Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Розина Нежинская

Саломея

Образ роковой женщины, которой не было

Тем, кто жаждет любви,

но любить неспособен,

посвящается

Сцена – окно.
Куклы движутся в тумане
Под музыку Генделя,
Менуэт вином запивая.
Я на них смотрю
И вино любопытства пью.
Окно-сцена проломилось,
И прекрасная дама,
В ожерельях вся
Вылетела из окна.
«Мой друг», —
Мне шепнула она.
«Я в вас влюблена
И вас Менуэт со мной
Танцевать приглашаю.
Саломея я», —
Невзначай бросила она.
Я обнял ее.
Она была нага, хороша,
И в танце ритмичном
Вдвоем закружились мы.
«Я знаю,
Вы пишете обо мне», —
Прошептала она.
«Когда-то в замке Ирода
Я принцессой была.
Мне было двенадцать лет,
И танцевать совсем не умела я.
За 2000 лет кем я только не была?
Прекрасная проститутка
С картины Гюстава Моро,
В костюме которой
С вами сейчас танцую я.
Принцесса, которую другой,
Тоже на М.,
Кажется, Малларме,
Иродиадой назвал,
В ожерелье одел
И своим портретом признал.
Иоанна Крестителя этот на М.
Списал с Моро:
Тот Крестителю голову отрубил
И себя Крестителем вообразил.
Голову он висящей в воздухе изобразил,
Ореолом ее окружил
И меня обвинил.
Был тоже Флобер.
У него я совсем юна.
Представьте себе,
На голове танцую я!
В Руане он видел меня.
Там из камня вылеплена я:
Голова вниз,
Ноги вверх!
Но то совсем не я!
Разве в 1200 лет
На голове могла бы стоять я?!
Те, кто на голову поставил меня,
У Herrad de Landsberg,
Ученой монашки,
Украли меня.
А она срисовала меня с Изиз,
С той, что Озирису вторую жизнь дала.
Изиз большой танцовщицей была!
Мостиком и на голове
В танце жизни стояла она.
Сегодня мне 2000 лет.
Я очень стара.
Но танец семи вуалей все еще танцую я!
Мой друг,
Кем только я не была!
Мой друг,
Спасите меня!»
Звуки Менуэта,
Сцена-окно,
Куклы – люди пьют вино.
Окно затворилось,
Дверь отворилась…
А я жду…
Вот-вот выйдет она.
Тут толстая баба
Вывалилась из дворца…
А Она?!
Ведь это замок Ее!
Баба шипит,
Муж ее кричит,
Машина гудит…
А я…
Я все еще Менуэт танцую
С Ней,
С прекрасной женщиной,
Двух тысяч лет.
«Мой друг,
Спасите меня!» —
Все еще шепчет она.
И кажется мне,
Что она все поняла
И на разгадку вечной загадки
Благословила меня.
Розина Нежинская. Саломея[1]

Предисловие

Замысел этой книги возник в ходе разговора, однажды произошедшего во время моего перелета из Парижа в Чикаго. Я тогда читала книгу Мирей Доттин-Орсини «Саломея». Рядом со мной сидел парижанин, направлявшийся на отдых. Мы разговорились. Обратив внимание на книгу в моей руке, он обронил: «Ah, Salomé, la grande séductrice!» («А, Саломея, великая обольстительница!»). Я улыбнулась и спросила: «Вот как?» И, чтобы побудить его пояснить свою мысль, добавила: «Не знала, что она была la grande séductrice». Увы, беседа продолжилась в другом направлении, но слова собеседника меня озадачили. Я спрашивала себя: «В самом ли деле Саломея – как историческая фигура – была la grande séductrice? А если нет, то отчего же у нее такая слава?»

Это были непростые вопросы. Репутации часто не соответствуют действительности, что не мешает им влиять на судьбу человека, или группы людей, или даже нации, общества и целого исторического процесса. Подобные соображения и привели меня к написанию этой книги, возникшей в итоге наблюдений и размышлений о сложившемся образе Саломеи и вообще механизме конструирования подобных явлений. Результатом этих разысканий стало более ясное понимание образа женщины и того, как богословие, изобразительное искусство, литература и музыка участвуют в его создании и популяризации. В центре моего внимания находится Саломея, но при этом мне интересны и мифы вообще. Историю иудейской принцессы я использую в качестве примера порождения мифа как одного из важнейших и любопытнейших культурных феноменов.

Работа над этой книгой также напомнила мне о персональной составляющей мифов и мифотворчества. Мы, историки и ученые, часто фокусируемся на больших исторических процессах, однако важно не забывать, что формируются они и переживаются людьми. Ключевой момент, на котором основывается власть мифов, заключается в их общедоступности и бытовании в повседневной жизни.

Одним из самых захватывающих моментов в моих поисках разгадки мифа о Саломее было время, проведенное во Флоренции – итальянском городе, часто ассоциирующемся с Иоанном Крестителем. По приезде туда я посетила Прато, находящийся меньше чем в получасе езды от Флоренции на электричке, – городок, в котором какое-то время жил и работал художник эпохи Возрождения Филиппо Липпи. Именно здесь написал он один из самых удивительных циклов фресок, изображающий Иоанна Крестителя и ставший для него роковым танец Саломеи. Эти прекрасные образы вписаны в контекст жизни самого художника, с ее любовью и расставаниями, что произвело на меня глубокое впечатление. Сцены, одновременно исторические и личные, мифологичны как на общем, так и на частном уровнях.

вернуться

1

В авторском переводе на английский язык стихотворение опубл. в: Neginsky R. Salome // Juggler. Poems. New Orleans: University Press of the South, 2009. P. 106–115. [Русский текст приводится с сохранением авторских орфографии и пунктуации. Здесь и далее добавления к примечаниям, взятые в квадратные скобки, принадлежат переводчику.]

1
{"b":"630320","o":1}