Повернувшись на бок под тяжёлой рукой Барнса, Брок столкнулся с ним нос к носу.

В груди до сих пор неприятно тянуло, бухало. Стив уже давно не снился, задевая за живое, слишком чувствительно ударяя под дых, напоминая обо всём проёбанном. Он не смотрел холодно, с осуждением. Там, во снах, Стив всегда был своим, самым близким, правильным, там он был только для Брока.

— Почему я, а не Роджерс?

Барнс открыл глаза.

— Тебя я знал, командир, а его только едва помнил.

Легче и проще от этого знания не стало.

Брок знал о существовании Барнса, хотя и не знал тогда имени своего нежданного «соперника», чувствовал тонкую вибрирующую нить, тянущуюся от его Стива куда-то в холодную темноту, в прошлое, пытался даже спрашивать, но натыкался лишь на вымученную тревожную улыбку и не всегда правдивое обещание рассказать как-нибудь потом, когда станет чуточку полегче. Не стало. Стив молчал, смотрел в сторону, но никогда не отстранялся, что и мирило Брока с этим «когда-нибудь». Ведь и у него были тайны, были два кольца, «поводок», невидимый ошейник и твёрдая хозяйская рука.

Как же он взбесился от этого «Баки!» на мосту, от взгляда, полного одновременно тоски и растерянного неверия, от того, как дёрнулась нить, от того, что Зимний ответил, хоть и не так явно, но на мгновение остановил руку, позволил уйти из-под удара, сбежал, прикрывшись дымовой завесой, оставляя Брока со СТРАЙКом разгребать очередные завалы дерьма. Взбесился, когда на него Стив даже не взглянул, ошарашенный встречей со своим «Баки».

Это уже потом Брок начал копать, выяснил про Ревущих, про единственного погибшего друга, которого на лентах кинохроники Стив облизывал, раздевал и трахал взглядом, совершенно не смущаясь камер. Понял всё про спасение Нью-Йорка и отчаянную попытку соединиться с любимым хотя бы так, на том свете. Которая, к счастью, не увенчалась успехом. Вот только к чьему счастью?

Тогда Брок практически ненавидел Зимнего Солдата, превратившегося из инструмента, из такого же винтика, как и сам Брок, в жертву обстоятельств, эксперимент, военнопленного, которого всё ещё любят и ждут. Броку было почти приятно слышать растерянность в голосе Зимнего, видеть страх и непонимание в серых глазах, знать, что всего через мгновение всего этого не станет, достаточно дёрнуть вниз рубильник. Но вот это неуместное «почти» портило всё. Брок не любил Зимнего Солдата, перетягивающего внимание хозяина, из-за чего тот забывал о Броке, запирая его в тёмной камере, где ничего кроме стен. Почти ненавидел за Стива, за не истончившуюся со временем нить их связи. И в то же время почти любил, чувствуя родство, сожалея из-за невозможности помочь, занять его место в уродливом кресле, снять крючки привязи к Пирсу, к «Гидре», лишь потому, что не хватит сил, большей частью заблокированных ошейником и меткой хозяина. А так хотелось помочь хотя бы ему — мальчишке, раздражающе близкому и родному.

Брок всё ещё чувствовал нить, тонкую, туго натянутую между Барнсом и Стивом, и не мог понять, чем заслужил теплоту во взгляде, горячее тело под боком и всеобъемлющее доверие, хотя он должен был быть первым, по чью душу пришёл потерявший направляющие Зимний. Он и был первым, но немного не в том смысле.

— Что ты помнишь про Уилмингтон?

***

Брок курил, привалившись к капоту чёрного внедорожника, искоса наблюдая за довольным жизнью Барнсом. Тот будто бы ожил, наполнился той самой силой, за которую Брок его всегда и уважал. Казалось вот-вот и раздастся громогласное «Хайль Гидра» от одного из постовых, и у Брока в жилах вскипит кровь, снимая печати, открывая доступ к способностям. Теперь в этом не было нужды — Брок принадлежал только самому себе. Делавэр у него не ассоциировался ни с чем. Не бывал он на этой базе ни разу, не знал персонал оттуда, не помнил схем переходов, потайных выходов, размещения складских помещений.

— Что ты помнишь про Уилмингтон?

— Там темно, — ответил тогда Барнс, отвернувшись к Броку спиной, весь как-то напрягся. — И очень холодно.

— Крио?

— Да, первое здесь, в США. Плохое оснащение. До Пирса. Они не знали, что делать с капсулой. Не знали, кто в ней.

Брок бы лучше оставил Барнса в Квинсе под чьим-нибудь присмотром, если бы тот хоть сколько-то слушался Джеффа, если бы бывшие бойцы СТРАЙКа не боялись так панически оставаться поблизости с таким же бывшим оружием «Гидры». Если бы он сам мог на кого-то оставить Барнса, не дёргаясь от каждого неотвеченного вызова, не искать причины всё свернуть пораньше, продумывая в голове планы побега из пылающего города.

Но сейчас, глядя на то, как Барнс радостно стаскивает в кузов внедорожника всё, что им может пригодиться в этом коротком путешествии, понял — не зря всё это. Сам бы он обошёлся и минимальными приготовлениями, всё же древняя кровь, никем сейчас не ограниченная, была тем самым преимуществом, недоступным даже суперам Фьюри. Но Барнса действительно стоило выгулять, дать ему почувствовать наконец свободу, предоставить тот выбор, которого у него и ему подобных не было никогда.

— Готов, Командир!

Барнс замер около машины, вытянувшись по стойке смирно. И вроде серьезный, собранный, даже взгляд знакомый — холодный, пронизывающий до самых костей, но нет-нет, а губы тянула какая-то чересчур мальчишеская улыбка, будто не убивать едут, а на карнавал, кататься на русских горках и объедаться хот-догами.

— Запрыгивай.

И правда не зря.

Броку и делать ничего не надо было. Барнс носился с веселым гиканьем среди ошалевших от страха техников, уворачивался от прямых ударов все-таки пришедшей в себя охраны — кто-то их неплохо натаскал, выучка вызывала легкий налёт уважения, но и только — и замирал на месте, стоило Броку только бровью повести, предупреждая об опасности. Сейчас он был идеальным, таким же правильным, каким всегда казался только Стив, но в то же время невероятно живым, настоящим. Брок никогда не видел Баки Барнса таким и был рад, что разглядел за соперником, боевой единицей такого же потерянного, как и он сам.

Прикурив от пальца, Брок головой покачал, прекрасно понимая —вляпался он по самые уши в этого сероглазого мальчишку, как когда-то в его долбанутого на всю голову сиамского близнеца, разве что со щитом вместо руки. Правильно матушка ещё дома, по ту сторону завесы, говорила — всё у него не как у нормальных демонов, всё рвётся куда-то, доказывать что-то пытается, вот и додоказывался — стоит посреди побоища, ревностно следя, чтобы не дай Абадон кто его сокровище хоть взглядом зацепил. Откуда что берётся?

Кольца, висящие на цепочке рядом с оплавившимся жетоном, ощутимо нагрелись, даже не намекая, а прямо указывая на личность второго, обреченного быть его якорем.

Рядом, у самого уха громыхнуло, осыпая Брока побелкой.

— Барнс, кончай их и ходу, пока уже нас не засыпало! — рявкнул он, стряхивая с себя мусор, оскалился, демонстрируя удлинившиеся клыки, в сторону едва живого техника, жмущегося к стене в дальнем углу лаборатории. — Или детка не наигралась?

Барнс не ответил, лишь отзеркалил оскал, прижался, притираясь к груди и выдохнул в губы Брока, обдавая сложной смесью запахов чужой крови, оружейной смазки и азарта, заставляя едва не заурчать от прошившего тело удовольствия обретения части самого себя.

— Ещё чуть-чуть.

Брок чувствовал его, ощущал как самого себя, видел ту самую нить, соединяющую Барнса, его ласкового — Брок сам не понимал, откуда пришло это знание, — жадного до прикосновений Баки Барнса и Стивена долбаного Роджерса. Видел и больше не завидовал, не глядел ревниво на заиндевевшее стекло криокамеры, потому что больше не был лишним, не стоял между ними дурацкой переменной, а был такой же константой, опорой равностороннего треугольника, у которого до сих пор не хватало одной вершины.

— Развлекайся, — усмехнулся Брок, притянул к себе за бёдра, сжал ладонями крепкую задницу. — У тебя есть полчаса, Искорка.

Хотел ли он когда-нибудь обладать Барнсом, приручить его, оставить себе хотя бы в качестве трофея, доказательства собственной силы, Брок не думал. Он вообще старался не искать в сопернике на внимание Пирса хоть что-то интересное, схожее с самим собой, и очень неприятно удивился, всё-таки обнаружив, пожалев его, взвалив на себя судьбу несчастного потерянного мальчишки. Которого несчастным мог назвать только такой слепец, как он сам. Зимний был идеальной машиной, ублюдком со своими собственными взглядами на жизнь, клыкастым хищником, посаженным на цепь у ног хозяина, и только Брок видел щенка, метущуюся душу, одиночество в больших серых глазах, потому что и сам был таким же клыкастым и опасным.