- Ждать, терпеть - это исключительные качества, - сказал полушутливо Беляев, - и ими обладают единицы. Человек всегда торопится. Конечно, торопиться нужно, смерть каждого поджидает, но торопиться нужно с умом. В терпении торопиться. Понимаешь?

- Не очень.

- Ну, взять, например, книгу. Объемный роман. Допустим Томаса Манна "Иосиф и его братья", - Беляев обвел глазами стеллаж и с трудом вытащил два полных тома романа. - Ставишь себе задачу за две недели прочитать эти два тома...

- За две недели? Да ты что... Тут полгода нужно колупаться!

Беляев смерил его скептическим взглядом.

- Поэтому ты и ютишься в "хрущобе"! Вот тебе для проверки торопливого терпения. От доски до доски прочитать роман, последовательно, не глотая страниц, не пропуская. Нужно проверять себя. Для этого книги-замечательные тренажеры.

- Но невозможно осилить за две недели эти два кирпича!

- Ты спешишь, не начав читать. Давай прикинем, - сказал Беляев, смотря, сколько страниц в обеих книгах. - Так. Тысяча четыреста страниц. - Он взял из стола микрокалькулятор и стал считать. - Две минуты на страницу. Это будет... две тысячи восемьсот минут. Делим на шестьдесят... Получаем сорок шесть и шесть в периоде. Короче, сорок семь часов. Теперь посмотрим, сколько страниц нужно читать в день. Делим сорок семь на четырнадцать. Получаем... три, запятая, триста пятьдесят семь... Округляем, три с половиной часа. Комаров безрадостно вздохнул.

- Нет, это не для меня. - Он взял книгу, полистал. - Да и текст сложный... Ну, что это такое:

"Я тоже сподабливался кой-каких откровений, когда был моложе, и то, что я увидел во сне, когда против своей воли уехал из Беэршивы и, не подозревая того, набрел на известное место и на известный подступ, может, пожалуй, потягаться с тем, что показали тебе"? Как будто человек не может сказать попроще! Выпендривается этот Манн, как муха на стекле, вязью какой-то занимается!

- Это было его задачей... Где-то в конце второго тома он сам об этом говорит. - Беляев заглянул в книгу. - Вот... "разработать до мелочей изложенное вкратце". Короче, Манн коротенькую легенду из Книги Бытия раздул на тысячу четыреста страниц!

- Зачем?

- Затем, чтобы ты, балбес, погрузился в мир мыслей, в эпоху, в другие измерения. И чтобы выковал свое терпение.

- Ты сам-то прочитал эту словесную эквилибристику?

- Последовательно, страница за страницей - нет...

- Ну, а мне говоришь...

- Но очень детально просматривал. Меня не интересовал Иосиф, меня интересовал сам Манн, его взгляд на библейские события.

Комаров встал, показывая всем своим видом, что его это абсолютно не волнует.

В комнату вбежал Миша, но сразу же остановился, смущаясь постороннего дяди. Комаров приветливо раскинул руки в стороны, присел и заулыбался. Маленькие детские ручки потянулись к нему, крепенькие, полненькие ручки с грязными ноготками. Миша был любитель поползать по полу, под столами и под кроватями. Однажды он заснул под кроватью и его долго искали. Комаров втащил его к себе на колени и стал тискать, качать, щекотать, нюхать детское тельце, целовать маленькие, пытливо-разбойничьи глазки, только что ставшие познавать мир.

Миша потащил за руку Комарова в свою комнату, устланную красным мохнатым синтетическим ковром, по которому были разбросаны яркие пластмассовые кубики. Миша пришел в неописуемый восторг, когда Комаров в мгновение ока выстроил из этих кубиков башню.

Глава XXII

В комнате было темно, когда Беляев обнял Лизу и привлек к себе.

- Осторожно, - сказала она.

- Я хочу осмотреть твой животик, - сказал Беляев, потянулся рукой к розетке и включил елку.

И в темноте вспыхнула елочная гирлянда, целые созвездия. Лампочки, снабженные прерывателем, мигали, целые кучки вспыхивающих и гаснущих огоньков. Лампочки были всех цветов - и зеленые, и красные, и лиловые, и желтые... Казалось, что в комнату залетело множество фосфоресцирующих бабочек. Они вспыхивали то на одной, то на другой мохнатой ветке, выхватывая из тьмы блестящие елочные украшения.

- Как красиво! - прошептала Лиза.

- Очень красиво, - согласился Беляев, лаская ее.

- Ты меня любишь?

- Да.

- Между нами - третий, - сказала она. - Осторожно.

- Я всегда люблю тебя осторожно. На потолке от елочных лампочек был цветастый луг: с травой, цветами, бабочками.

- Когда ты молчишь, о чем ты думаешь? - спросила она.

Он сжимал в своей руке ее руку.

- Когда я молчу, я чаще всего ни о чем не думаю. Вернее, о чем-то думаю, но точно не могу сформулировать - о чем.

- Странно. У меня такое же бывает. Вроде бы думаю, а о чем - не знаю.

- Общие места.

- Да.

- Но много есть в жизни такого, о чем не хочется думать, - сказал он. Это - запретные темы.

- Первый раз от тебя слышу о запретных темах.

- Их много и лучше о них не думать, хотя можно и думать.

- Например?

- Что тебе говорить, ты сама знаешь... Есть вещи, о которых начинаешь думать, и все становится бессмысленным...

- Молодец! Ты умный, и ты не думай о плохом.

- Стараюсь. Но елка!

- Что елка?

- Елка - самая страшная вещь! Запретная тема! А мы ее ставим каждый год.

- Почему "запретная"?

- Сигнал смерти...

Потом они лежали и смотрели в радужный от свечения елочной гирлянды потолок.

- Вот и еще один год прошел, - сказала Лиза, прерывисто дыша.

- Нам будет по тридцать! - с грустью сказал Беляев.

- Как много...

- И как все быстро совершается, - сказал он, стараясь не смотреть на Лизу, потому что после этого ему всегда было как-то неловко смотреть на нее.

- А откуда у Левы появилась машина? - вдруг спросила она.

- Тебе это очень нужно знать?

- Да нет, не очень, но все же... Ты можешь не говорить, я сама знаю... догадываюсь. Напрасно ты это сделал.

- Что сделал?

- Купил ему машину.

- Почему ты думаешь, что это я купил ему машину?

- Не притворяйся, я все знаю и все вижу. Ты с утра до ночи бегаешь, работаешь, а он... Он очень хитрый парень. Вот увидишь, что он тебя рано или поздно бросит.

Беляев едва слышно рассмеялся.

- Это может быть только наоборот - я его могу бросить.

- Тебе так кажется. Ты думаешь, что он тебя будет возить? Ты для этого покупал машину?

В душе Беляева шевельнулась некая тревога. Не оттого, что Комаров может увести машину и сам исчезнуть, а то, что Лиза читала его мысли, его жизнь. Это было неприятно. Чувство, похожее на ревность, возникло в нем.

- Да, я покупал машину для того, чтобы везде успевать.

- Почему ты себе... нам машину не купил? - спросила Лиза и в ее голосе послышалась обида.

- Потому что рано еще мне машину иметь! - достаточно грубо ответил Беляев, чтобы поставить Лизу на место.

- А Левке не рано?

Это был весомый аргумент, о котором почему-то Беляев не подумал, и этот аргумент с новой силой резанул его.

- Машина куплена для работы, - сказал он растерянно.

- И оформлена на него?

- Да никуда он не денется! - огрызнулся Беляев.

- Когда денется, будет поздно, - сказала Лиза. - Тебе нужно самому ездить. Послушай меня, купи себе машину и откажись ты от Левкиных услуг. Он как пиявка будет сосать тебя. Это такие люди, которые просто так не отвяжутся.

- Ты себе противоречишь, - сказал Беляев. - То ты говоришь, что он меня бросит, то - не отвяжется!

- Он тебя бросит тогда, когда поймет, что взять с тебя будет больше нечего.

Беляев пошевелил рукой, придавленной полным лизиным бедром, освободил эту руку и положил на ее гладкое и горячее бедро сверху, чтобы затекшая рука отошла.

- Ты думаешь, что наступит время, когда с меня нечего будет взять? усмехнулся Беляев.

- Со всеми такое время наступает, - сказала Лиза и внезапно с чувством добавила: - Зачем ты держишь деньги в этой чертовой коробке!