Даже по поводу диагностики заболеваний у меня были большие сомнения. К примеру, место, где что-то болело, давало красный ореол. И точно такой же по цвету ореол появлялся, когда человек злился или негодовал. Правда, злость «транслировалась» с верхней части головы. Но там же могло быть и место боли. В общем, все это было слишком ненаучно.

Виды эмоционального фона мне предстояло выучить до того, как я покину школу. Подозреваю, что псиоников в специальных школах учат создавать браслеты и прочие полезности узнавать. Нам же давали самые примитивные знания по управлению силой, которую строго дозировали.

Схемы и цвета эмоций я зубрил в течение двух недель. Специально провалил два проверочных задания, чтобы успеть охватить большую область знаний. Возможно потом, со временем, у меня появятся собственные наработки. Пока же я запоминал то, что нам давали в центре.

Из всего полученного самым полезным мне показалось отслеживание эмоций правдивости. Вернее, именно этот тест я завалил, когда услышал от наставника, что его могут пройти немногие из учеников, и то после специальной тренировки. Я же четко видел, как “правдивая” эмоция полыхает над головой испытуемого. Когда же человек говорил неправду, она меркла.

Судя по всему, лишь немногие курсанты понимали, где и как меняется значение эмоционального фона. Человек по-прежнему был окрашен в привычные цвета эмоций. Например, синий с зелеными всполохами. Но его интенсивность в верхней части менялась в зависимости от того, правду или ложь он говорил.

Стандартный месяц обучения в выпускном классе подходил к концу, когда я нечаянно прокололся, определив на одном из курсантов остаточный фон проклятия. Меня никто не предупредил. А я честно описал то, что наблюдаю. Сам тогда удивился тем разрывам и пустотам в ауре. Старший наставник тут же вызвал меня к себе в кабинет и начал задавать неудобные вопросы. Соврать псионику я не мог и честно ответил, что, желая получить больше знаний, специально ошибся при прохождении тестов.

– Изучи схемы, оставляемые проклятиями, и я подумаю о твоем месте службы, – швырнул мне брошюрку старший наставник.

Схемы меня порадовали, но огорчило то, что я не смогу соврать псионикам. Нужно придумать, как в будущем обходить их ловушки. Есть же способы непрямого ответа, когда ты честно отвечаешь, сместив акценты. Самое интересное, что помог мне найти нужную лазейку сам старший наставник. Проверять то, как я запомнил схемы по проклятиям, он решил лично. На все вопросы я ответил правильно и нигде не запнулся. Псионику же захотелось напоследок узнать фамилию моего бывшего рода. На что я честно ответил, что имею фамилию Петров!

– Понятно… научился верить в свои слова, – пробормотал наставник.

Я получил скупую похвалу и сообщение о том, что меня распределят в один из столичных участков полиции. Немного неожиданно. Я настраивался на больницу, и даже не в столице. Выпускников нашего учебного центра не так много. По всей стране – это капля в море.

Про элитных псиоников я не в курсе, но подозреваю, что их тоже мало. Боян Ладимирович приложил немало усилий, чтобы бывшая родня Мирослава не пронюхала об открывшихся способностях своего отпрыска и не вернула меня в «лоно семьи». Работать за гроши и на благо страны соглашаются только представители низшего сословия. Элиту скорее всего берегут в родах и семьях и не позволяют кому-либо пользоваться способностями псионика. Зато выпускников нашего центра можно отправлять в любые места, навесив долг за обучение.

Документы я получал у секретаря, и он же мне выдал направление в банк для получения кредита.

– Ваш долг перед центром пятьсот рублей, – сообщил мужчина.

– Как происходит погашение? – поинтересовался я.

– Вначале откроете счет в любом отделении царского банка. Затем возьмёте заём уже у банка, перечислите нам деньги, закроете свой долг перед школой и на вашем браслете погаснет маячок. Проценты по кредиту банка будут списываться с вашей зарплаты.

– Понятно, – кивнул я.

Знаю я такую систему. Взял рубль – верни два. И главное, что пси-опекуну не выдают на руки деньги. Все выгребает банк, пока полностью не получит компенсацию.

Еще раз перечитав направление, я отметил, что конкретная дата выхода на работу не проставлена. Предполагается, что у выпускника имеются только билет на транспорт, выданный в секретариате, и сухой паек из расчета на сутки. Но я-то не был нищим парнем. Да и осмотреться немного хотелось. За год проживания в учебном центре я так нигде и не побывал. А тут Москва, да еще в параллельной реальности!

Свою курсантскую форму я упаковал в чемодан, хранящийся вместе с сумкой на складе. Сам же переоделся в светлый костюм из того египетского льна. Парни из отряда, вышедшие меня проводить, только присвистнули. Да и у дежурного на КПП брови поползли на лоб. А я весь такой красивый и «богатый» попрощался с приятелями и отправился в новую жизнь.

Стеснительным я никогда не был и потому у водителя общественного транспорта поинтересовался, где поблизости от полицейского участка может быть гостиница.

– Сверни по Княжеской и там, напротив Южного парка, найдёшь гостиницу, – вежливо ответил мужчина.

В первую очередь я посетил свое новое место работы. Но не для того чтобы показать предписание, а желая активировать пластиковую карточку, выданную сестрицей. Ожидание затянулось. Я же изменил имя. Полицейские подняли данные архива, выписку об исключении из рода и настояли на том, чтобы я снова «сфотографировался». Видите ли, старое изображение в документе им не понравилось. Возражать я не стал. Терпеливо дождался, когда странный прибор отсканирует мое лицо, и порадовался, что, в конце концов, всё завершилось успешно.

Уже с активированной картой я двинулся в сторону гостиницы. Снова льняной костюм работал на мой имидж. Работники отеля встретили меня вежливо. Много суетились и предлагали различные услуги. За все время пребывания в центре я так ни разу и не подстригся. Среди курсантов это было не принято. Да и денег ни у кого на парикмахера не было. Иметь волосы ниже лопаток считалось нормальным и в какой-то мере стильным.

Я же, заселившись в номер, который снял на два дня, спустился в местный салон красоты. Бриться мне после специального крема для псиоников не требовалось. Но постричься я давно мечтал. Пролистал буклет, подобрал для себя нечто похожее, что имел раньше.

Стрижка разом преобразила моё лицо. С удивлением я разглядывал себя в зеркале и даже понял, что смутило полицейских в том аналоге паспорта. Я сбросил килограммов пять и почему-то выглядел моложе своих двадцати девяти лет. И не из-за худобы. Приглядевшись внимательно к своему отражению, я отметил значительные изменения. Там, где у меня намечались морщины, кожа разгладилась. Да и цвет лица был таким цветущим, что я себе больше восемнадцати и не дал бы. Как-то эта пси-энергия на меня специфично повлияла.

В номере гостиницы я занялся тем, что перетряхнул доставшееся от Мирослава барахло. Раньше у меня доступа к чемодану не было. Когда лежал в больнице, я просто не знал о его существовании. А в центре все личные вещи положено было хранить на складе. Теперь я с интересом разглядывал своё «наследство». Часть вещей пришлось отложить. Если льняной костюм имел свободный покрой, то брюки, что были раньше в обтяжку, теперь сползали. Повезло, что мне подошли почти все рубашки и джемперы брата. Не настолько я сбросил вес, чтобы они болтались, как на вешалке.

Порадовала и заботливо упакованная обувь. Кроме летних туфель, что были на мне, в чемодане имелось несколько пар чего-то жутко дорогого. Одна пара, похоже, была из крокодиловой кожи. К нему в комплекте шел такой же ремень. В общем, в эти туфли я сразу влюбился. Еще раз перебрал брюки и огорчился, что они все болтаются в талии и сползают. Прикупить себе что-то новенькое? Заодно местные магазины посмотрю. Денег было жалко. Но разочек хотелось шикануть.

Я выпотрошил весь чемодан и обнаружил в боковом кармане сканы, так называемые местные фото. Тоже оказалось весьма познавательно. В основном, это были изображения самого Мирослава. Несколько фото с разными парнями и мужчинами. Семейных я не обнаружил. Скорее всего Мирослав их не стал брать. Жаль. Я бы не отказался посмотреть на папашу-убийцу. В том, что Мирослава убили, у меня не было никаких сомнений. За год я много чего узнал об этом мире.