— Ты доволен, отец? — Джек присел рядом, сжав тонкими пальцами сигару. — Я правильно усвоил твою науку?
Сигара с шипением опалила кожу запястья. Пахнуло палёным, но Сайлас даже не вздрогнул, эта боль была лишь тусклым отголоском настоящего безумия, превратившего всё ниже пояса в пульсирующую рваную рану, кровавым туманом оседая перед глазами, пачкая алым губы, утягивая в спасительную, но слишком припозднившуюся темноту.
— Боже, Сайлас!
Он вздрогнул, открывая глаза, слепо уставился в потолок над собственной постелью.
Сон. Всего лишь ужасный кошмар.
Сайлас сглотнул горечь пережитого ужаса и, застонав, попытался сесть. Голова привычно звенела колокольным звоном, отдаваясь гулким эхом на любое движение.
— Что случилось в такую рань? — хрипло прокаркал он, прочистил горло.
— Ты опять вставал ночью и курил свои ужасные сигары? — Роза всплеснула руками, от чего полы ее халата разлетелись в стороны, оголяя худые щепки ног, торчащие из-под подола шёлковой белой сорочки. Она запахнулась и обиженно глянула на мужа. — Сколько просила не курить в спальне.
Вздрогнув, Сайлас оттянул рукав пижамной рубашки и едва сдержал испуганный вопль — на запястье алел свежий круглый след от сигары.
«Видимо, всё-таки пора выпускать Джека», — пронеслось в его голове запоздалой мыслью.
Сайласу не хотелось верить в правоту Хелены, в то, что сны не просто сны, горячечные видения, выверты уставшего от всего этого мозга. Не хотелось, но сначала синяк, потом запах сигар, к которым он уже год не прикасался. Ещё этот ожог. Сайлас потёр пальцем красную отметину, зашипел от боли, и память услужливо подкинула особенно яркие подробности минувшей ночи.
Сразу заныла поясница, боль прострелила по позвоночнику неприятно до самой шеи. Сайлас сполз с постели. Никогда он ещё не чувствовал себя таким разбитым, казалось, в теле не осталось ни одной целой кости, мышцы гудели, как после тяжёлого рабочего дня в саду.
Пропустив привычные утренние процедуры, он сразу завернул в свой кабинет, проигнорировав поднявшуюся из-за стола Томасину, вошёл к себе и прикрыв дверь, зажмурился. Уговорить себя пойти к сыну не получалось. Стоило закрыть глаза, Сайлас видел холодный безразличный взгляд всегда чересчур эмоционального Джека, никогда не считавшего нужным скрывать свои переживания, пока… пока Сайлас не сломал его.
Постучав пальцами по крышке ноутбука, он открыл его и запустил видео с камер из комнат наследника. Первой включилась та, что была в спальне. Джека нигде не было видно, но Люсинда, по обыкновению свернувшись клубком и обняв подушку, совершенно спокойно спала.
Следующая камера также показала пустую комнату. В ванной никого, в гостиной тоже.
Сайлас сглотнул. Оставалась последняя, направленная как раз на любимое кресло Джека, повернутое к в забитому фанерой окну. Джек любил просиживать в нём целыми днями с одной и той же зачитанной книжкой на коленях, смотреть вдаль, будто бы видел сквозь любые преграды.
Развернув окно видеофайла, Сайлас вскрикнул и оттолкнул от себя ноутбук, вскакивая с места. В кресле никого не было. Лишь свешивающийся до пола старый плед, открытая на середине книга с выцветшей закладкой и бабочки, десятки легкокрылых махаонов на спинке и подлокотниках.
========== 1. ==========
Брок терпеть не мог понедельники. Именно в этот день на него обычно сваливалось всё дерьмо мира разом, давало с размаху в челюсть и заставляло всё это разгребать с непременной дежурной улыбкой на губах.
— Побольше позитива, агент Рамлоу, подчиненные должны заряжаться от вас положительными эмоциями, — каждый раз заканчивала еженедельный утренний сеанс церебральной ебли штатный психолог Гидры, прежде чем отпустить Брока к ожидавшим тонизирующих пенделей бойцам.
И Брок улыбался, правда, позитивным его выражение лица мог назвать разве что убогий, потому как и слепому по вибрациям, исходящим от командира, было понятно, что писец пришёл откуда не ждали — от миловидной блондинки с третьего этажа, к которой агенту Рамлоу предписано ходить после серьёзной контузии ещё пару месяцев.
— Чего встали, куры сонные? — рявкнул Брок и присосался к высокому кофейному стакану, в три глотка допивая почти до середины.
Он не любил терять бойцов, точно так же как и понедельники, не любил просматривать новичков, выискивать среди желторотого ещё не обстрелянного стада тех самых, кто пойдут с ним бок о бок, прикрывая спину и слушаясь словно родного отца, вовремя разглядеть чрезмерную инициативность и идейность. Брок терпеть не мог бойцов, верных идеалам Гидры. Наёмник должен оставаться наёмником, чтобы по истечению контракта можно было уйти тем же составом, что и пришли, никого не оставляя за спиной и не боясь в эту самую спину схлопотать очередь.
Ещё больше Броку не нравился именно сегодняшний понедельник, потому как похмельному Роллинзу отгул подписали без разговоров, а вот ему ещё и новичков просматривать на места погибших месяц назад бойцов.
— Стройся!
Джек встал в строй, изобразив лицом вид лихой и придурковатый. Он чувствовал себя так, словно ему тут и место. И в то же время отчетливо помнил, как уснул вчера в кресле у забитого фанерой окна.
Он четко знал, что этот мужик с резкими чертами и хриплым голосом — Брок Рамлоу, командир «Страйка». Знал, что к вечеру уже будет одним из «Страйка». Но помнил, что он Джек Бенджамин, замурованный заживо принц Гильбоа, майор армии Гильбоа, опальный сын короля Сайласа. При этом Джек знал, что его зовут Джек Барнс, он рядовой боец и что быть в «Страйке» ему совершенно необходимо.
В голове была каша.
Брок окинул хмурым взглядом выстроившихся в линию новичков. Он прекрасно понимал, что они давно уже не новобранцы, кто-то служил несколько лет в полиции, некоторые прошли боевые точки, но от этого выбор не делался проще и легче. Всё-таки Гидра была не рядовой организацией, да и многим из этих бравых ребят никогда не предстояло узнать местонахождение базы, на которой они оказались, и кто её хозяин.
Милз протянул командиру личные дела бойцов и вытянулся по стойке «смирно», предвкушающим взглядом окинув будущее мясо. Все бойцы «Страйка», как один, прошли через «давилку», прежде чем занять положенное место, и никто не отказался бы посмотреть на мучения других. Командир не жалел никого, по всем проходясь тяжёлыми ботинками, не смотря на прочие заслуги перед этим обществом.
— Не знаю что вам наобещали, цыпочки, — хмыкнул он, прошёлся вдоль стройного ряда бойцов, точно так же оценивающе оглядывающих и его. — Это не армия, не охранная служба. И от вас не требуется хождения строем под дружное «кумбайя». Здесь вы сдохнете или станете моей тенью.
Брок неприятно оскалился. Пятнадцать человек усмехались ему прямо в лицо, тянули губы в улыбках, слишком явно не понимая, где оказались. Все, кроме одного, хмурого бойца в форме без знаков отличия, были уже заочно списаны, если не сумеют доказать обратное.
Пробежавшись глазами по списку, Брок ненадолго выпал. Он точно помнил, что ему говорили про пятнадцать кандидатов, он и имя шестнадцатого слышал впервые и папки с его личным делом почему-то в руках не было.
— Что за нахуй? — выругался Брок, допил свой кофе, метко забросив пустой стакан в урну у двери в зал. — Милз, за идиота меня держишь или считать разучился? Что за мужик? — Брок ткнул пальцем в того самого шестнадцатого.
— Это Джек Барнс, — отчеканил Милз, боясь вздохнуть лишний раз, чтобы потом не пришлось отрабатывать излишнюю вольность по отношению к начальству в понедельник.
— Какой к хуям Барнс? Нет у меня никакого Барнса в списке!
— О-он, новичок, вы не помните? — Милз втянул голову в плечи и застучал пальцами по экрану планшета в поисках личного дела. — Вот, зачислен в «Страйк», живёт в комнате восемнадцать «А».
Брок снова глянул на этого Барнса. Что-то не сходилось. Он знал всех своих ребят в лицо, знал наизусть их дела, личные истории, которые никогда не укажут в бумагах, знал потребности, но Джека Барнса он видел впервые.
