– Мы развелись, и я захотела доказать, что смогу позаботиться о себе сама. Я также никогда не хотела снова оказаться в положении, в котором деньги управляют решениями сердца. Я оставалась с мужем намного дольше, чем следовало: из-за денег, из-за уютного дома и образа жизни, который у нас был, – она приложила руку к груди. – Мне принадлежит этот дом. Я заплатила за него своими деньгами. Он мой. Не большой, и не помешало бы подкрасить…

Выражение моего лица, судя по всему, показало согласие в этом вопросе, потому что Карла засмеялась.

– Как минимум, я знаю, если человек влюбился в меня, то не из-за денег. Или дома. Если только он действительно не любит коричневый цвет, – сказала она. – Быть может, ты могла бы помочь мне выбрать новый цвет. И покрасить?

– С удовольствием.

С преувеличенным облегчением я откинулась на спинку кресла, и Карла снова засмеялась.

– Скажем, ты и Молли. И Ленни.

Я отвернулась от ее улыбающихся глаз. И погладила кошку.

– Без Ленни? – спросила женщина. – Значит, он не тот мальчик, который нравится тебе, и твоей подруге?

Я чуть не подавилась глотком чая, который только что отпила. – Ленни? Боже, нет. Нет.

– Ох! – Карла казалась искренне удивленной. – Я подумала… ну, ты, похоже, ему нравишься.

– Прошу прощения?

Она подняла бровь.

– Не говори, что не заметила.

– Я заметила, что он выводит из себя, – сказала я.

Карла усмехнулась.

– Конечно, выводит. Потому что он тебе тоже нравится.

– Эм, нет… не нравится.

Женщина пожала плечами и сделала глоток чая.

– Если ты так говоришь.

– Он – наркоман, – сказала я, – и наркодилер, и…

– Откуда у тебя эта идея?

– Так все в школе говорят…

– А ты веришь всему, что слышишь? – ее голос стал немного жестче. – В прошлый раз, когда я проверяла, то слухи в средней школе не являли собой достоверный источник информации.

– Верно, – согласилась я. – Но я видела, как у лестницы он брал деньги у какого-то парня и давал ему маленький мешочек. И люди постоянно подъезжают к его дому и передают ему деньги в обмен на маленькие пакетики. Не нужно быть гением, чтобы понять, что происходит.

Губы Карлы сжались в тонкую линию.

– И ты знаешь, что внутри этих маленьких пакетиков?

– Ну, нет, но…

Женщина встала и понесла наши чайные кружки в раковину.

– Я знаю Ленни с его детства, и не могу поверить, чтобы он когда-нибудь такое делал.

Или, может быть, она просто не хотела этого признавать?

– Может быть, вы и правы, – сказала я, и не потому, что поверила ей. Но Карла явно любила Ленни и ей не по душе, что я так отзывалась о нем.

– Не всегда все так, как кажется, – заявила Карла, прямо как мистер Илай. – Спроси его об этом.

Вдалеке загрохотало – приближался школьный автобус с близнецами. Сегодня мама взяла парочку дополнительных часов на работе, поэтому я отвечала за Брейди. Я направилась к двери.

– Спасибо за чай.

– В любое время.

Карла вытащила из ящика связку ключей и последовала за мной, отпирая дверь в нашу квартиру, как только я побежала встречать автобус. Близнецы едва поздоровались. Они бросились мимо меня к Карле. Я наблюдала за тем, как они обвили ее ноги, рассказывая ей о своем дне. Честно признаться, я немного ревновала. Даже с ними, казалось, я была не на своем месте.

***

Папа настоял на том, чтобы выйти и поприветствовать Молли, и внимательно осмотреть ее машину, когда она подъехала, чтобы забрать меня на музыкальный вечер. Я попросила его не допрашивать ее о семье или ее любимых предметах в школе, или о чем-либо еще из папиного арсенала, так что «шине не помешает немного воздуха» – это все, что он сказал.

Молли заверила его, что мы остановимся на заправке по пути и исправим это. Что мы и сделали.

– Твой папа очень милый, – сказала девушка, затем молча поехала в Белвью.

Театр «The King» находился на городской улице, которая днем была полна народу, когда все работники с предприятий в центре города мельтешили вокруг, но почти пустынна по ночам, не считая тех людей, которые приходили послушать музыку. Мы легко нашли место для парковки, хотя Молли предприняла несколько попыток, чтобы параллельно припарковать машину.

– Просто чудо, что я получила права, – подметила она, пытаясь выровнять шины, не врезавшись в машину перед нами.

По мере приближения, стал виднеться театр в квартале от нас. Снаружи один из тех старомодных навесов павильона в форме полукруга, с подсветкой и богатыми красками. Мое сердце заколотилось при виде этого. В театральной кассе мы заплатили по пять долларов (наконец-то, что-то, что я могу себе позволить), и направились к главной сцене театра. За двойными дверьми у меня перехватило дыхание.

Такая прекрасная. И такая большая.

Во время Второй мировой войны театр оказался заброшен и простоял десятилетия, пока один человек не собрал деньги, чтобы его отреставрировать. Но вместо того, чтобы придать ему блестящий и обновленный вид, декоративные картины на стенах остались нетронуты: то, что от них осталось, защитили каким-то прозрачным покрытием. Цвета немного поблекли, и большая часть краски отколупывалась на протяжении многих лет, но нельзя не заметить, насколько картины были великолепны в свою лучшую пору.

Сценическая декорация представляла собой разнообразие текстурных панно, переливающихся цветными огнями. Но особенно привлек мое внимание рояль сбоку сцены, всецело блестящий и черный. Мне захотелось подняться туда и провести по нему рукой, исполняя глиссандо вверх-вниз по клавишам.

Молли потянулась и щелкнула меня под подбородком.

– Мух ловишь, Эмерсон.

Я щелкнула языком и улыбнулась.

– Это место потрясающее, – сказала я. – И даже неважно кто выступает.

Девушка рассмеялась.

– Звук тоже замечательный. Вот увидишь.

Позади был бар, и Молли ушла взять нам по содовой, пока я отлучилась в уборную. Когда я вернулась, на ее руке расписывался маркером какой-то мальчишка с четырех дюймовым ирокезом. На вид ему было лет пятнадцать.

– Однажды он станет знаменитым, – заверила меня Молли. – А у меня будет фотография его автографа на моей руке.

Девушка достала сотовый телефон из кармана и сделала снимок.

– Думала, ты скажешь, что никогда не смоешь его, – ответила я, думая о Ризе, когда Джеймс коснулся ее руки в классе.

– Нет, – сказала Молли. – Я не настолько жалкая.

Несколько минут мы простояли за задними рядами, в поисках хорошего места. Я поглядывала на двери, высматривая Джеймса.

– Ждешь кого-то? – спросила Молли.

Я не сказала ей, что пригласила Джеймса, надеясь, что все будет выглядеть скорее, как случайная встреча, нежели чем свидание.

– Я кое-кому упомянула, что буду здесь, – сказала я. – Надеюсь, ты не против?

Девушка сузила глаза.

– Это ведь не Риза?

– Нет.

Не мне винить Молли за то, что она невзлюбила Ризу, но я чувствовала вину за ее спиной, пусть даже ничего и не говорила.

– Тогда мы придержим место, – ответила Молли. – Для твоего таинственного незнакомца.

Мы нашли три места в середине передней секции.

– Мне нравится сидеть достаточно близко, чтобы видеть их аппликатуры на инструментах, – объяснила Молли.

Когда приглушили свет, нервная дрожь устремилось прямиком в горло. Я должна напоминать себе: «Это не ты там, это не ты». Но я не могла не представить себя, стоящей рядом с фортепиано. Не в состоянии двигаться.

– Ты в порядке? – Молли как-то странно посмотрела на меня.

– Да! – я отодвинула ту картинку на задворки моего разума и выдавила улыбку, усаживаясь поудобнее.

Первый акт начался с рок-группы, состоящей из трех женщин: барабанщицы, бас-гитаристки и солистки с гитарой. Они называли себя «Llama Mammas» и пели песню собственного сочинения под названием «Spinning Free». Бас-гитаристка кружилась и кружилась, и запуталась в кабеле. Мое сердце забилось за нее. Я бы со стыда умерла, но она лишь засмеялась и отключила провод, выпуталась и снова подключилась.