Скоро мы подружились, и Юрий Иванович стал бывать у нас дома. Какие это были интересные встречи! Юрий Иванович поражал всех знаниями, но при этом был скромен и деликатен, никогда не стремился показать своего превосходства, тем более унизить кого-то. Однажды он подарил посвященные мне стихи:
Зал-анфилада, лоск паркета —
Музей торжественен как храм…
В холодных зимних волнах света
Блистанье золоченых рам.
Картин, скульптур, портретов сонмы,
Разнообразье красок, лиц.
Но словно смотрят в Леты волны
Глаза вельмож, князей, цариц.
Вдруг, словно отблеск теплый лета,
Я в день морозный увидал
Глаза, глядящие с портрета
В глубь анфилады пышных зал.
Портрет загадочно-печальный,
Запечатлевший образ той,
«Для берегов отчизны дальней»
Покинувшей наш край чужой
[49].
Губ очертанье, выгиб брови,
Лучисто-черные глаза,
Цветок алее капли крови —
Все, что поэт не досказал.
И образы стихов и кисти
Слились в гармонии одной.
Легенду о Lacrima Cristi
[50]Я пережил перед тобой.
И долго с трепетным волненьем
Смотрел в ожившие глаза
Я, очарованный виденьем
В тиши парадно-пышных зал.
Года прошли, забыто много
Переживаний, лиц и встреч.
С портретом встречу в зале строгом
Сумел я в памяти сберечь.
И, встретив Вас совсем случайно,
Узнал знакомый образ той…
Портрет живой, необычайный
Я вижу вновь перед собой:
Губ очертанье, брови Фрины
[51],
Лучисто-черные глаза
И все, что ни портрет старинный
И ни поэт не рассказал.
Дружба не мешала мне готовиться в аспирантуру Института русского языка Академии наук СССР в Ленинграде, а Юрию Ивановичу – к экзаменам за первый курс биологического факультета.
Пока я была в Ленинграде, он переживал за меня и, как всегда, писал стихи:
Подобно радостно звучащей трели,
В сонату города войдете Вы.
Созвучны Вам творения Растрелли,
Проспектов стройность, ясность вод Невы.
И город, лунным светом озаренный,
Откроет заповеданное Вам,
Запечатлит Ваш образ отраженный
Холодно-величавая Нева.
С колонны ангел под покровом ночи
Вас осенит сиянием креста
И взглянет в Ваши ласковые очи
Лучистая вечерняя звезда.
Я успешно выдержала испытания, прошла в аспирантуру по конкурсу. Была горда и рада этому. Однако президиум Академии наук не утвердил меня: в свое время я жила на оккупированной территории. Пришлось вернуться в Краснодар. Но из пединститута меня уже уволили как уехавшую на учебу. Так я стала безработной. Меня поставили на учет в гороно, и я надеялась получить работу в школе.
А пока у нас с мамой был огород – он-то и кормил нас. Кроме того, мама работала в пошивочной мастерской надомницей, я стала помогать ей. В общем, мы сводили концы с концами.
Когда же к нам приходил Юрий Иванович, это был праздник для нас с мамой. Однажды он рассказал все о себе и сделал мне предложение. Мама была рада за нас: Юрий Иванович ей тоже нравился. 18 декабря 1948 года мы поженились. Моя бабушка, которой было уже за 80 лет, сказала: «Он хороший человек, вы его не обижайте». И мы его никогда не обижали.
Летом 1949 года мы вдвоем совершили наше первое туристическое путешествие: пешком по Южному берегу Крыма. Было немного страшно и голодно, но интересно. Запомнилась Феодосия, где мы побывали в музее Айвазовского, поклонились его могиле; в Судаке познакомились с Генуэзской крепостью, которую Юрий Иванович давно мечтал увидеть. Потом Ялта, Никитский ботанический сад…
Мы с мамой старались создать Юрию Ивановичу все условия. А день его был нагружен до отказа: с утра – на станции, вечером он или обобщал наблюдения, или готовился к очередному экзамену в институте. К слову сказать, все предметы он сдавал досрочно и сумел за два года пройти пятилетний курс.
В часы отдыха он любил экспромтом сочинять рассказы на заданную тему. Рассказы получались яркими, живыми. Слушатели сидели как завороженные. Находил Юрий время и для поэзии. Я была благодарна судьбе, подарившей мне такого друга и мужа.
Успешно шла и его научная работа. В марте 1949 года Юрия Ивановича избрали членом ученого совета Научно-исследовательского института масличных культур; в то время у него еще не было диплома о высшем образовании. В 1950 году он был рекомендован в заочную аспирантуру по агрометеорологии при Всесоюзном институте растениеводства (ВИР) в Ленинграде.
Юрий Иванович был полон творческих идей, весь поглощен работой. Но «анкетное» прошлое висело кандалами и постоянно напоминало о себе.
Первым ударом судьбы в этот благополучный период был отказ ВИРа в допуске к экзаменам в аспирантуру. Формальная причина – несоответствие биологического образования профилю агрометеорологии, хотя предварительное согласование Ростовского управления с ВИРом было. Фактически же человек, осужденный в прошлом по 58-й статье, не имел прав на аспирантуру.
Одновременно ему отказали в прописке в нашей квартире в городе. Это была серьезная неприятность: в декабре 1950 года у нас родился сын, жизнь порознь все усложняла. Как в таких условиях совмещать воспитание сына, заботу о муже и доме с работой в школе, куда мне удалось устроиться? Решили тайком на свой страх и риск пожить в городе, у мамы.
Пока я была в родильном доме, мама и муж готовили колыбель для сына. У них ничего не было, кроме смекалки. Они взяли плетенную из ивовых прутьев большую продолговатую корзину для овощей, помыли ее, обшили чистой простынкой снаружи и внутри. Затем всю ночь шили ватное детское одеяло. Муж нанес на материю рисунок, мама выстрочила его на машинке. К нашему выходу детское приданое было готово. Юрий Иванович сразу же принял активное участие в уходе за сыном: купал его, пеленал, гулял с ним. Через некоторое время стал ему петь песенки. Я до сих пор помню некоторые из них:
Птичка польку танцевала,
Потому что весела.
Клюв – налево, хвост – направо,
Вот так полечка была.
Через несколько месяцев как-то днем к нам пришли из милиции и стали искать Юрия Ивановича – и в платяном шкафу, и под кроватями, хотя мама сказала, что дома только она с внуком, а родители на работе. Пришлось нам перебираться в село Калинино – по месту прописки Юрия Ивановича. А малыша каждое утро возили к маме.