— Коля художник! Он артист! — причитала мать. — Он творческая личность! Он гений! Ему для творчества нужен крепкий тыл, чтобы он мог созидать, не отвлекаясь на добычу средств к существованию! Бедность убивает искусство. Художник не должен быть голодным, это совершенно идиотская поговорка!

— Мам, ты как будто вчера родилась, — устало поморщилась Мария. — Никакой он не гений. Это самый обыкновенный альфонс, да ещё и далеко не первой свежести.

Любовь Григорьевна в оскорблённых чувствах хлопнула дверью своей спальни, а Коля невозмутимо потягивал виски со льдом в комнате, оборудованной под художественную мастерскую. Выгнать его оказалось не так-то просто: мать успела его прописать на свою жилплощадь. Вопрос так и не решился, Марии нужно было отправляться в турне по США, которое она ни отменить, ни отложить не могла: в противном случае ей грозила огромная неустойка. Уехала она с неспокойным сердцем, и неспроста: через месяц мать позвонила в истерике. Коля её бросил, ушёл к другой, более состоятельной даме. Она винила Марию в своих несчастьях.

— Ты как собака на сене! У самой ни ребёнка, ни котёнка, так ещё и матери жить счастливо не даёшь! — рыдала она в трубку.

— Мама, лучше жить одной, чем с кем попало — вроде твоего Коленьки, — жёстко сказала Мария. — Спасибо, такого «счастья» мне не надо.

В Нью-Йорке она, несмотря на отвратительное настроение из-за неурядиц с матерью, блистала как никогда. Голос лился, звеня, как золотая арфа, как колдовская скрипка — какими только сравнениями и эпитетами её не награждали потом в прессе! Внешностью она отличалась тоже весьма яркой: брюнетка со жгучими южными глазами, персиковой свежестью щёк, гладкостью роскошных плеч. Этакая сочная испаночка, чуть-чуть склонная к полноте, но с женственно-изящной талией, подчёркнутой корсетом под пышным платьем старинного фасона. Этот корсет был удобен и не сдавливал рёбра, не мешая пению, но красиво и эффектно приподнимал её грудь. Родинка справа притягивала восхищённые взгляды к её декольте с прозрачно-розовой, шёлковой кожей, и издали казалось, будто она даже пахнет персиками... «Богиня», «Колдунья», «Пантера», «Королева оперы»... После концерта её грим-уборная, как всегда, была завалена цветами, среди которых она обнаружила свои любимые тёмно-красные розы. К букету прилагалась записка: «Прекрасной диве от преданной почитательницы». Ничего особенного, кроме того, что написана она была по-русски, Мария в ней не нашла.

Она переоделась из сценического костюма в элегантное тёмно-синее платье-футляр с воздушной шифоновой накидкой и спустилась, чтобы ехать в свой отель, но рядом с ней на парковке притормозил чёрный сверкающий лимузин. Стекло опустилось, и оттуда послышалась русская речь:

— Несравненная Мария! Не откажитесь, пожалуйста, посетить банкет, устроенный в вашу честь.

Мужской голос говорил вкрадчиво и вежливо, но у Марии пробежали мурашки по коже. Услугами телохранителей она не пользовалась и сейчас поневоле об этом пожалела.

— Простите, а вы кто вообще?

— Не бойтесь, Мария Дмитриевна, это не похищение! — засмеялись в ответ. — Всё совершенно легально. У нас и в мыслях нет намерения причинить вам малейший вред.

Дверца открылась, и показался мужчина в дорогом костюме, но с совершенно непримечательным лицом — увидел и забыл, потом даже фоторобот не составить. Сложения он был, впрочем, весьма крепкого, а глаза — цепкие и холодные. Начинался дождь, и он заботливо раскрыл над Марией зонт.

— Мария Дмитриевна, прошу вас, ничего и никого не бойтесь, — с учтивой улыбкой сказал он, но от взгляда его глаз-ледышек становилось не по себе. — Меня прислали, чтобы отвезти вас не в логово разбойников, а туда, где вас очень уважают, любят и восхищаются вами. Позвольте представиться: меня зовут Константин.

— Константин... э-э... как вас по батюшке? — хмуря лоб, начала Мария.

— Можно без отчества.

— Тогда позвольте поинтересоваться: кто именно вас послал, Константин? Даже если это не... гм... как вы изволили выразиться, разбойники, а вполне приличные люди, мне всё равно хотелось бы знать имена.

— Вряд ли имя моего босса вам о чём-то скажет, — ответил посланец. — Впрочем, ради бога. Вас просит к себе Владислава Сергеевна Василиади.

— Хм, не слышала о ней, — призналась Мария.

— Это вполне объяснимо, — спокойно ответил Константин. — У вас с ней... как бы это сказать? Слишком разные сферы деятельности, чтобы пересекаться в обществе. Вы — человек искусства, а Владислава Сергеевна — предприниматель. Погода, между тем, портится, — заметил он, покосившись на тёмное небо, сыпавшее на землю липкие капельки мелкого дождя. — Лучше бы всё-таки присесть в машину, а то ещё разойдётся, и вы промокнете, дорогая Мария Дмитриевна.

— Не сахарная, не размокну, — хмыкнула Мария. — Константин, я отработала большой концерт и очень устала, а поэтому хотела бы отдохнуть у себя в гостиничном номере. Очень прошу меня извинить, никуда я с вами не поеду. Я благодарю уважаемую Владиславу Сергеевну за приглашение, но вынуждена его отклонить.

— Мария Дмитриевна, увы, отказ не принимается. — Константин улыбался, но его взгляд веял жутковатым холодком. — У меня распоряжение Владиславы Сергеевны, и я намерен его выполнить. Прошу вас, присаживайтесь.

— Я сказала, никуда я с вами не поеду, — охваченная ознобом страха и раздражения, повторила Мария. Но своего испуга она постаралась не выдать, держась с достоинством. — Час уже поздний, я устала, понимаете вы или нет? Я даже не каждое приглашение от друзей принимаю, а от незнакомых людей — тем более.

— Вы всё-таки боитесь, — ухмыльнулся Константин. — Право же, Мария Дмитриевна, не нужно. Намерения у Владиславы Сергеевны самые дружеские, поверьте. Она очень ждёт вас, а ваш отказ её разочарует и огорчит. Она, как и вы, очень занятой человек, и неизвестно, когда ещё представится случай лично пообщаться... Владислава Сергеевна давно мечтала увидеть вас, так сказать, вблизи. Если вы устали, вам предложат комфортабельные прекрасные апартаменты, где вы сможете с удобством отдохнуть — ничуть не хуже, а может, и лучше, чем в гостинице.

Похоже, проще было согласиться, чем объяснить ему причину отказа. Тяжёлое, холодящее чувство накатывало волной, а где-то на дальнем горизонте сознания маячила мыслишка: а может, ничего плохого и нет в том, чтобы встретиться с этой Владиславой Сергеевной, раз уж она такая преданная поклонница. Но всё равно к этому примешивалось неприятное ощущение, будто её не приглашают на встречу, а... снимают, как девицу лёгкого поведения. Или покупают, как вещь. Откуда оно взялось? Может быть, мерцало в холодных непроницаемых глазах Константина, а может, витало в вечернем дождливом сумраке, отражаясь от сверкающего кузова лимузина, овеянного духом роскоши. Очевидно было одно: Владислава Сергеевна, обладая, судя по всему, значительным состоянием, полагала, что весь мир должен вращаться вокруг неё, а все люди рабски расстилаться перед ней ниц, бежать по первому её зову. Красивые ноздри Марии норовисто раздулись от негодования, она фыркнула и вскинула голову, увенчанную пышной причёской.

— Хорошо, я поеду к вашей хозяйке, — проговорила она. — Но только для того, чтобы откровенно высказать, что я думаю о людях, возомнивших себя хозяевами мира.

— Ну вот и славно, — усмехнулся Константин. — Сразу бы так.

Между тем личная ассистентка Катя беспокоилась:

— Мария Дмитриевна, всё в порядке? Вы едете в отель?

Эта девушка весьма скромной внешности, щупленькая и бледная, отличалась выдающимися деловыми качествами и выполняла свои обязанности образцово. Мария с ней не знала никаких забот, любое её поручение выполнялось наилучшим образом, иногда ей даже стоило лишь подумать о чём-то, а всё было уже готово. Чтение мыслей официально не входило в должностную инструкцию Кати, но предполагалось.

— Катюш, езжай, я заскочу в гости кое к кому, — ответила Мария. — Всё в порядке, не волнуйся.

— Когда вас ждать? У вас самолёт завтра в девять пятнадцать.