5
Когда я вечером, постучав, зашел в хозяйский кабинет, расположенный на втором этаже, барон сидел за столом, в старом массивном кресле, обитом воловьей кожей, хмурил брови и пристально всматривался в пламя нескольких свечей горевших в подсвечнике.
На чистой скатерти стола лежали монеты и с ними слитки и самородки. Они были вымыты и очищены от вековой пыли и весело сверкали в скудном свете пламени свечей, словно подмигивая мне как старому знакомому. Я улыбнулся.
Барон увидел мою улыбку и вскинул брови:
- Чему ты улыбаешься?
- Просто так, - не объяснять же что металл может и играть, и хитрить, если захочет.
Он не ответил. Взял в руки свиток из сундука и протянул мне.
- Прочесть сможешь?
Свиток оказался прочнее, чем выглядел. Хороший пергамент старой выделки, потемневший от времени, но еще сохранивший целостность. На развороте красной, теперь уже ставшей коричневой, тушью было написано по староэльфийски.
Мне, конечно, нравилось ковыряться в библиотечных залежах Академии, и с «языками» у меня отношения приятельские, но тут надо бы вникнуть. Все-таки падежи не те, и все такое...
- А перо и бумага есть? - спросил.
Папаша слегка, как мне показалось, оскорбился, но молча вынул бумагу и чернила из секретера. Ну, не подумал я, простите. Хотя, в некоторых дворянских домах бумага роскошь.
Я взял перо, подтянул лист к себе и развернул пергамент. Повозиться придётся, но мне тоже интересно, чего нам накарябано.
Около часа я скрипел пером, вспоминая теплыми, а иногда и горячими, словами Академию. Барон пару раз выходил, один раз принес горячий травяной настой в чашках и сдобные булочки на подносе. Но я решил не отвлекаться и через час самодовольно посмотрел на него, отложив перо.
- Читай, - сказал барон.
И я начал читать:
«Эсаниэлю Райену, наследному принцу четвертого дома Лиссара дается!
В благодарность выполненного долга и спасение Его Высочайшего Имени, надел земли размахом три санарских меры в Долине Краскаи на вечное пользование ему и потомкам его, каковыми бы они ни были, какое бы положение не занимали. Никто не может, ни сейчас, ни в будущие времена претендовать на сии земли. Они не могут быть ни проданы, ни дарены, кроме как переданы в наследие. Замок закрыт, ключ потерян.
Да не обойдет величие Его Высочайшее Имя, да славятся дни Его, да пребудет род Илирийский на века. Год четный от сотворения...»
Если честно, я ничего не понял. Но мой папаша, видимо, понял всё и почему-то опустил глаза.
- Наверно, мне стоит кое-что объяснить? - спросил он, а я пожал плечами. Мне конечно, интересно, но, собственно, оно меня не касается. Или касается? Пока я задавался вопросами, барон продолжал:
- Твой прапрадед был эльфом. Если ты понял, то принцем. Но женился наш предок на человеческой девушке, потому что ни одна эльфийка за него не пошла - по эльфийским меркам он был очень маленьким. Прапрабабка умерла рано, не выдержала издевательств соплеменников как с одной, так и с другой стороны, но сына успела родить. Раньше эти земли принадлежали эльфам. Точнее, Королю Илирийскому, какому по счету не знаю. Большая часть Вессалии, которая лет двести тому назад была Лиссаром.
Этого я не знал. Нам хоть и преподавали историю, но, видимо, какую-то другую её версию. И то, что наши земли - я имею в виду людей - когда-то были эльфийскими, я слышу в первый раз. И оказывается я чуть-чуть эльф? Вот это поворот. Хотя, что это меняет?
Барон внимательно следил за мной. Не знаю, но, мне показалось, что увиденное его удовлетворило.
-Да, в тебе есть кровь эльфов. И этот дом твой. По эльфийской традиции наследовать землю может только мужчина.
Я открыл рот. Ничего себе!
- Я бы тебе позже все рассказал. Но раз уж так получилось...
Вообще-то нервы у меня крепкие. Тренированные. Долго переживать и пережёвывать что-то не в моих правилах. Так что пришел я в себя быстро и спросил:
- А что значит «замок закрыт, ключ потерян»?
- Да, ничего особенного, - хитро улыбнулся барон, - Всего лишь, что дарение это не только написано. Но еще закреплено древней эльфийской магией. А значит, если по какой-то случайности смениться владелец земли и им окажется не наследник, то ему... не позавидуешь. Мор и голод ему обеспечен.
Тут папаша мой нахмурился. Видимо, вспомнил наши беды. А я не удержался от мыслишки - может я вовсе не такой уж наследный «баронский сын»? Я же, вроде, приблудный.
Видно его тоже посетила эта мысль, потому он ехидно выдал:
- Тиш, есть куча портретов наших предков, и смею тебя заверить, ты абсолютная копия моего отца, твоего деда. Кроме того, у меня других сыновей нет. Не надейся. От ответственности за имение я тебя не освобожу.
Мы помолчали. Я взял булочку и уцепил чашку с остывшем настоем.
Барон встал, подошел к сундуку, стоявшему на полу, и достал оттуда черный сверток.
- Ты можешь посмотреть? - повернулся он ко мне.
Я вытянул шею.
- А что это?
- Кинжал. Он попал в наш род случайно. Судя по семейным разговорам, он должен быть каким-то... магическим. Но дед, прапрадед то есть, им не пользовался - не умел. И если я правильно помню рассказы, этот нож предок нашел. Вот в таком состоянии. Может быть, эта его магия просто выдумка? Такое может быть запросто.
Он уселся в кресло, а я потянулся за вещицей, которую он положил на стол. Развернул плотную слежавшуюся кожу, взял в руки ржавый клинок... Ничего особенного. Железо как железо. От коррозии уже бурое. Трухлявая рукоятка. Правда, когда я «присмотрелся», состав сплава меня озадачил - вроде бы и железо, ну, может с примесью кобальта и серебра. И еще что-то. Я не понял что. Попытался позвать, надеясь по отклику определить вещество. Тишина. Ну, нет так н...
Кинжал завибрировал.
Я вскочил. И выронил его на пол, с перепугу опрокинув стул. Подскочил и барон. Мы вдвоем ошарашено уставились на то, что стало твориться под нашими ногами.
Ржавый клинок закрутился вокруг своей оси, потом замер, потом начал увеличиваться и меняться. Он превращался! Ржавчина исчезала на глазах, сквозь нее проступил странный полупрозрачный черный металл с матовым блеском, и на нем зазмеилась изящная серебристая вязь. Рукоять словно собиралась воедино из рассыпанных по полу частичек дерева, становясь бархатисто-черной. Боевой упор на наконечнике рукояти замерцал желтым металлом, словно врастая в древесину. Внезапно вязь на клинке вспыхнула, слепя глаза ярко-оранжевым светом и постепенно затухая, фиолетово заискрила на металле, втягиваясь обратно в серебряную нить. Кинжал замер.
Нет, таких выкрутасов я даже в Академии не видел, когда стихийники дурачились с предметами. И близко не стояло!
А на столе вместо старого потертого кожаного свертка лежали ножны. Тоже черные, узенькие, из кожи какой-то неизвестной рептилии. То, что рептилии это точно, я на них в лабораторных залах насмотрелся. У лекарей.
Мы вдвоем потрясенно молчали. Наконец барон не выдержал:
- Подними его, что ли...
Я осторожно прикоснулся к кинжалу и взял в руки. И почувствовал что-то знакомое. Да ведь именно оно помогло мне в яме под лестницей! Очень... необычное чувство.
Барон аккуратно вынул клинок у меня из рук, чем вызвал в душе такое сожаление, будто забрал верного друга. Но я промолчал. А барон внимательно разглядывал нож.
- Здесь надпись, на рукоятке, - вдруг сказал он, - Я не понимаю... Держи...
Он вернул мне клинок, и я облегченно выдохнул. И повертел оружие. Да, надпись. Язык древний. Народ, который на нем говорил, считается исчезнувшим. А я выучил всего несколько слов на их языке - столько сколько нашел в книге. И эти слова там были.
- D’est’hon dar.
Барон вздрогнул.
- Что? - спросил он.
- Достойному дается.
- Чей это язык?
- Гномы. Это их язык.
День третий
День третий
1
