Директор. Это необычный случай, профессор. Я, видите ли, старый психиатр, но такой богатый, прекрасный комплекс галлюцинаций, с таким глубоким расщеплением личности, с состояниями помрачения, с таким разнообразием шизофренических импульсов - это редкость, это прямо бриллиант.
Тарантога. Вот как? Ну, в его семье были такие... но это старая история, ведь это началось еще с его прадеда, пожалуй... повреждение черепа во времена наполеоновских войн.
Директор. Что вы говорите? Я распоряжусь, чтоб это вписали в историю болезни. Ну, сейчас громадное улучшение. Громадное! Такая ремиссия, что, собственно, если б не эти остаточные явления, можно было бы считать его излечившимся и выпустить хоть сегодня. Мы применяли фенотиазин, меллерил, шоки, потом психотерапию... он идеально поддавался психотерапии, скажу вам! Да вы сами увидите, ведь вы хотели с ним поговорить, правда?
Тарантога. Да, если это возможно. Он... спокоен?
Директор. Сейчас? Да совершенно. Прекрасно ориентируется в пространстве и времени, трудности у него лишь в том, чтобы припомнить факты из собственного прошлого.
Тарантога. Он ничего не помнит?
Директор. Страдающий амнезией, то есть тот, кто утратил память обо всем, что пережил, заполняет пробелы, зияющие в его памяти, конфабуляцией - вымыслами. Это не ложь, ибо он сам не отдает себе отчета в неправдивости этих фактов. Такое явление типично и, в известном смысле, в период выздоровления даже нормально, но должно скоро пройти. Но в то же время, пока больной не вспомнит хоть в общих чертах, кем он был, где работал, где родился, мы не можем считать его излечившимся. Мы ведь даже не знали, что его фамилия действительно Новак.
Тарантога. Но теперь вы уже знаете!
Директор. Да. Но он утверждал, что его так зовут, даже в остром периоде болезни. Зато, кроме этого, к сожалению...
Тарантога. Ничего не помнит?
Директор. Вспоминал уже несколько раз, но это была конфабуляция. Сначала он утверждал, что был бухгалтером в Сосновце...
Тарантога. Он это говорил во время галлюцинаций?
Директор. Да нет, тогда был типичный шизофренический бред, с любопытной параноидальной примесью, ему казалось, что его преследуют какие-то существа с других планет. Настоящий фантастический роман выдумал. Я говорю о том периоде, когда он понял, что все это шло от болезни, - значит, о ремиссии, не правда ли... Впрочем, знаете ли, все усложнялось тем, что у него было раздвоение личности и одна из этих личностей великолепно поддавалась лечению, в то время как другая продолжала сопротивляться... Так что я даже хотел продемонстрировать его на заседании Психиатрического общества, но он начал тогда выздоравливать. Не хочу сказать "к сожалению", хе-хе, ибо я прежде всего врач, но демонстрация на заседании произвела бы впечатление разорвавшейся бомбы, да, бомбы, уверяю вас, профессор... Но о чем же это я хотел вам сказать?
Тарантога. О том, как он припомнил, что был бухгалтером.
Директор. А, именно! Благодарю вас. Итак, мы, естественно, проверяем такого рода утверждения пациентов, ибо часто больной рассказывает что-либо - например, что совершил растрату на миллион, а мы не знаем, бред это или правда. Так что мы проверили и оказалось, что он никогда не был бухгалтером в Сосновце.
Тарантога. Ага! Значит, это был бред?
Директор. Нет, постамнестическая конфабуляция. Потом он утверждал, что ездил по Поморью и читал лекции от Общества знаний о жизни на других планетах. Это даже согласовалось со структурой предыдущих галлюцинаций. К сожалению, и это оказалось неправдой. Если б не это, мы уже сегодня могли бы его выпустить. Подождем еще, подождем... Прогнозы в таких случаях никогда не бывают стопроцентно надежными.
Санитар вводит больного в полосатой пижаме - это и есть Гость.
Тарантога (встает). А, это ты, Казик! Давно мы не виделись. Узнаешь своего дядю?
Гость. Добрый день... дядя... узнаю... узнаю и очень рад...
Тарантога. Ну, так превосходно. Господин директор, можно мне минутку побеседовать с моим внучатым племянником? Думаю, что этот разговор может ему много дать, помочь...
Директор. Ну, разумеется! Естественно! К сожалению, лишь пятнадцать минут, потом наступает время процедуры. Может, вы тут и останетесь? Мне как раз нужно навестить больных в палатах. (Тихо). Хотите, чтоб санитар остался?
Тарантога. Нет, нет, зачем же? Это не нужно. Спасибо!
Директор. Тогда мы пойдем. Юзеф, сначала в шестую! Сестра Анна там?
Санитар. Она в дежурке.
Директор. Итак, прошу прощения...
Уходит с санитаром. Минута молчания.
Тарантога. Ну, дорогой племянник, я слушаю.
Гость. Благодарю вас за то, что пришли. Ваше присутствие здесь доказывает, что вы не принимаете меня за сумасшедшего. Правда?
Тарантога. Действительно, можно сделать такой вывод, но говорите же...
Гость. Времени у нас мало, поэтому я перехожу к самому важному. Я не могу выйти из лечебницы, потому что мне не удается выдумать себе такое прошлое, которое устояло бы против методов их проверки, понимаете?
Тарантога. Еще недостаточно.
Гость. Тогда скажу ясней: я не могу припомнить своего здешнего прошлого, ибо его не существует. Сейчас 1962 год, да?
Тарантога. Да.
Гость. Я надеялся, что они клюнут на этого сосновецкого бухгалтера, а когда не вышло, переметнулся на Общество знаний, но и это не удалось, и я пока что растерялся.
Тарантога. А откуда вы взяли эту бухгалтерию и Общество знаний?
Гость. Из газет, разумеется... Я начал симулировать ремиссию, как они называют. Тогда я получил возможность читать газеты и быстро подучился. Но я не могу представить никаких доказательств того, что работал где бы то ни было в Польше или вообще в мире, раз я тут не был и не работал, поскольку не жил тут и не существовал...
Тарантога. А откуда вы взялись?
Гость. Если вы - профессор Тарантога... Вы действительно Тарантога?!
Тарантога. Я должен предъявить документы?
Гость. Нет, это просто предосторожность. Я вам верю. Раз вы профессор Тарантога, то вы изобрели известную машину и заметили, что она действует лишь в одном направлении - назад, верно?
Тарантога. Это правда.
Гость. Тогда вы сами сумеете ответить на свой вопрос.
