- Ты - всего лишь женщина! Ты не должна открывать рот или повышать голос! Ты не смеешь снимать чадру! Время, когда ты летала и разгуливала с открытым лицом, ушло навсегда!
Наргиз говорит, что дважды она пыталась сорвать с себя чадру, и дважды они останавливали ее со словами:
- Если попробуешь снова, мы тебя убьем.
К счастью для Наргиз, один из охранников предупредил о происшествии начальника, и тот приказал отпустить девушку. Ее вытолкали на улицу со словами:
- Убирайся! И молчи!
Наргиз избежала сурового наказания, возможно, даже смерти. Почему талибы отпустили ее? Побоялись не справиться с кучкой женщин? Их было в тот день немного у здания компании. Или кто-то приказал им? Но кто? Наргиз никак не могла успокоиться. Ее лицо было красным от волнения и гнева. Эта замечательная девушка, близкая подруга Сорайи, всегда была очень независимой и решительной.
- Нельзя подчиняться этим людям. Сегодня мы мало что смогли сделать нас было слишком мало. Но завтра, если мы соберем тысячи сторонниц, сможем свергнуть талибов!
Все мы согласны, но как нам восстать? Где собираться? Мы рискуем жизнями близких. У нас нет оружия, нет поддержки ни газет, ни телевидения. К кому обращаться?
Как может призрак без лица и голоса попросить помощь у внешнего мира?
За пять месяцев власти талибов это была первая демонстрация. Мне страшно. Когда Дауд догнал нас по дороге к дому, я все еще не могла успокоиться.
В тот вечер, сидя в квартире за замазанными белой краской окнами при свете керосиновых ламп, мы с Сорайей жаждем поделиться с мамой случившимся. Она всегда была бойцом по характеру, но усталость и печаль сделали свое черное дело! Она только гладит нас нежно по головам и говорит:
- Вы вели себя храбро, я знаю.
В моей душе поселяется жестокая уверенность: мама не хочет больше ничего слышать ни о войне, ни о восстании. Она машинально глотает снотворное и проваливается в тяжелый свинцовый сон. Там талибы ее не достанут.
Глава 3
ТРИ ДЕВУШКИ
Теперь я общаюсь с окружающим миром только через кухонное окно и входную дверь. По утрам смотрю на мечеть, на свою школу, иногда впускаю в квартиру маминых подпольных пациенток, которые приходят просить помощи, дрожа от страха под чадрой. После консультации я провожаю их, закрываю дверь и снова возвращаюсь в свою комнату - слушаю тихую музыку или смотрю фильмы, которые видела много раз.
Физически я чувствую себя плохо, меня мучит беспричинная усталость, и я часами лежу на постели рядом с Сорайей. Мы без конца вспоминаем о множестве вещей, ставших теперь недоступными. Даже день рождения Дауда в октябре прошел тихо и незаметно, а платья, приготовленные к свадьбе, так и лежат в коробках - при талибах мы их никогда не наденем.
А ведь мы так любили праздники, свадьбы, вечера, когда собиралась вся семья и мы были свободны, и смеялись, и танцевали!.. Мы гуляли по улицам, заходили в магазинчики, покупали себе косметику, кассеты, книги... Возвращаясь после уроков, мы весело болтали с подружками... Те, что были посмелее, громко смеялись, проходя мимо мальчиков, шептались, обсуждая их внешность и одежду. Родители девочек, которым исполнилось пятнадцать или шестнадцать лет, начинали задумываться о свадьбе. Я всегда очень серьезно относилась к планам на будущее, думала, что выйду замуж, только если буду твердо уверена в своем избраннике, буду все знать о его прошлом, его семье. Но главное - любить будущего мужа. Я верю во всемогущего Аллаха, усердно молюсь, уважаю традиции нашего общества. Если будущий муж попросит, чтобы я, выходя на улицу, надевала платок или чадру, я соглашусь с легким сердцем, но на том моя готовность подчиняться его воле закончится - и родители поддерживают мои убеждения.
Я знаю, что в нашем обществе женщина не может жить без защиты и покровительства мужчины - отца, брата или мужа, в одиночестве у нее нет будущего. Я не отвергаю такую защиту, совсем наоборот, но мне нужны моя независимость и возможность мыслить свободно. Сорайя не замужем, иначе она не смогла бы работать стюардессой, но сестра не раз говорила мне, что выйдет замуж только по любви и только за человека, которого сама выберет. Ни отец, ни мама не хотят ничего нам навязывать, но сегодня всем нам не до брачных планов: ужасные времена, которые переживает страна, не слишком располагают к свиданиям с молодыми людьми.
Мы больше не встречаемся с родственниками, да и соседей-то видим очень редко, а после того случая перед зданием компании "Ариана" мы с сестрой перестали выходить на улицу.
В моей душе живет бессильная ярость против талибов, которые держат нас в этой тюрьме, все чаще приходит в голову ужасная мысль: если талибы останутся у власти, моя жизнь будет загублена. Единственный выход эмиграция, но мы с родителями не хотим становиться изгнанниками.
Единственное утешение - тот небольшой достаток, в котором живет наша семья. Многие женщины позавидовали бы нам - мы обеспечены, едим досыта. Но годы проходят, и я боюсь состариться вот так - без работы, без любви, без детей. Сестра печальна, она как будто смирилась, покорилась, а я все время ощущаю болезненную вялость - из-за гнева, который приходится подавлять.
В дверь квартиры кто-то стучит, настойчиво, торопливо, это одна из маминых "подопечных". Она словно умоляет: "Открывайте быстрее! Впустите меня! Защитите! Я не хочу, чтобы меня кто-нибудь увидел!"
Увидел? Да кто может узнать женщину под чадрой? Увы, страх всюду, он живет в душе всех афганских женщин, он стал их второй натурой. Женщины боятся случайно столкнуться с соседом, ответить на вопрос. Мы опасаемся всего... Я открываю дверь. На пороге стоит женщина в коричневой чадре. Незнакомка входит, дверь закрывается, и она тут же откидывает ненавистную завесу.
У женщины опухшее лицо, губы вздулись и кровоточат. Не говоря ни слова, я веду ее в гостиную, к маме, и тут же ухожу, уважая чувства несчастной. Перегородка тонкая, и я слышу, как она плачет. Несколько мгновений спустя мама зовет меня:
- Принеси горячей воды и бинты, быстро!
Я наливаю в кастрюльку воды, ставлю на огонь, достаю бинты и с нетерпением жду, когда вода закипит. Еще одна... Еще одна униженная и избитая женщина, один Бог знает за что...
