– Вернёмся к реальности, – сказал я. – Лёня Вошь на воле?

– Это ведь ты его закрыл в девяносто девятом? И вдруг такие вопросы.

– Не гони беса, майор. Я, конечно, идиот, но не дурак. Что там у вас за грязь?

Опер скривился.

– Ладно… Мутная история. Три года назад за Лёню вписались крупные адвокаты – те, что из золотой своры. Якобы открылись новые обстоятельства. Два года назад была назначена новая психиатрическая экспертиза, которая, в противовес старой, признала Лёню невменяемым. В результате его перевели в психушку, в Сычёвку, где он уж полтора года под интенсивкой. Он там овощ, Сергей. Я сразу отзвонился шефу, попросил проверить твои глюки. Из больницы доложили, что Леонид Вошь болен и его усиленно лечат.

– Отправь кого-нибудь в Смоленск, пусть лично убедятся. Надо своими глазами увидеть, Миша.

– Не дай бог, ты прав…

– И хорошо бы последить за тем подъездом, где я его видел. Не испарился же он! Возможно, там есть нычка. Значит – объявится.

– Согласен. И в Смоленск людей отправлю, и в подъезде глаза подвесим, раз уж такие подозрения. Но если ты прав, мы знаем, кому этот отморозок понадобился на воле.

– И?

– Рефери.

– Тому самому, с чьей подачи за мной вчера следили?

– Тому самому.

– Так, – сказал я, потягиваясь. – Чувствую, мы подошли к главному.

– Подошли. Спрашивай, отвечу, на что смогу.

– Почему ты добиваешься, чтобы я копался в этом дерьме? Ты вообще зачем меня выдернул из деревни, Миша? И не надо снова про то, что, типа, Радик был мне другом.

– Есть основания подозревать, что левые инкассаторы, на которых кто-то напал, были связаны с Рефери. Вероятнее всего, это его броневик сожгли, он и есть настоящий перевозчик.

– Какие основания?

– Рудаков об этом ещё не знает, имей в виду. Информация добыта оперативными методами…

– Которые Игорю бы не понравились, понимаю.

Я – не он.

Михаил коротко засмеялся.

– Ты свой… Фишка в том, что водитель броневика и те два охранника, которые ехали внутри, скрылись. Упустили мы их. А все данные на них липовые: имена, адреса. Хотя в охранной конторе «Верность» они формально числились. Вопрос: кто такие, от кого? Пришлось надавить на эту сраную «Верность», и один хрен оттудова раскололся.

– Под пыткой?

– Ну так, символически, все живы… Короче! Схема такая: Рефери платит руководству – фирма исполняет, то есть легально прикрывает перевозку, ни о чём не спрашивая и помалкивая. При этом никаких личных встреч с нанимателем. Живьём они видели только этих самых лжеохранников и водилу. Ночные рейсы вроде позавчерашнего случались у них регулярно, не реже раза в месяц. Причём никогда так, чтоб единично: либо две ночи подряд катается броневик, либо даже три ночи подряд. Потом – пауза. Маршруты каждый раз разные, но что под их брендом возят, откуда и куда, в фирме и вправду не знают, факт.

– Какие-нибудь мероприятия с ними планируешь?

– Да брось! Кому они теперь нужны, спалившись? Использованный гондон. Рефери, если не дурак, к «Верности» на пушечный выстрел не подойдёт.

– Что с мужиком, который вёз кейс? Он-то уж точно всё знает. И, кстати, сам кейс где?

– «Ойло-Союз», Сергей, это очень серьёзно. Это такой уровень, что… А мужик, напомню тебе, начальник ихней безпеки, к нему пока нет доступа. Понять бы, что ИХ связывает с Рефери – это да. А также – что всё-таки везли в броневике. Такие акулы, как Ойло, по мелочи не жрут. Ну а вскрытый кейс забрали в тот же день. Ортис успел поковыряться с ним немного, выяснил кое-что любопытное. Там не просто кейс, а спецустройство – жутко наворочанное… Ты поговори с Витей сам, а то, боюсь, перепутаю осциллятор с дефлоратором.

– Главное, не перепутать прокурора с прокуратором. Меня терзает вопрос, что я ему сделал, этому вашему Рефери? Лично я? Зачем он пытался приделать мне «ноги»?

– Потому тебя и выдернули, как ты выразился. Так легло, что у вас обоих личный интерес друг к другу, и у тебя, и у этого мафиози. Видишь ли… Рефери – кто-то из банды Бассурманова. Из оставшихся в живых, но с новым погонялом.

– Опа… Ошибки нет?

– Подтверждения пока только косвенные. Известно, например, что это он в своё время обеспечил похороны и самого Босса, и всех погибших корешей Босса. Чуть ли не сектор выкупил, кстати, на Кузьминском кладбище, такое совпадение. С тех пор на всех бандюковских могилах – свежие цветы, а местные могильщики получают от Рефери бабки, чтобы там всё было чисто и прибрано… В общем, нужна полная уверенность. Редкостно осторожный и хитрый тип. Фотографий его нет, никто в лицо его не видел, об особых приметах и не мечтаем. Опять же по косвенным данным, Рефери – худощавый мужчина лет пятидесяти или чуть старше. Один тип, которого мы взяли прямо на горячем, проговорился, что есть у Рефери такая занятная особенность: вместо «до свидания» он всегда говорит «живите». Шутка чёрного юмора. Этот тип, который проговорился, кстати, повесился в тюрьме. Думаю, с чьей-то помощью. Что касается Рефери… Может, он ходит среди нас и посмеивается? Может, я каждый день встречаю эту тварь в МУРе? Жить не могу с такими мыслями… Сергей, поймите! Кто лучше вас знал «банду чемпионов»? Нет на Земле лучшего спеца! Вы ж их всех и каждого не то что в лицо – по запаху учуете, по голосу, по походке…

Майор даже сбился на «вы» от чувства ответственности. И наконец-то стало понятно, почему Миша Брежнев со своей командой привлекли меня к делу. А то я всё голову ломал. Осталось понять, почему Рудаков был против. Спросить у майора? Хотя знаю, что он скажет: потому что Игорь, извиняюсь, дурак, соперника почуял, не умеет конкурировать… А мне кажется, в случае с Рудаковым что-то другое, не настолько примитивное. Никогда не был Игорь дураком, и вряд ли стал им в начальниках, хотя, конечно, кресло сильно натирает мозг.

Вспомнил я про Рудакова и подумал: а ведь правда, что-то с моим «учеником» не так. И минувшие семнадцать лет тут ни при чём. Слишком он напряжён. Придётся и с этим разбираться, но потом, потом, позже…

Миша давно поглядывал на часы. Однако оставалась ещё одна непонятка.

– Ты давеча упоминал про своего шефа. Кто он? – спросил я его. И, пока он не ответил, уточнил: – Я про настоящего.

– В смысле? – осторожно произнёс он.

– В смысле, что вряд ли этот человек – твой куратор. Думаю, именно шеф. Тридцатого отдела в МУРе, конечно, нет. Как и Тридцать первого. Мне тут Васин объяснил: это шутка юмора у вас, горькая шутка. Народ вписывает в Тридцатый всех совместителей от всех «соседей».

А у Петровки ой как много «соседей». Вот я и спрашиваю, откуда ты, Миша? Из Конторы, следишь за порядком среди «убойщиков»?

– Фу, как по́шло. «Из Конторы». Скажите уж прямо… скажи – ты из ФСБ, дружок. Твой Рудаков, кстати, так про меня и думает. Нет у вас с ним чувства вкуса.

– А у вас, товарищ мильцанер, нет чувства меры. Сколько можно вола передо мной крутить?

– Я совсем из другой «конторы», Сергей. Мы сейчас закруглимся с разговором, а где и кому я служу, тебе мой шеф объяснит при встрече, если посчитает нужным.

– При встрече?

– Начальство желает тебя лицезреть, подполковник. Сегодня же. Встречаетесь в девятнадцать тридцать в Александровском саду у памятника Александру Первому.

– Вот, значит, зачем наше с тобой свидание в кондитерской… Но в Александровском нет никакого памятника!

– Сейчас есть, легко найдешь. К тебе подойдут.

– Под стенами Кремля – о как романтично… Слушайте, господа из красного кирпича, если у нас с вами зреет любовь, снимите с меня наблюдение. Вчера бандиты за мной ездили, сегодня, судя по этому приглашению – вы. Достали, ей-богу.

Миша натурально удивился:

– Какое наблюдение?

– До кладбища я был свободен, как птица, но на кладбище меня приняли и повели. Могу назвать номера «резины» и приметы «нечётников». А хочешь, сфоткаю их и в газете опубликую?

Миша покраснел. Хороший знак, сохранилось в человеке хоть что-то здоровое.