– А что вы планировали?

– Так сезон ведь! Картошку из Рязанской области хотели возить. Арбузы астраханские. Виноград из Краснодарского края.

– Крупный опт?

– Да какой там крупный! «Газель» продашь – уже хорошо.

– Кто такая, кстати, Вероника Крошкина?

Петр покраснел, заморгал:

– Впервые слышу, честно говоря.

– Михаил вел с ней переговоры. О покупке какой-то крупнооптовой партии. На пятнадцать тонн не знаю чего.

– А мне ни слова не сказал! – ахнул Петр.

– Про кредит на десять миллионов тоже не знаете?

– Мишка взял кредит? – лицо партнера по бизнесу пошло пятнами. – Что ли, спятил? Да у него и так три непогашенных! И лично мне сто косых должен!

– Мог он скрыться, просто чтобы не платить? Никому. Ни банкам, ни вам?

– Мог, наверное. Только зачем? За машину он почти рассчитался. Потребительский тоже до октября. Общая сумма в итоге оставалась тысяч триста. Рублей. Смысл из-за таких денег прятаться? Да и деться некуда. Банки-то его быстро в стоп-лист поставят, начнут кровь пить, за границу не пустят. Или уже успел улететь?

– По своему паспорту – нет.

– Тогда вообще хрень какая-то.

И спросил:

– А вы Лильке звонили?

– Его сестре? – Я покачала головой. – Улыбнулась смущенно: – Тут ведь какой тонкий момент. Заказчиком невеста Михаила была, Вика, и она же очень быстро попросила остановить поиски. Поэтому формально я никаких прав искать вашего друга не имею. И не платят мне за это. Но когда человек без следа исчез, это всегда подозрительно. Вот и копаю потихоньку. Из собственного интереса.

– Ну и правильно! – горячо поддержал Петр. – Вы неравнодушная. И красивая. Вот.

Страшно смутился. Отвернулся. Выхватил телефон, набрал номер, строго спросил:

– Лили? Привет! Чего там Мишка? Не появлялся?

Больше ни слова не вымолвил – в трубке застрекотал горячий монолог. Слов, к сожалению, было не разобрать, но когда пятнадцатиминутный разговор завершился, Петр добросовестно отчитался:

– Зла, как черт. Ей из банков звонят. Квартирный хозяин аренду требует или все вещи брата выкинет на помойку. А предки – они в Омске – сказали, что больше ни копейки не дадут. Сказали, тридцать два года – не ребенок, пусть сам со своими проблемами разбирается.

Петр взглянул растерянно:

– Может, с ним и правда случилось чего?

– Вообще-то запросто. Его добровольцы двое суток искали. Весь лес прочесали, вертолет прилетал. А вы про человека ни слова, только про деньги говорите, – упрекнула я.

– Не… ну мы тоже что-то делаем. Лилька заявление подала. На розыск. Но толку – ноль. Не скрывали: совершеннолетних особо не ищут. А сама она считает – усвистал брательник куда-то. Всегда себя так вел, еще со школы. Если устал, настроение плохое, все надоело – берет и убегает. В шестом классе почти неделю катался на электричках, пятьсот километров от дома отмахал…

– Но даже если он просто свинтил, нельзя от друга отказываться и просто ничего не делать, – продолжала ворчать я.

– А что мы можем?

– Сложно, что ли, с квартирным хозяином разобраться? Машину забрать из дома отдыха?

– А он ее, что ли, там бросил? – изумился Петр.

– Первые два дня была там. На стоянке. Где сейчас – понятия не имею.

– Ладно, – кивнул парень. – Это я не подумал. Сделаю. А то вы меня совсем устыдили. Да, блин, Москва! Пропадает человек – а ты и не знаешь…

«Ну вот, – подумала я. – У бесплатного детектива появился бесплатный помощник».

Еще больше мне хотелось выведать, как идет официальный розыск. Но тут глазами – как с Петром – не похлопаешь. Надо Синичкина уламывать. Чтобы подключил свои связи.

Однако Паша только и сказал: дело приостановлено. И лишь в канун Нового года презентовал коробку конфет плюс издевательски красный лак для ногтей. А также исполненный на ватмане карандашный портрет мужчины.

Я начала с того, что конфеты – мои любимые. Сдержанно похвалила лак. И лишь потом с любопытством ткнула в картинку:

– А это кто?

– А это товарищ, с которым твой любимый гражданин Дивин по лесу прогуливался. В день заезда в дом отдыха.

– Да ты что!

Я с Павлом без церемоний. Кинулась на шею, крепко расцеловала.

– Как ты достал?

– Пришлось подключать самые высокие связи, – важно ответствовал Синичкин.

Я внимательно вгляделась в картинку. Долго училась вычленять из фотороботов живого человека и сейчас максимально напрягала мозг. Но фигурант – в черной шапочке до самых бровей, с несколько восточным разрезом глаз, скуластый, тонкогубый – никого хотя бы минимально знакомого мне не напоминал.

Синичкин прокомментировал:

– Портрет составлен со слов отдыхающего. Но делай поправку: то был дедушка семидесяти трех лет. С катарактой. Других свидетелей нет. Видеозаписей тоже.

– Но хоть какая-то работа по делу идет?

– Не-а. Зачем? Родственники не давят. Места на стенде «Их разыскивает полиция» – дефицит. Дело, как я тебе говорил, приостановлено, и фоторобот этот лежал в нем мертвым грузом.

Я забрала картинку в предбанник. Долго ее разглядывала. Прогнала через компьютерный поиск по фотографиям. Ни единого совпадения не выскочило. Я решительно не представляла, что делать дальше. Да от меня никто этого и не требовал. Хотя за Михаила, пусть заочно он мне и не нравился, было обидно.

Как это – исчез и никто о тебе не беспокоится?!

Только Петр проявил пусть минимальную, но сознательность.

Доложил, что машину коллеги от дома отдыха забрал (запасные ключи нашлись в арендованной квартире, а свидетельство о регистрации, по счастью, болталось в бардачке). Продать чужой автомобиль он, разумеется, не мог, но сдал в аренду, а с доходов гасил кредиты коллеги. С квартирным хозяином тоже разошелся миром: все вещи Михаила вывез к себе.

По горячим следам тогда, в августе, у меня имелось громадье планов. Тщательно изучить бэкграунд Викиных родителей. Установить передвижения обоих в день пропажи Михаила. Но сейчас, когда летнюю жару сменила бесснежная стужа, а мы с Синичкиным занимались интереснейшим делом об исчезновении антикварного ожерелья у жены одиозного депутата, жизнь и судьба Михаила Дивина перестала столь ярко меня занимать. Денег не платят. Вика прислала на католическое Рождество открытку с ангелочком и похвасталась, что лучше всех на курсе исполнила партию Виолетты. Про Михаила в послании ни слова.

Я пожелала молодой певице дальнейших успехов – и тоже выкинула свое первое единоличное дело из головы.

Минула зима, закончился то кислый, то морозный март, стремительно пролетел апрель.

В мае наступило традиционное затишье: граждане разъехались по дачам, криминальный элемент рванул в Сочи. Мы с Синичкиным офис не закрыли, но наконец смогли слегка расслабиться. Я в кои-то веки занималась маникюром, Паша бесцельно серфил по сайтам.

И вдруг выкрикнул из своего кабинета:

– Как дом отдыха назывался?

– Какой? – не поняла я.

– Ну, где этот твой Дивин пропал.

– «Дубовая роща». Люберецкий район. А что?

– Там в километре от него кусок леса оттяпали, под участки. Земля еще не в собственности, но особо ушлые уже строятся. Мужик начал рыть котлован – и нашел скелетированный труп. От девяти до одиннадцати месяцев пролежал. Под твое дело подходит.

Я пулей метнулась в кабинет:

– Фото есть?!

Паша хмыкнул. Развернул файл с максимальным увеличением.

Жуткая картина. Пергаментная серая кожа редкими клочьями обтягивала череп. Вместо глаз чернели пустоты. Ощеренные зубы (губ не имелось) насмешливо улыбались. С жутким лицом странно контрастировала почти целая футболка поло с хорошо различимой эмблемой «Наутика».

Узнать Михаила было невозможно. Но я точно помнила, что Вика упоминала синюю майку, которой не оказалось в сумке жениха.

– Это может быть он. Дивин… – пробормотала я.

– Почему ты не говоришь «какой ужас»? – потребовал Синичкин.

Я максимально бодрым голосом отозвалась:

– Я прекрасно знаю, как выглядит разложившийся труп. Десять месяцев прошло. Этот еще хорошо сохранился. Там почва, насколько я помню, песчаная.