- и эхо разносит его голос далеко-далеко. Сидевший внизу рыбак поднял голову. Рыбак был величиной с большого рыжего муравья. Поднял голову и вновь уткнулся на поплавок. А Киреев сел и, замерев, словно изваяние, просидел несколько часов, глядя на камни, реку, безбрежные дали... Когда за Доном загорелись первые огоньки, он нехотя поднялся. Киреев с удовольствием остался бы здесь, да начал накрапывать мелкий дождичек, вестник большого ненастья. И вновь он в Галичьей Горе, только уже деревне. Ночевать его пустили в покосившуюся избу, в которой жили сезонные рабочие - Иван и Андрей.

- А ночуй, нам не жалко, - сказали они. Оба были хохлами откуда-то из-под Донецка. После того великолепия, что Киреев увидел на горе, контраст был просто ужасающим. Похоже, пол в этой избе не мыли никогда. В углу, не стесняясь людей, скреблись мыши. Кругом грязь, вонь, какие-то тряпки. Михаил пытался разговорить своих хозяев, но они отвечали неохотно и односложно, больше озабоченные тем, даст им в долг самогонки местная винокурщица или нет. "Да, с Украины. Да, плохо там - простые люди бедно живут. Да, приехали заработать, но - работы полно, а денег платят маловато. Не обижают ли местные? А за что нас обижать? Мы люди тихие, мирные. Кстати, а вы поели чего-нибудь? У нас только хлеб и лук, если захотите - кушайте, нэ стэсняйтыся". Уставший Киреев отказался, поблагодарив, и лег, не раздеваясь, на постель, предварительно накрыв подушку своим полотенцем - защита от вшей не ахти какая, но все-таки. Разумеется, вшей могло в доме и не быть, и не факт, что мыши будут бегать ночью по комнате, но кто знает... Впрочем, постепенно более серьезные опасения овладели Киреевым. Иван и Андрей казались ему все более подозрительными. Иван, который был постарше, явно о тюрьме знает не понаслышке. Татуировка на руке, бритый, глаза бегают. И Андрей не лучше. Поди догадайся, что у них на уме. Уснешь, а они тебя ночью возьмут и зарежут. Или задушат. О чем они там шепчутся? А ведь и на самом деле: ты к ним пришел, когда уже стемнело, тебя никто не видел... Постепенно опасения переросли в самый настоящий страх. Его не ослабил даже сияющий вид Андрея, вернувшегося с бутылкой самогона и приличным куском сала. Ну, выпьют они эту бутылку, подумал Киреев, но что для таких бугаев одна бутылка? Разминка. Кстати, хохлы предложили и ему присоединиться к их компании, но он опять-таки отказался. Иван с Андреем, впрочем, особо не настаивали. Может, их остановит святая икона, подумал Михаил. Он достал икону и поставил ее у изголовья кровати. А заодно, будто ненароком, обмолвился о том, что идет завтра в задонский монастырь, к преподобному Тихону.

- Дело хорошее, - вот и вся реакция хохлов на его слова. Киреев долго боролся со сном, но в конце концов усталость и позднее время взяли свое. Когда он засыпал, Иван и Андрей сидели за столом и о чем-то оживленно разговаривали. Проснулся Михаил рано. На своем месте стояла икона, мирно спали Иван и Андрей. Стараясь не шуметь, Киреев быстро собрался и вышел на улицу. Деревня просыпалась. Хозяйки выгоняли на улицу коров. Дом, в котором ночевал Михаил, находился на краю деревни, а потому уже через несколько минут Киреев стоял возле знакомого указателя с надписью: "Заповедник "Галичья гора", 500 метров". Сходить бы, попрощаться с горой, да надо было идти в Задонск. В этот городок можно было попасть двумя путями: либо по автотрассе, перейдя через Дон, либо шагая поймой вдоль правого берега былинной русской реки. Оба пути проходили по живописной местности, но Киреев выбрал второй: километров на семь короче, да и идти не по асфальту. Часа через полтора он уже проходил Липовку - потом Михаил жалел, что не задержался в этом селе. Оказывается, именно здесь родился преподобный Тихон Задонский. От вчерашней непогоды не осталось и следа. Донская пойма благоухала ароматом душицы. Ее голубые соцветия словно отражали лазурь июльского неба. На пути Киреева после Липовки встретились две деревни с одинаковым названием - Колодезное, а также их родственница, село Невежеколодезное. Но Михаилу было не до размышлений на топонимистические темы. Угрызения совести стали расти в его душе, подобно снежному кому. Он даже не остановился на традиционный свой привал, торопясь в Задонск, надеясь, что в монастыре обретет душевное равновесие. В последнем Колодезном добрая крестьянка угостила его вишней. Из ее двора он мог видеть монастырские купола Задонска, а через час Киреев уже шагал тихими улочками городка, по которым спокойно гуляли козы и бегали белобрысые ребятишки. Все располагало к умиротворению. Но душевное спокойствие так и не приходило. Михаил быстро нашел монастырь и хотел было уже войти в его ограду, но остановился. Пришло решение. Да, он должен вернуться. Немедленно вернуться в ту деревню, где сегодня ночевал. Вернуться, чтобы извиниться перед Иваном и Андреем. В своих мыслях он представил их чуть ли не убийцами. А они его приютили, предложили хлеб-соль... Да, свинья ты, Киреев, порядочная свинья. Иконой, как щитом, закрылся. Надеялся совесть в них разбудить, а о своей не подумал.

- Скажите, где у вас автостанция? - спросил он прохожего.

- А вот по центральной улице вверх пройдете, там и увидите автостанцию.

- Спасибо. И еще один вопрос. Как до деревни Галичья Гора добраться?

- До Галичьей Горы? Садитесь в автобус, который в Донское идет, на липецкой дороге сойдете, а там до нее рукой подать.

- Благодарю вас.

- Да не за что. Постойте. Вам и на липецком автобусе можно. Быстро уедете. Прохожий оказался прав: в автобус Киреев сел быстро. Михаил не думал о том, где будет сегодня ночевать, не думал о напрасно пройденных километрах, не знал, что скажет хохлам. Но он знал, что должен вернуться и извиниться перед этими людьми. Впервые за все время своего пути Киреев ехал, а не шел. В другое время он поразмышлял бы и на эту тему, но сейчас все его мысли были в Галичьей Горе.

* * *

- Ну и дыра! - других слов Бугай для этой деревни не нашел. - Неужели еще такие есть? Галочья Гора, говорите, называется?

- Галичья, - поправила Юля.

- Один хрен.

- Неужели ты думаешь, что он здесь? - Из машины последним вышел Гнилой и, сощурив глаза, осмотрелся кругом.

- Чувствую, что здесь, - ответил за Селиванову Шурик. - Юля правильно скумекала: этот парень любит особенные места.

- Так что же здесь особенного? - удивился Бугай.

- Как что? Заповедник. Ты же не пошел вчера в краеведческий музей.

- А что я там забыл? Мы с Гнилым пивка попили...

- Ладно, хватит трепаться, - перебил друга Гнилой. - Давайте работать. Мимо шла старуха. На секунду остановившись, подозрительно посмотрела в их сторону.

- Не бойся, мамаша, - обратился к ней Бугай, - мы люди мирные.

- А кто вас знает. Может, чеченцы какие...

- Неужто похожи, мамаша? Чеченцы же другие с виду.

- А откуда я знаю, какие они?

- Ладно, ладно. Скажи лучше, в деревню вашу вчера или позавчера человек не приходил? Такой... вроде туриста. С рюкзаком.

- Бородатый? Среднего роста? В волосах вроде ленты или ремня?

- Точно!

- Вчера приходил. У хохлов заночевал. Может, и сейчас там. Что, знакомый ваш?

- Хохлы? А где они живут? - подскочил к старухе Гнилой, от апатии которого не осталось и следа.

- Так вы напротив их дома стоите.

Они с трудом вошли в маленькую дверь. Последним шел Бугай. То ли от волнения, то ли от излишнего возбуждения он все время говорил:

- Ребята, неужели мы его нашли? Ребята, неужели отмучились?

- Да помолчи ты, - цыкнул на него Гнилой. Он шел впереди, а потому первым увидел двух мужчин, сидевших за столом. - Здорово, мужики.

- Здравствуйте, - ответили оба, удивленно разглядывая нежданных гостей.

- А где постоялец ваш?

- Кто?

- Дед пихто! - Из-за спины Гнилого вышел Бугай. Разумеется, он выразился несколько иначе, упомянув "кожаное пальто". Но, как вы поняли, в целях приличия Бугая и Гнилого нельзя цитировать дословно. - Человек ночевал у вас, где он?