— И вам, — дрогнувшим голосом произнесла я, окинув прощальным взглядом дом, остановившись на мгновение на своем окне второго этажа, а затем села в автомобиль и уехала. Гостиница, в которой я устроилась под другим именем, обладала одним колоссальным преимуществом — она располагалась в другой части огромного города, причем сравнительно недалеко от пристани. Дело сделано, до отплытия остается совсем немного времени, и когда я сделала все, чтобы вернуться в Англию, в душу закралось сомнение. Как некстати! Я разозлилась на саму себя, но возможно ли запретить думать? Кажется, это был страх; обыкновенный банальный страх, но в этом ничего удивительного — каково это, доверять другому человеку, следовать за одним только призраком любви, который в любой момент может растаять? Впрочем, не стоит сейчас думать об этом… Был и другой, куда более материальный страх — я боялась плыть, хотя, с другой стороны, это плаванье обещало встречу с такими дорогими сердцу людьми, и пока радость пересиливала страх. Мне было до крайности интересно, как они проводят этот последний день? Конечно же, вместе со своей семьей… Я тепло улыбнулась, вспомнив миссис Эндрюс и ее очаровательную дочку. Что ж, остается надеяться, что путь в Англию пройдет как нельзя лучше.

Больше никаких плохих мыслей меня не посещало в этот вечер. Ночь также прошла спокойно — никаких дурных снов, никаких кошмаров. Я проснулась рано утром, едва взошло солнце; до отплытия парохода оставалось много времени, оставалось лишь придумать, на что его потратить.

Тот же день

Дом, в котором жили мистер и миссис Мэрдок, располагался в другом районе Нью-Йорка, куда более спокойном. Спокойствие здесь нарушалось разве что в первую неделю, однако американские журналисты быстро поняли, куда первый помощник им пожелал отправиться со своими вопросами.

Сегодня, второго мая, все приготовления к отплытию уже были завершены, вещи собраны и уложены, оставалось только их взять, погрузить в экипаж и отправиться в порт, но отчего-то супруги не спешили уходить.

Первый помощник капитана внимательно взглянул на свою жену, и на ее лице он прочитал растерянность. Кажется, она боялась плыть…

Уильям хорошо понимал ее чувства — или думал, что понимал. Когда весть о случившемся долетела до той стороны океана, в маленький городок Саутгемптон, мистер Мэрдок мог только гадать, что чувствовала Ада. Ужасная весть разнеслась по всему миру, люди потеряли своих близких, и все надеялись, что полученные вести могут быть ошибочными. Поэтому многие родственники пострадавших пассажиров сразу же отправились в Нью-Йорк; тогда они не помнили о своей безопасности, в их головах бились совсем другие, похожие друг на друга мысли… Но сейчас все иначе. Потрясение прошло, и перед лицом предстала реальность.

Мистер Мэрдок достаточно хорошо знал людей, и за долгие годы научился видеть внутреннее содержание каждого. Иногда это качество было полезным, а иногда мужчина ловил себя на мысли, что предпочел бы быть менее внимательным — такие мысли возникали в основном тогда, когда он был не на корабле, а на суше, в окружении тех суетящихся, алчных бизнесменов и управляющих.

Есть такие люди, которые считают проявление слабости худшим, что может произойти, — даже хуже смерти. Отчасти это суждение правильно; кто знает, сколько жизней удалось бы сохранить, если бы пассажиры не поддавались примитивным инстинктам? Вот и мистер Мэрдок думал так же. Его разум был ясен и в минуты столкновения, и в долгие часы ожидания «Карпатии». Никто не узнает, что он переживал внутри, но внешнее спокойствие имело огромную роль, а его уверенность передалась другим людям и предотвратила панику. Он не переставал так же здраво рассуждать и тогда, когда уцелевший экипаж прибыл в Нью-Йорк. Именно ему пришла в голову мысль о том, что подробности случившегося на капитанском мостике никому не нужно знать.

Когда приехала жена, ему стало намного легче; Ада никогда не была простой женщиной, которых мистер Мэрдок так часто наблюдал в первом классе. Конечно, как говорится, «нет такого недостатка, на который бы не нашлось своего любителя», но жеманные, неестественные дамы с такими шляпками, на которых бы уместилось полмира, не вызывали у мужчины хоть какой-то интерес. Ада оказалась совсем другой; она была сильной, и мистер Мэрдок прекрасно знал, что женщины порой могут быть намного сильнее мужчин. Он не относился к своей жене, как к ребенку или красивой игрушке, нет, в отношениях между ними чувствовалось равенство и какая-то невидимая, прочная связь. Им не требовалось слов, чтобы понять друг друга, и когда миссис Мэрдок прибыла в Америку, ей сразу стало ясно, в чем сейчас нуждается ее муж.

Их жизнь протекала так же, как и в Саутгемптоне. Чтобы не расстраивать Уильяма, Ада даже отказалась от чтения газет. Она решила терпеливо ждать. Женщина чувствовала, что вскоре у них начнется непростой период, который может повлиять на всю дальнейшую жизнь. Но она не боялась — да, миссис Мэрдок совершенно не испытывала страха, ведь ее Уилл был рядом. И она не переставала благодарить судьбу за то, что он выжил….

Вот уже почти пять лет, как они стали мужем и женой, девять лет, как они впервые встретились; ей пора бы свыкнуться с тем постоянным чувством тревоги, которая охватывает женщину во время каждой разлуки… Не получалось. Каждый раз ее сердце мучительно сжималось, когда снова приходилось расставаться, хоть она этого не показывала. И не покажет.

До отплытия «Адриатика» больше двух с половиной часов. Супруги сидят в гостиной, и повисшая тишина не вызывает желания ее нарушить. Они оба думают, думают об одном и том же…

— Ты помнишь, как мы познакомились? — неожиданный вопрос нарушает молчание.

— Разумеется, — улыбнулся мистер Мэрдок. — Ты плыла в Англию. И сейчас мы плывем туда. Больше нам бояться нечего, дорогая. Все самое страшное уже позади.

Миссис Мэрдок внимательно взглянула на мужа, словно гадая, что же ему удалось пережить? Насколько он был близок к смерти? Но Уилл, кажется, угадал ее мысли, и женщина лишь вздохнула, словно смиряясь с тем, что правды ей не услышать.

— Знаешь, мне пришла мысль о том, что люди, встретившиеся на корабле, уже никогда не расстанутся, — медленно произнес мужчина.

— Ты говоришь о нас? — осторожно поинтересовалась Ада, заранее зная ответ.

И действительно, взгляд Уильяма, устремленный на нее, говорил лучше любых слов.

— Мне кажется, наша история повторяется, только… Не знаю, почему, но у меня скверное предчувствие, — после этих слов мужчина едва заметно нахмурился. В памяти воскрес тот момент, когда пятый помощник капитана решил вернуться на затонувший «Титаник». Неужели это было реальностью? Он старался не вспоминать события той ночи, но иногда память не спрашивала его позволения, и нагло демонстрировала те фрагменты, правдивость которых офицер порой и ставил под сомнение. Слишком это было невероятно, слишком… Неправильно.

Мистер Мэрдок глубоко вздохнул, заставляя себя вернуться в действительность.

Он не мог себе не признаться, что недооценивал этого молодого человека. Так иногда бывает: ты смотришь и видишь не все, что есть — в этом смысле каждый из нас похож на айсберг, когда большая часть личности скрыта от глаз. Да, внешнее спокойствие зачастую обманчиво… За ним может скрываться все, что угодно. Такое спокойствие может длиться долго, но в какой-то момент поступок диктуется уже не спокойствием, а импульсом; так вулкан дремлет сотни, тысячи лет, а потом происходит взрыв, нарушающий установившийся ход вещей. Неужели и с людьми так же? Да, очевидно, что именно так и есть…

Первый помощник капитана слышал, как резко молодой человек обошелся с Брюсом Исмеем, как до последнего сохранял спокойствие и по меньшей мере дважды был готов пожертвовать собой. Они вдвоем до последнего оставались на тонущем корабле, а затем вернулись… Да, такими мыслями мистер Мэрдок вряд ли с кем-либо мог поделиться — разве что с самим мистером Лоу. Только почему Уильям не мог избавиться от этого непонятного чувства тревоги? Возможно, он думал, что эта временами проявляющаяся вспыльчивость может навредить молодому человеку.