- Красивые у вас места.

- Да, благодатные, только нам за этой красотой некогда глядеть.

- Понимаю, работы много.

- У! Работа цельный год. А работать не будешь, не проживешь. А ты сам чей будешь? Вроде не нашенский. Али к бабке Нюрке?

- Хочу дочку свою, - соврал, не моргнув глазом, Киреев, - с женой на месячишко из города вывезти, вот езжу, ищу места покрасивее. А то все юг да юг, по мне так лучше наших краев нет.

- И то верно, - одобрил дед. - Ребятишкам у нас раздольно. Благодать. А сколько за постой готов дать?

- Так это обсудить можно. У меня с собой "беленькой" пузырек есть. Дед, назвавшийся дядей Ваней, без долгих колебаний согласился обсудить проблему за "беленькой". Он кликнул свою хозяйку, которая оказалась шустрой маленькой бабушкой. Быстро накрыли на стол. И под "беленькую", закусывая салом, яйцами и огурцами, они втроем сначала договорились о цене сошлись на двадцати рублях, а затем Киреев будто случайно вспомнил:

- А про какую-такую бабку Нюру вы мне говорили? - Спустя годы Киреев так бы определил свою тактику, исходя из принципа парадоксальности жизни: чем больше хочешь узнать, тем меньше задавай вопросов и не показывай своего интереса. Выпившие старики разговорились. И перед Киреевым открылась просто удивительная картина.

- Мы, конечно, помалкиваем, все-таки она наша, деревенская, но дюже удивляемся, как городской народ доверчив.

- Колдунья она, - перебила дядю Ваню его жена.

- Какая колдунья? Колдунья хоть лечить умеет, а я к Нюрке сдуру пошел ноги лечить. И что ты думаешь?

- Что? - поддакнул Киреев.

- Да ничто! Как болели - так и болят. Ноги! Куда уж ей за нутря браться?

- А Зинка Егорова говорила, что точно колдунья. И она, и Клавка, - опять встряла бабка.

- А Клавка - кто такая? - опять не показывая своего интереса, спросил Киреев.

- Это ейная помощница. Вот слушай меня, Прокопыч, как они вашего брата городского дурят. Травы

- это без обмана. Травы Нюрка собирает. Но и моя бабка их собирает.

- А как же! И липовый цвет, и зверобой, и...

- Да помолчи ты! У нас тебе в деревне любой скажет: заболит желудок - попей зверобойчику, если камни в почках - надо петрушку пить. Чего тут диковинного? А энту махинацию Клавка-то и придумала. Приходит к Нюрке человек, а перед домом очередь. Дожидаются, значит. А пока ждут, две-три наших тетки, деревенских, что при Нюрке кормятся, начинают громко гуторить, как, мол, Нюрка помогла тому или другому. Их послухать, рак для Нюрки все одно, что бородавка, - плюнет, пошепчет - и нет его. Само собой, люди уши развешивают. Затем Клавкина очередь настает.

- Она к людям подойти умеет, без мыла в одно место влезет, - подала голос жена дяди Вани. Он на этот раз не одернул ее.

- Точно. С ласкою пристанет, какая, мол, тебя нужда привела сюда, мил человек. А ты сам, Прокопыч, знаешь, больному человеку пить не дай, токмо бы про болесть свою рассказать.

- Это так.

- А Нюрка в это время у себя в комнате сидит...

- Клавка с подругами треплють, будто она молится беспрестанно...

- Чушь собачья. Дрыхнет она.

- Точно, дрыхнет. Она всю жизнь, с девок, до работы ленивая была. Ей бы на печи лежать да семечки щелкать.

- Не тараторь, бабка. А Клавка будто вестовая от Нюрки - от нее к людям ходит. Само собой, все рассказывает про болячки их. Ну а дальше сам соображай, как происходит. Заходит к Нюрке человек...

- А Нюрка баба представительная...

- Да замолчи! Заходит, а та ему сразу: мол, тяжко болеешь, то-то и то-то у тебя, но ты не отчаивайся, помогу тебе. И протягивает травку.

- А ради чего все это? Деньги она берет с них? - спросил Киреев.

- Тут сам смекай. Нюрка говорит, что нельзя ей за лечение брать, грех это, а то Господь силу ее отнимет лечебную.

- Выходит, бескорыстная она?

- Погодь, погодь. Ей деньги предлагают, она человеку: мол, побойся Бога, не обижай. А потом одну из Клавкиных теток зовет: меня, говорит, другие люди ждут, а ты пособи хорошему человеку. Тетка выносит трехлитровую банку воды, будто заговоренной, начинает говорить, как Нюра на эти банки, на поездки за редкими травами свои последние деньги тратит, а нешто наш человек не понимает, на что ему намекают?

- Это раньше было. Сейчас Клавка за столик в прихожей своего племянника посадила деньги собирать.

- Гришку Беспалого? Да ты что! Бугай бугаем.

- Вот тебе и что. Перестали стесняться. А чего стесняться: люди вылечиться хотят, им для этого никаких денег не жалко.

- А вылечиваются? - задал последний вопрос Киреев. Дядя Ваня долго молчал, а потом сказал:

- Кто как говорит. Может, от такого внушения да от травы какие-нибудь болячки и излечивает себе человек. А вот рак... Не верю я... Это все трепотня Клавкина. В прошлое лето какой-то мужчина приезжал, у него жена померла, он сильно на Нюрку ругался.

- А Клавка всем сказала, что, видно, много грехов у его жены было. Господь не внял молитвам Нюрки...

Простившись с гостеприимными хозяевами, Киреев направился к дому Нюры. Все было так, как рассказывали дядя Ваня и его жена: очередь из больных, какие-то женщины, громко рассказывающие друг другу о чудесах бабы Нюры, наконец, Клава, не очень старая женщина с поджатыми губами и бегающими глазами. Клава ходила от одного человека к другому, пока не подошла к Кирееву. На все ее расспросы он отвечал одной фразой: "Болею, матушка". Ничего от него не добившись, женщина недовольная, ушла от него в дом. Киреев был в очереди последний, и когда он уже собирался увидеть собственными газами знаменитую Нюрку, вышедшая из дома Клавка объявила, что прием на сегодня закончен. Кирееву было предложено переночевать в деревне и прийти завтра, а то бабка Нюра очень устала. "Где же мне остановиться?" - спросил Киреев. В ответ Клава подвела к нему одну из теток, рассказывавшую всем о чудесах бабки Нюры. Киреев все понял, повернулся и поспешил на автобус, идущий в город. Материал он так и не написал... Вот почему на этот раз Киреев решил действовать по-другому. Допуская, что где-то есть настоящие целители, которые не чета бабкам Нюрам и им подобным, Михаил Прокофьевич решил пойти к раковым больным. Он вообще заметил, что в эти дни ему многое удавалось, получалось и то, что он задумал, тем более ничего сочинять ему не пришлось. Киреев уже давно слышал о хосписах - медицинских учреждениях, чьи работники ухаживали за умирающими больными. Был такой хоспис и в его районе. Он пришел туда как журналист одной из центральных газет, желающей написать о работе хосписа, его проблемах. Заведующая, ее заместители и врач, наблюдавший за больными, приняли его хорошо. Проговорили они несколько часов. Киреев задавал вопросы, женщины подробно на них отвечали. Собеседницы нравились Михаилу Прокофьевичу. Было видно, что они искренне болели за свое дело, жалели своих подопечных. Особенно приглянулась Кирееву врач, Наталья Михайловна. Симпатичная блондинка лет тридцати пяти, она совсем не старалась произвести впечатление на журналиста. Больше молчала. А если отвечала на вопрос, то немногословно, четко, без отступлений. Именно ей задал Киреев самый главный вопрос, ради которого пришел в хоспис. Он с трудом скрывал волнение:

- Скажите, Наталья Михайловна, через ваши руки прошло уже много раковых больных...

- Конечно. Я только в хосписе пять лет работаю.

- А кто-нибудь из ваших пациентов... может быть, хоть несколько человек...

- Простите, не поняла?

- Кто-нибудь из них выздоровел? Наталья Михайловна грустно покачала головой:

- Ни один человек. Мы же в хосписе обслуживаем больных уже в поздней стадии.

- А как же тогда болиголов, чистотел или, вот, о водке с маслом много пишут?

- Водка с маслом? Мои больные пьют. Причем от обезболивающих лекарств отказываются, но, увы...

- Почему же тогда в газетах... столько писем от тех, кто так вылечился?

- Не знаю. Это общеукрепляющее средство. Не более того. Если бы вы знали, как люди борются за жизнь, как цепляются за нее из последних сил, однако еще никто из моих хосписных больных не справился с этой бедой...