Для этого в Буль-Венде готовились боевики, которые должны были взорвать в центре Эт-Танфа «настоящую русскую ракету», начиненную нервно-паралитическим газом «Новичок».

Сотрудников и служащих базы при этом решено было не предупреждать, они тоже должны были для вящего эффекта оказаться пострадавшими.

Командир роты сил специального назначения полковник Черепанов заметил по этому поводу, выдавая задание Вербову:

– Эти подонки готовы на всё, действуя по схеме «бей своих, чтобы чужие боялись», поэтому наш ответ должен быть не только максимально жёстким, но и максимально эффективным. Один из инструкторов-бриттов этой операции должен быть доставлен спецам Асада живым.

– А остальные? – задал индифферентный вопрос Вербов.

– Остальные должны отправиться на встречу со своими богами, – мрачно сказал Черепанов.

Через день после получения задания группа Вербова была переброшена в Иорданию под видом туристов и медиков организации «Медицина без границ».

Ещё через неделю они получили транспорт, оружие, экипировку и направились к границе Сирии, имея вполне надёжные документы и «легенды». Если бы их остановила иорданская полиция, они бы представились как посланцы FSA к командующему американской базы. Если бы группу остановили американские патрули, Вербов предъявил бы им ксиву майора US Army Special Force, командира спецгруппы для засыла вглубь территории Сирии.

К счастью, разведка ГРУ сработала «на отлично», выбрав правильный маршрут для передвижения группы, и остановили их только по ту сторону иордано-сирийской границы, в сорока километрах от Эт-Танфа, где и готовилась совместная операция ЦРУ и МИ-6. Правда, это был патруль ИГ, который без каких-либо вопросов пропустил машины дальше, глянув на документы «майора Гордона».

Следующая остановка случилась уже перед Буль-Вендой.

День клонился к вечеру, красное солнце низко висело над пыльным горизонтом, дул холодный ветер, перенося через дорогу струи песка и пыли, и бойцы подустали, мечтая об отдыхе, о бане или хотя бы о чистом ручье, где можно было бы смыть с себя пот и грязь. Но оазисы в этой сирийской пустынной местности встречались редко, глаз везде натыкался на глинистые бугры, дюны, группы скал, сухие русла ручьёв, поросшие куртинами верблюжьей колючки и саксаулом, и в душе невольно росла тоска по русским полям, лугам и лесам.

Буль-Венда показалась впереди серо-зеленоватым островком среди безграничной желтизны и красноты пустыни.

– Приготовились! – будничным тоном приказал Вербов в пуговку рации под нижней губой.

Дорога, по которой ездили бэтээры и танки, судя по оставленным следам гусениц, пересекла мост через почти засохшую речку и вывела машины к группе скал, возле которых лепились глинобитные строения блокпоста. Слева и справа она была сдавлена глыбами камней и бетонными блоками.

Танков у въезда в деревню видно не было. Стояли два военных «Хаммера», один такой же, как у Вербова, пикап с зенитной установкой в кузове и БМП «Брэдли». Шлагбаумы отсутствовали, но стоило машинам подъехать к блокпосту на сто метров, как на дорогу вышли три бородача в выгоревшем до серого цвета камуфляже. Двое держали в руках «калаши» (Вербов невольно усмехнулся), у одного – великана двухметрового роста – через плечо, как игрушка, висел гранатомёт В-300 «Шифон», судя по конфигурации.

– Шакалы! – процедила Богушанская сквозь зубы.

Вербов был с ней согласен, так как это были боевики ИГ, собравшиеся под крылышком американских военных установить на Земле «новый порядок» сродни фашистскому или украинско-нацистскому, и они были очень опасны, опаснее тех же американских солдат, потому что их ничто не сдерживало, ни один закон, ни одна моральная заповедь.

У БМП появилось ещё несколько грязно-серо-коричневых фигур. Лениво потягиваясь, они тем не менее взялись за рукояти автоматов и винтовок.

– Дуб! – позвал Вербов.

– Вижу, – отозвался Климчук, прятавшийся в кузове пикапа под специально оборудованным боевым гнездом.

Вербов снизил скорость, потом и вовсе остановился, не доехав до блокпоста два десятка метров.

Охранники поста переждали, пока осядут клубы пыли, подошли ближе.

Вербов опустил стекло дверцы.

Детина с гранатомётом, заросший курчавым чёрным волосом по брови, сдвинул военную бейсболку на затылок, обнажая коротко стриженную голову и белую полоску лба. Он был белым, хотя рожей походил на уроженца Ирака.

– Документы, – потребовал он на арабском языке.

– Я выйду, – сказала Богушанская, открывая дверцу кабины со стороны пассажира.

Троица уставилась на девушку как на ангела, спустившегося с небес, хотя одета она была примерно в такой же камуфляж. Сняла с головы зеленоватое кепи, провела ладонью по рассыпавшимся льняным волосам. Сняла с пояса флягу в матерчатом чехле, сделала глоток. С улыбкой сказала по-английски:

– Привет, мальчики. Кто из вас старший?

Охранники переглянулись.

– Документы, – тупо повторил юный детина, но уже на английском, хотя и с акцентом.

– Позови старшего, – потянулась Богушанская с кошачьей грацией. – Тебе мои документы ни к чему.

Детина потоптался на месте, сбитый с толку поведением белой красавицы, бросая взгляды то на Вербова, то на джип с бойцами отряда, потом достал рацию и нехотя бросил в микрофон несколько фраз на арабском.

Его спутники, также поглядывающие на машины, но больше на девушку, ведущую себя совершенно свободно, словно она была здесь хозяйкой, отошли в сторонку, переговариваясь, хотя оружие продолжали держать наготове, стволами к гостям.

Из крайнего домика поста выбрались двое: заросший волосом, на этот раз рыжим (ирландец или британец), мужчина средних лет, в камуфляже и кожаной безрукавке, протёртой почти до дыр, и высокий и худой как жердь молодой парень лет двадцати, в зеленоватой кепке с длинным козырьком и эмблемой: чёрный орёл в красном круге и скрещёнными винтовками под ним. Шея у него была замотана клетчатым шарфом. Через плечо висела дулом вниз винтовка М16.

– Кто такие? – хмуро задал он вопрос на хорошем английском языке, буквально ощупав Богушанскую прозрачно-жёлтыми глазами и бросив на неподвижного Вербова подозрительный взгляд.

– Представьтесь, – сказала девушка требовательно.

Брови молодого игиловца подпрыгнули, он озадаченно помял ладонью узкий подбородок. Потом сказал гордо:

– Бригадный полковник Махмуд Баббас, Армия освобождения Сирии.

– Первый майор ОУ СпН Мэри Годвин. – Богушанская вытащила из кармашка на груди коричневую книжечку, раскрыла, показала парню свою фотографию, сложила удостоверение, спрятала в кармашек. – Выполняю секретное задание. Где у вас можно остановиться?

Молодой человек покосился на спутников, помялся, раздумывая.

– Что за задание?

Богушанская усмехнулась.

– Как говорил герой одного нашего боевика: если я скажу своё имя, мне придётся убить вас, мистер Баббас. В этой деревушке есть приличный дом, где можно отдохнуть и умыться?

– К сожалению, мисс Годвин, вам придётся проследовать мимо. Буль-Венда занята.

– Кем? – удивилась «мисс Годвин».

Баббас замялся.

– Здесь остановились ваши… м-м, коллеги.

– Коллеги?

– «Эйрборн».

Богушанская вытащила из-под погончика выцветший берет, натянула на голову. Она знала, кто на самом деле скрывается в деревне, хотя словечко «Эйрборн» обозначало армейский спецназ США, которому здесь нечего было делать. На самом деле в Буль-Венде расположилось спецподразделение по организации провокаций, использующее как «белые каски», так и СМИ и боевиков ИГ.

– Мы с ними договоримся.

– Нам приказано никого в деревню не пропускать.

– Мы всего на одну ночь.

– Поезжайте в Эт-Танф, там вас примут лучше.

Тон Богушанской стал ледяным.

– Я знаю, куда мне следует ехать, полковник. До Эт-Танфа двадцать миль, больше часа езды по вашим дорогам, а мои люди устали. Позвони боссу, кто у них главный, объясни ситуацию. Нам всего-то требуется вода и помещение, где можно поспать. Завтра рано утром мы уедем. И побыстрей! Не хватало ещё, чтобы нас засекли русские беспилотники.