Варвары одевали своих рабов так же, как и одевались сами. Просто и безвкусно. Порой нельзя было понять, кто перед тобой – вольный человек или бесправный раб. То ли дело Роккар. У нас по одному одеянию сразу было видно, каково положение человека и как велики его доходы, а уж по женам можно было узнать благосостояние их мужей.

Знатные купцы и вельможи одевали своих жен в дорогие шелка и золото. Украшали даже ноги своих женщин, не скупились на туфли, расшитые жемчугом и камнями, и на дорогие ткани. Здесь, насколько я могла убедиться за тот короткий срок, пока находилась в лагере, женщины одевались наравне с мужчинами и как мужчины – штаны и безрукавки, одежда удобная, но лишенная изящества и красоты.

Потому я была несколько удивлена, когда после рабов, что установили посередине шатра низкий столик, обложили его расшитыми подушками и заставили яствами, явились женщины из числа тех, кто приходил утром с первой женой. Развесив светильники по углам, варварские женщины принялись за меня.

Сейчас они явились, чтобы переодеть меня в мое свадебное платье. А когда я, набравшись смелости, спросила, кто отдал такой приказ, с удивлением услышала имя:

– Госпожа Тахира!

Когда женщины вышли, я осталась стоять в шелках, но уже без покрывала, что скрывало мое лицо, а спустя некоторое время появился и Шаккар.

Дрогнул полог, отодвигаемый его рукой, и варвар переступил порог шатра, распрямив спину и посмотрев на меня немигающим взглядом темных глаз. В их глубине было что-то опасное, звериное. Что-то, заставившее сделать шаг назад и застыть, опасаясь, что не удержусь от желания бежать прочь от этого взора, обещающего мне ад. Только вот бежать было некуда.

– Садись! – Мужчина указал рукой на подушки перед столиком, а когда я покорно опустилась на них, подошел и сел напротив. Я заметила, что сейчас на нем надеты дорогие одежды, совсем не похожие на те, в которых варвар расхаживал по лагерю. Красивый халат, подпоясанный кушаком, высокие сапоги, в которые были заправлены кожаные штаны…

«Неужели он так оделся для меня?» – мелькнула мысль.

Я проследила взглядом, как мужчина взял в руки кувшин и налил вина. Сначала мне, затем в свою чашу.

– Пей! – приказал он, и я взяла чашу, поднесла к губам под напряженным взглядом мужа, а затем сделала глоток. А потом еще и еще… до самого дна.

Вино оказалось кислым и крепким. Я даже закашлялась, что вызвало легкую усмешку на губах Шаккара. В уголках его глаз лучиками разбежались мелкие морщинки.

– Теперь можешь что-то съесть, – сказал он, и я подчинилась, оторвав крупную ягоду от кисти винограда. Варвар смотрел, как я ем, и при этом задумчиво улыбался. Когда я покончила с гроздью, он снова налил мне вина и протянул со словами: – Пей!

Я подчинилась, мысленно решив, что если опьянею, то смогу остаться равнодушной к тому, что вскоре произойдет.

– Я слышал, ваши женщины учатся танцевать для своих мужей, – вдруг произнес варвар, и я закаменела. – Это правда? – спросил он, но я была уверена, что Шаккар и без моего ответа знает правду.

– Да. – Я не узнала звука собственного голоса. Позорный писк, достойный серой мыши, а не принцессы!

– Ты станцуешь для меня? – не приказал… попросил.

Мне хотелось отказаться, но я вспомнила слова Тахиры о том, что надо быть сильной, что надо понравиться варвару. Но тем не менее я не смогла побороть отвращения перед одной только мыслью, что стану танцевать для него.

– Нет музыки, – ответила тихо, понадеявшись, что мужчина отстанет.

Шаккар резко поднялся на ноги и в несколько шагов преодолел расстояние до полога. Вышел, но скоро вернулся, и не один. Вместе с ним в шатер вошли двое мужчин, и я узнала их – это были музыканты моего отца. В руках у одного был барабан, у второго флейта.

– Я послал за ними еще до заката, – произнес варвар, и я сглотнула ставшую вязкой слюну, понимая, что не могу отказаться.

– Играйте! – приказал мужчинам принц и опустился на ложе, выразительно глядя в мою сторону. Он не стал мне приказывать, как сделал это с музыкантами, но весь его вид выражал ожидание танца, и я поняла, что должна это сделать. Дать варвару то, что он хочет.

«Представь себе, что танцуешь дома, во дворце, – подумала я и медленно поднялась с подушек. – Представь, что на тебя смотрят только мать и подруги, что они танцуют вместе с тобой!» И сделала шаг к середине шатра. Подняла руки вверх и закрыла глаза.

Первыми ударили барабаны. Медленно, гулко отдаваясь в моем сердце. Затем вступила флейта – словно песня ветра, легкая и свободная, она проникла в мое сердце и заставила качнуться в сторону.

«Просто танцуй и не думай о том, что будет после!» – велела себе и начала двигаться так, как умела это делать. Руки поднимались в плавном скольжении. Бедра раскачивались в стороны, их изгибы угадывались под тонкими одеждами. Я плыла, скользила над ковром, устилавшим пол шатра. Я танцевала для себя. Сперва движения были зажатыми, несколько неловкими, но постепенно я стала забывать о том, для кого танцую. Перед моим взором проплыли корабли, устремившиеся куда-то вдаль, к далеким северным странам. Ветер наполнял их паруса, и я изгибалась так, словно это я сама была парусом, словно я сама плыла по бескрайней синей глади прочь от нежеланного мужчины, прочь от ненавистного брака. Сердце повторяло биение рук по коже барабана. Тело двигалось в такт. Я вросла в музыку, то порхая бабочкой под трель флейты, то ударяя пятками с неистовством под звуки тонбака[2]. Разлетались одежды, оплетали мои ноги и распускались диковинным бутоном. Длинные волосы струились по спине, плечам плотным каскадом темного шелка. Музыка все играла, а я продолжала танцевать, ускоряя темп, заставляя музыкантов следовать уже за мной, за моими движениями. А затем вдруг стало тихо, и я, резко остановившись, увидела, как, подхватив инструменты, люди моего отца поспешно покидают шатер. Вздрогнула и повернулась к ложу, но Шаккар уже стоял рядом, и в его глазах разгоралось что-то дикое, безумное.

Я не успела даже вскрикнуть, как мужчина притянул меня к себе. Его руки полыхали огнем и обжигали сквозь тонкую ткань платья. Шаккар начал раздевать меня, мучительно медленно, заставляя отчаянно краснеть. Он словно разворачивал дорогой сверток, снимая с меня покров за покровом, открывая для себя тайны моего тела.

Сердце продолжало бешено биться. Оно сошло с ума, еще не успокоившись после танца, а теперь стучало от страха перед тем, что произойдет.

Отчаянно краснея, я почувствовала, как к ногам упал последний покров, явив мое обнаженное тело повелителю и господину.

Я хотела было прикрыться волосами, но Шаккар свел недовольно брови, и мои руки упали вдоль тела, открывая мужскому взору то, чем наградили меня боги.

– Какая ты маленькая, – проговорил мужчина. Его ладони сошлись на моей талии, обхватили ее, соединившись пальцами. Не выдержав прикосновения, я снова задрожала всем телом, но не поддалась искушению отпрянуть назад, понимая, что таким образом смогу только разозлить варвара. А этого мне делать совсем не хотелось.

Руки Шаккара медленно поднялись вверх. Коснулись осторожно груди, совсем не так, как сегодня днем, без грубости, едва ощутимо.

– Посмотри на меня! – велел муж, и я запрокинула голову, послушно глядя в темные глаза, ставшие почти черными от безумия, что плескалось в них.

Огромные ладони мужчины обхватили мои груди, сжали с удивительной бережностью, и я закрыла глаза, повторяя про себя совет Тахиры – позволить Шаккару делать со мной все, что ему вздумается, и гнать прочь свои страхи.

«Пока он не причинил мне боли!» – подумала я. Я не чувствовала радости от его прикосновений, но и боли не было.

«Может все обойдется?» – мелькнула мысль и тут же исчезла, стоило варвару склониться к моим губам.

Меня еще никто не целовал, и ощущение прикосновения твердых жестких губ снова заставило вздрогнуть.

«Что он делает?» – Мой помутненный вином разум немного прояснился, когда Шаккар своими губами разомкнул мои губы, вторгаясь языком в мой рот.