Я встал, сварил еще кофе и открыл окно нараспашку. К одиннадцати часам на улице стало по-настоящему жарко, и в комнату наконец хлынул разогретый воздух вместе с дневными звуками проснувшегося Кито. Необычным в этих звуках было то, что шум большого города, который, наверное, одинаков на всех континентах, здесь соревновался за акустическое первенство с пением птиц и стрекотом цикад. Одна цикада нагло запрыгнула прямо на подоконник и разоралась так, словно ее тут пытали. Когда же мне наконец удалось вышвырнуть ее, она, не сделав ни малейшей попытки взлететь, камнем рухнула вниз и приземлилась прямо под ноги какой-то важной сеньоре с высоченной прической. Женщина задрала голову, погрозила кулаком, крикнула что-то явно ругательное по-испански и невозмутимо зашагала дальше.

То, что сказала сейчас эта сеньора, то, что говорила цикада, и то, как общаются некоторые из членов команды Кнопкина – это, в сущности, одно и то же для меня. Кажется, я переоценил даже свои сленговые познания, хотя компьютерами увлекаюсь давно и английским владею прилично, но языком этих товарищей можно было при желании писать настоящие шифровки.

«Заапрувьте мне таск, я расшарю по команде, а я потом засабмичу репорт сейлзам с сабами и видео». Перевод будет звучать приблизительно так: «одобрите эту задачу, я поделюсь ею с членами команды, а потом отправлю информацию продажникам с субтитрами и видео». Но компьютерный сленг – это только половина беды, там хотя бы помогал английский. А вот адскую смесь из айти-словечек, языка блогов и молодежных музыкальных чатов, на которой изъяснялись Искандер с Рустемом, можно было понять только приблизительно. Большая часть этих слов и терминов никогда не станут известны более чем 0,003 процентам населения, и об их значении я чаще всего мог лишь догадываться из контекста, так как никому не пришло бы в голову заносить такие слова в словари.

Даже у тяжеловесов среди неологизмов судьба непредсказуема. Ведь забыли же мы, например, слово «ЭВМ», которое полностью заместилось словом «компьютер». И между прочим, у самого компьютера тоже не так много шансов закрепиться на века. Мало того, что компьютер сократился до компа, так у него появилась масса синонимов: ноут, пк, персоналка, лэптоп, мак, микрокомпьютер, нейрокомпьютер. И когда кто-то сообщает, что он купил новый компьютер, то вовсе не обязательно, что каждый подумает об одном и том же предмете. А для сохранности слова в языке это очень тревожный симптом. Так что если уж «компьютер» под вопросом, то что говорить про все остальное?

В общем, речь наших новых знакомых и одновременно подозреваемых в некоторых местах оказывалась для меня не просто под вопросом, а под тремя вопросами, что, конечно, дела не облегчало.

К грамматике чувств – понятие из терминологии Вики – вопросы тоже имелись. Вся грамматика состояла, например, у тех же Рустема с Искандером из метафор огня: «бомбануло», «пригорает», «огонь», «плавит от смеха». Интересно, это потому, что их что-то бесит или в данном случае это некое общее ощущение, свойственное молодости? Ладно, если честно, то я и сам так иногда говорю. Но это, думаю, ни о чем – просто такая мода. А вот другая группа слов с вероятностью в 90 % указывала на то, что и Искандер, и Рустем геймеры: КЕК, САБЫ, ДОНАТИТЬ, то есть добровольно жертвовать деньги. Это все точно оттуда – из прекрасного игрового мира, пришедшего сменить идиллические ватные облака и толстых амурчиков ренессансной пасторали.

Для психологической характеристики ребят немаловажен и тот факт, что Искандер затеял спор о религии, Рустем с Олегом поддержали его, но при этом быстро подчинились запрету Петра и свернули тему. Видимо, умение подчиняться законам коллектива присуще членам команды. Например, Михаила несколько раз пытались задеть то деревенским происхождением, то обсуждением священства, но тот всякий раз ловко превращал эти разговоры в шутку. Такая черта вполне объяснима: управляемость, умение искать компромисс, самоирония – ключевые качества для прохождения отбора в длительную командировку в чужую страну, где долгое время придется работать нос к носу с самыми разными людьми, да еще из бывших республик некогда одной страны, что только создает дополнительные проблемы. Интересно, для чего Павел замешал эту сборную солянку?

В остальном ситуация была типична для первых дней общения: преобладали стратегии сближения и попытки установить согласие в коллективе. Общение в чате накладывало свой отпечаток: лаконичность, эмоциональность, отрывистость, огромное количество сленга, преобладали незаконченные синтаксические конструкции. Из-за этой последней особенности переписка в чате казалась мне поначалу даже грубоватой: никто ни с кем особо не расшаркивался. Ни вводных конструкций, ни этикетных фраз, минимум «словесного мусора». Вместо эпитетов и наречий – эмодзи. Этот выхолощенный язык чем-то напоминал знаменитый оруэлловский новояз из романа «1984», когда предлагалось «хороший» заменить на «плюсовый», «прекрасный» и «замечательный» – на плюсплюсовый, и так далее. Интернет пошел еще дальше: вместо плюсовый можно поставить одну хохочущую рожицу, вместо «плюс-плюсовый» – две. Вчера Вика сказала: вместо названия «миллениалы» нам больше подойдет название смайл-поколение. Вот уж точно.

Проблема была только в том, что из-за этой привычки не подбирать слова, а выражать эмоции смайлами все участники чата казались мне на одно лицо.