предприятие. Меня может увидеть кто угодно, а я не подготовила легенды. Нужно вернуться за фотографией позже. Я приду с взяткой: с настоящим кофе.

«Занууу-да», обычно говорил Бас через стеклянную дверь классной комнаты. Снова это воспоминание.

Эта школа похожа на лабиринт. Никак не могу вспомнить, куда поворачивала, войдя в здание. Прямо передо мной выход – правда, не тот, через который я вошла. Я направляюсь к нему.

– Могу я вам чем-нибудь помочь? – На пороге школьной канцелярии стоит женщина. Она выше меня и всего на несколько лет старше. У нее острый, настороженный взгляд. Волосы уложены узлом на макушке. На желтый кардиган нашита желтая звезда. – Вы заблудились?

– Я уже ухожу.

Она загораживает выход.

– Но зачем вы здесь? Вы же не школьница.

– Я… – Вопреки обыкновению, мне не удается что-нибудь придумать на ходу. – Я искала фотографию.

– Чью?

– Учеников.

– Учеников, – повторяет она. – Каких именно учеников?

– Не важно. Я зайду в другой раз. Не хочется зря вас беспокоить. – Я пытаюсь обойти женщину, но она снова загораживает мне путь. Чтобы выйти, пришлось бы ее оттолкнуть. Судя по всему, она проверяет, действительно ли мне так нужно то, за чем я пришла.

– Какие еще фотографии? – настаивает она. – Зачем вы здесь на самом деле? – тихо произносит она.

– Бас, – вырывается у меня.

От моего спокойствия не остается и следа. Всё в этой школе напоминает о нем: запах мела, парты, школьные коридоры. Я изучала его расписание, чтобы с точностью до минуты знать, когда смогу столкнуться с ним в вестибюле. Бас не был прилежным учеником, но ему все сходило с рук. Его все любили – и ученики, и учителя.

Женщина качает головой и крепко берет меня за руку.

– У нас нет учеников по имени Бас. Кто такой Бас?

Мне больше не удается сдерживать эмоции.

– Бас умер. Я любила его.

Выражение ее лица смягчается, но она по-прежнему смотрит с подозрением.

– Мне жаль, но у нас нет его фотографий. Кем бы ни был Бас. У нас совсем нет ничего. Наши архивы сгорели несколько недель назад при пожаре.

– Я пойду.

Она не отпускает мою руку.

– Я думаю, следует отвести вас к директору. Это незаконное вторжение.

Ко мне медленно возвращается способность соображать. Я выдергиваю руку и протискиваюсь мимо женщины.

– Мне нужно идти.

– Остановитесь. Как ваше имя?

Нет, она не станет на меня доносить. Еврейка не захочет привлекать к себе внимания, даже если нужно сообщить о преступлении. Ей некуда обратиться за помощью.

– Остановитесь, – нерешительно повторяет она. Я продолжаю идти к выходу, и женщина меня не удерживает. Правда, я чувствую на себе ее взгляд: она наблюдает, как я выхожу из здания. Лицей пробудил во мне воспоминания, вызывающие боль.