Люси отпрянула, как от удара. Небеленые каменные стены качнулись и поплыли у нее перед глазами.

- Но я не сумасшедшая! – изо всех сил воскликнула она.

- Возможно, - возразила незнакомка, удержав ее за руку. - Но незачем кричать об этом – так ты только докажешь обратное.

Люси в отчаянии сжала пальцами виски. Тупая ноющая боль стирала смутные следы коротких мыслей, мешая ей сосредоточиться.

- Сумасшедшие редко попадают сюда – здесь такими становятся, – слышится осторожный полушепот. - Мне кажется, у нас двоих еще остался шанс…

За дверью в коридоре раздались шаги и бряцанье ключей.

- …не потерять себя.

Люси растерянно взглянула на собеседницу, не понимая смысла ее слов. Чем живет этот загнанный в клетку, враждебный, пугающий мир? Кем придуман, для чего существует?..

Затворы скрипнули, и резко отворилась дверь. Женщины беспокойно встрепенулись.

Низкого роста худощавый человек остановился на пороге, пренебрежительно оглядывая серую копошащуюся массу: кто-то бросился в сторону и, забравшись на низкую койку, прижался к стене; иные, с жалобным невнятным бормотаньем присели на пол. Вошедший ухмыльнулся со злорадным удовольствием. Пронзительные, глубоко посаженные глазки осмотрели каждый прут решетки, каждый угол. Похоже, власть над слабыми, лишенными свободы и рассудка существами, за неимением другой, была единственной утехой этой ограниченной натуры.

- Вот так. Потише! – И с нарочитой угрозой он порывисто шагнул вперед. В ответ по камере пронесся многоголосый ропот. – Эй, Бенсон!

Следом зашел пожилой надзиратель, катя перед собой тележку с большим дымящимся котлом и стопкой жестяных мисок. Мгновенно позабыв про свой недавний страх, женщины подались вперед, жадно следя за каждым его движением. Толкаясь и пошатываясь на ходу, они нетерпеливо протягивали руки за скудной порцией какой-то липкой серой кашицы.

Люси молча сидела, не двигаясь с места. Когда толпа заметно поредела, невысокий человек, вошедший первым, наконец, заметил ее белеющее среди серых балахонов, платье. Забрызганное грязью и разорванное во вчерашней схватке, оно напоминало больше лохмотья, чем на одежду.

- А, новенькая! – Подойдя, он наклонился, с каким-то плотоядным интересом разглядывая настороженную женщину. – Надо переодеть ее.

- Поешь-ка. – Бенсон протянул ей миску каши, чудом оставшейся на дне котла. – Кто ее покровитель, мистер Фогг? – спросил он низенького, явно своего начальника.

- Я нашел ее ночью на улице: брела без памяти и разговаривала… с тряпкой. У нее ПОКА нет покровителя. Но скоро найдется.

- А если кто-то будет ее искать?

- Ну… - Фогг слегка присвистнул, небрежно отмахнувшись. - Если и найдет, придраться не к чему: благое дело делаем. Поосторожней с ней: она довольно буйная. Вчера как бешенная колотила в дверь, перебудила всех сумасшедших! Ешь поскорее, дурочка, - прикрикнул он на Люси. - Ешь, сказал! – И, развернувшись, направился к выходу.

Люси неловко ковыряла ложкой клейкую ничем не пахнущую массу, так и не отваживаясь поднести ее ко рту.

- Дай мне! – Широко-раскрытые глаза, смотревшие из-под нечесаных волос, горели в предвкушении добычи.

Люси бессильно опустила миску на колени: от боли в голове ее тошнило, любая пища вызывала отвращение.

Миска тут же исчезла.

- Зачем ты это сделала? Теперь до вечера ничего не получишь.

Узнав этот негромкий ровный голос, Люси растерянно обернулась.

- Я не хочу… - простонала она.

Внимательные светло-карие глаза поймали ее взгляд.

- Ты не безумна – просто сильно напугана. Но кем? - задумчиво проговорила женщина, усаживаясь рядом на полу. – Вчера ты постоянно говорила о ребенке. Ты замужем?

- Н-не знаю… – Люси тщетно искала в себе ответа. Но с ней осталось лишь ее бессилие, натянутое до предела, зажатое в тиски.

- Ты потеряла память. Бедная… - сочувственно отозвалась собеседница. – Будь у тебя хотя бы обручальное кольцо, ты знала бы, что не одна на этом свете. Хотя – бывает, в этом и причина бед. – Тяжелый вздох сорвался с ее губ. – Но теперь уже поздно: здесь отбирают все, что хоть чего-то стоит. Они продают даже трупы… - Женщина ласково погладила Люси по голове. – У тебя прекрасные золотые волосы - скоро их тоже отнимут.

- Что это значит?..

- Ты заметила: в этой камере - только блондинки. Одни длинноволосые, как ты. Другие коротко острижены: их волосы купили постижеры – на парики. Брюнетки, шатенки и рыжие – все заперты в отдельных помещениях. Лишнее доказательство, что этот дом не для лечения больных.

Как отличить здорового от сумасшедшего, когда здесь даже правда похожа безумный бред? Внимая непонятным ей речам, Люси не в состоянии была поверить в реальность происходящего. Ей вдруг припомнилась ехидная ухмылка Фогга и странные слова, насторожившие ее.

- Тот человек сказал, что скоро у меня найдется покровитель, - спросила Люси. – Что он имел в виду?

Ее вопрос неловко оборвался и замер в спертом воздухе. Прошла минута, Люси напряженно ждала ответа.

- Ну, пожалуйста! Говори! – Слезы выступили у нее на глазах. – Да кто же ты, в конце концов? – Она не выдержала и разрыдалась.

- Я – Элис. – Женщина печально улыбнулась и снова замолчала.

- Что от меня скрывают? Что тебе известно? – допытывалась Люси, лихорадочно вцепившись ей в плечо.

- Мне? – Элис осторожно разжала ее пальцы, причинявшие ей боль. - Ничего. Заранее здесь лучше ничего не знать. – Она по-матерински мягко обняла ее, укачивая, как ребенка. А может, бессознательно ища защиты?

- Трудно, невероятно трудно одной бороться с окружающим тебя безумием, - послышался ее усталый, бесконечно печальный голос.

- А как долго ты тут?

- Целую вечность - около месяца…

Под вечер процедура кормления повторилась. И женщины, полуголодные, мало-помалу затихли и улеглись на койки в ожидании утра. Несчастные жили буквально от миски до миски. Так, от рассвета до заката, тянулась череда однообразно серых дней. В камерах, которые язык не повернется назвать больничными палатами, все время было холодно и сыро, и многие страдали от простуды. Их не лечили, только изредка переводили в лазарет, чтобы инфекция не распространилась.

Время текло подобно ручейкам дождя по мутным стеклам, порою останавливаясь вовсе, и тогда под гулкими приземистыми сводами вдруг воцарялось непривычное молчание. Но вскоре зыбкие потемки прорезáли неожиданные возгласы: безумные боялись тишины.

- Подайте пенни, кто-нибудь!

- Не велено: жди воскресенья, Мэри!

- Пода-а-айте! – Душераздирающие вопли сотрясали воздух до тех пор, пока не появлялись надзиратели, и яростно брыкавшуюся Мэри не уводили в карцер. И снова - бормотание, бездействие и полузабытье… Звери, и те, не созданы для замкнутых пространств, а здесь людей держали в клетке, как зверей. Даже кровати были накрепко прибиты к полу.

Однажды в камере надолго повисла тишина. Снаружи по стеклу уныло барабанил дождь, под самым потолком потрескивало пламя в газовом рожке.

- Чего не просишь, Мэри? – раздался чей-то боязливый голос.

Двое или трое женщин слегка приподнялись на койках, напрягая слух. Никто не отозвался.

- Неужто померла? - прошелестело из угла.

Кто-то встряхнул неподвижное тело:

- Не дышит!

– Спаси-и-ите! – истошно завопила какая-то старуха, набросив на лицо покойницы обрывок простыни, и бросилась к дверям. Железо отозвалось на удары гулким эхом.

На крики прибежали часовые… Вызвали Фогга.

- Ах, эта, - бросил он, брезгливо заглянув под простыню. - Невелика потеря! Позовите доктора.

- Она же умерла, - не понял один из надзирателей.

- Вы здесь недавно, Никлсон, - резко одернул его Фогг. – Могли бы догадаться, что нужно засвидетельствовать смерть. Зовите и не спорьте.

- Да, доктор хорошо заплатит, - довольно потирая руки, ухмыльнулся Бенсон, переглянувшись с хозяином приюта.

- И правда: с мертвой больше проку. Ее давно уже никто не покупал, - ответил Фогг и удалился.