– А нар Дарн? – кивнула на мужчину, который за все время нашего разговора даже не шелохнулся.

– Позже поест. – Женщина скользнула назад, но полог задвигать не стала. – Кому-то же надо управлять повозкой. До Сидо еще ехать и ехать, хорошо бы попасть в город к ужину, так что останавливаться не станем. Так вы идете, нара Варр? – окликнули меня, поторапливая.

Вздохнув, пробралась внутрь и с любопытством огляделась.

В повозке было достаточно просторно, чтобы мы с хозяйкой могли, не теснясь, свободно разместиться. В глубине – накрытые одеялами спальные места, впереди – несколько мягких шкур. На одну из них мне и указали, предложив садиться.

– Доченька, просыпайся, – Урга мягко провела рукой по одному из одеял, поразив меня удивительно нежными, ласковыми интонациями, – пора обедать.

Под покрывалом завозились, заерзали, край его откинулся, и я увидела… Хельму.

Со времени нашей последней встречи девушка почти не изменилась. Все те же густые русые волосы – сейчас спутанные и растрепанные после сна, чуть вздернутый носик, пухлые губки. Только взгляд иной. Чистый, не замутненный ни злобой, ни ненавистью, ни болью, наивный и открытый. Какой бывает только у детей.

Девушка сонно посопела, похлопала длинными пушистыми ресницами, протерла кулачком заспанные глаза и с искренним интересом уставилась прямо на меня.

– Здравствуйте, тетенька. – Покосилась на мать, исправилась: – Здравствуйте, нара, – запнулась и, все-таки не выдержав, спросила с детской непосредственностью: – А вы кто?

Надо же, даже голос у нее стал другим – более высоким, звонким. Это несоответствие внешности и внутреннего содержания просто оглушало, вызывало самые противоречивые чувства: неприятие, острую жалость, какую-то брезгливость, смутную вину. Хотелось вскочить и бежать без оглядки от этой молодой женщины, в одночасье ставшей ребенком.

– Нара Рина Варр, – произнесла немного растерянно.

– А я Хель, – девушка выпуталась из одеяла и перебралась поближе, – ой, то есть Хельма, Хельма Дарн. Но мне не нравится это имя, оно взрослое и совсем колючее. Хель лучше. Можно называть вас тетя Рина? Мама говорит, что незнакомым нарам нельзя говорить «тетя», это не-при-лич-но, – слово «неприлично» она так и выговорила, по слогам, очень старательно. – Но вы добрая, не обидитесь.

И лицо девушка озарила улыбка, широкая и немного озорная.

– Моя дочь больна, – неожиданно проскрипела Урга, о которой я на время совершенно забыла. Женщина неприязненно прищурилась и после паузы, видя, что я не собираюсь ни о чем расспрашивать, пояснила: – Неудачный магический ритуал.

Неудачный ритуал? Ну, можно и так сказать.

– Очень жаль…

Разговор, да что там разговор – вся ситуация раздражала, была неприятна. Я не понимала, узнала меня мать Хельмы или нет, откровенна она или играет, и что ей вообще от меня нужно. Это напрягало. Хотелось побыстрее съесть что-нибудь, неважно что, и выбраться из душной повозки назад, к солнцу, свету.

– Моя девочка находится под наблюдением целителей и должна ежедневно им показываться, – продолжала рассказывать нара Дарн. – Мы не уехали бы из дома, если бы не смерть свекра, отца Ильма. Пришлось отлучиться на время, чтобы, как полагается, провести все необходимые обряды, но по пути в каждом городе Хельму обязательно осматривают имперские маги. Поэтому мы так торопимся в Сидо.

Вот зачем она все это мне сообщает? Случайной попутчице, с которой через несколько часов благополучно расстанется, чтобы больше никогда не встретиться. Или… все-таки узнала и теперь пытается намекнуть, что они не сбежали из-под надзора, а получили соответствующее разрешение? Бросила быстрый взгляд на Ургу, но лицо женщины не выражало ничего, кроме тоски и какой-то глухой покорности судьбе.

– Понимаю…

– Понимаете? – По губам женщины скользнула горькая усмешка. – Что может понимать женщина, которой не дано иметь детей?

Это она о чем сейчас? О моем вдовстве или о статусе наиды?

– Тетя Рина, а вы любите угорские пряники? – вмешалась в непонятную беседу «взрослых» Хельма, чем заслужила мою молчаливую, но от этого не менее горячую благодарность. – Любите, да? Я поделюсь… у меня много, – похвасталась она, порывисто подскакивая.

– Сядь, Хель, – строго одернула Урга, наконец-то отвлекаясь от меня. – Сладкое только после еды.

Она потянулась к одной из сумок, и через несколько минут на большой белой салфетке появилась посуда, нехитрая снедь – копченое мясо, домашний сыр, лепешки, вареные овощи – и фляга с водой. «Что бы Урга ни задумала, травить она меня вряд ли станет», – подумала, наблюдая, как женщина отрезает мясо, разламывает лепешку и протягивает все это дочери. Но не успела я взять свою порцию, как услышала капризное:

– Не хочу! – Хельма мотала головой, прикрыв рот рукой, видимо, для надежности. – Пряники лучше.

– Хель, доченька, надо поесть, хоть чуть-чуть, – начала уговаривать Урга, но девушка была неумолима.

– Мясо невкусное, не хочу, – повторяла она снова и снова, а потом вдруг неожиданно сдалась и лукаво выдала: – Только если сказку расскажешь.

– Хорошо, – устало выдохнула мать и впихнула в руки довольной дочери несчастный бутерброд. – Какую: про девочку из озера или про то, как мышиный император на войну ходил?

– Не-е-е, эти все я давно знаю – заявила девушка, впиваясь зубами в мясо. Кажется, кое-кто и не собирался от еды отказываться, а просто шантажировал родительницу. – Новую.

– Новую… – Урга задумчиво посмотрела на дочь, а потом окинула меня долгим непонятным взглядом. В полумраке повозки глаза ее загадочно мерцали. – Будет тебе новая.

Женщина соорудила еще один бутерброд, подвинула его поближе к дочери и негромко нараспев начала:

Я замерла, опустив руку с зажатой в ней лепешкой. Опять храм… удивительное совпадение.

Надо же, я была уверена, что на Эргоре только высокопарные хвалебные оды сочинять могут, и вдруг – такая красивая баллада. Хотя что я знаю о нарах, кроме официальной информации и того, что из них получаются усердные послушные слуги? Ничего…

Урга говорила протяжно, неспешно, глядя куда-то поверх наших голов, а мы с Хельмой внимательно слушали.

Несколько мгновений после того, как женщина закончила, в повозке царила тишина, а потом раздался бодрый, полный любопытства голос:

– Мам, а это какая богиня? Лиос? Но она ведь не спит. А никакой другой я не знаю.

Урга вздрогнула и точно от транса очнулась. Пересела поближе к дочери, печально улыбнувшись, ласково взъерошила ее волосы.

– Это просто сказка, малышка, о других мирах и чужих богах. К нашим она не имеет никакого отношения.

– Значит, это не о Лиос? – не успокаивалась Хельма.

Мать отрицательно покачала головой.

– И не о Проклятой? – Прозвище забытой богини девушка произнесла зловещим шепотом, смешно округлив глаза.

– Конечно, нет, Хель. Я же говорю, это выдумка, в ней нет ни капли правды.

– Жаль, – скуксилась Хельма, но тут же снова воодушевилась. – А почему богиня спит? Ее заколдовали?

– Она проиграла свою последнюю, самую страшную битву. Потеряла магию, спряталась в древнем храме и заснула.