Осторожно, словно бесконечно извиняясь, я целую её и незаметно подношу пальцы к виску. Ворошу её воспоминания долго и бережно, стараясь причинить как можно меньше вреда, забрать минимум, но и не оставить каких-то осколков, нестыковок, зацепок, способных потом вернуться ночными кошмарами или навязчивыми идеями. Я уже сталкивался с таким и не хочу этого для неё. К тому же, хотя многие воспоминания причиняют мне боль, но её сознание и её отношение дарят мне… надежду. Надежду на то, что пока такие люди, как она, есть на этом свете, у моей борьбы есть смысл, и моя правда тоже имеет право на существование.

Когда я заканчиваю, мне требуется какое-то время, чтобы переждать подступившие слёзы, прежде чем позвать Хэнка и объяснить ему, как лучше доставить её домой. Он смотрит непонимающе, неверяще, и мне приходится подтвердить: да, это именно то, что я сделал. Господи, избавь меня от расспросов, Хэнк, мне и так тошно.

Заботы отвлекают меня от мыслей, и я окунаюсь в них с головой. Ребята тоже изо всех сил стараются помогать мне, а Хэнк и вовсе, кажется, существует в нескольких местах одновременно, принимая участие во всём сразу. Но главное, с чем я его тороплю, это Церебро. Мне безумно хочется снова прикоснуться к нему сознанием, слиться, позволив всему миру затопить мою голову миллионами образов. Хэнк ворчит, призывая к терпению и убеждая, что это не та вещь, с которой следует спешить. Зато обещает, что теперь, когда он точно знает, для чего и для кого он это делает, он сможет куда лучше подогнать новый Церебро под меня, что сделает его намного мощнее. Я смиряюсь и жду обещанного, как не ждал в детстве рождественских подарков. Единственное, о чем я ещё прошу Хэнка, даже немного внезапно для себя самого:

— Только больше никакого вывода координат. Это не нужно, я вполне способен сам определить и запомнить местоположение мутанта. А все эти списки… мы не имеем на это права, мало ли, что может произойти. Мне до сих пор страшно подумать, в чьи руки попали наши первые бумаги с координатами, и чем это ещё может обернуться для тех мутантов.

Но тут он удивляет меня, возмущённо сообщая:

— Я никогда бы не оставил подобной вещи в чужих руках! Всё это здесь, в особняке, я забрал их вместе с ключевыми элементами Церебро, которые теперь легли в основу для новой его версии, — я стискиваю зубы, осознавая, насколько был беспечен, если даже Хэнк тогда сразу позаботился о том, до чего я додумался только намного позже. — Впрочем, если бы я не сделал этого, их забрал бы Эрик, он спрашивал меня о них.

С событий на Кубе твоё имя впервые звучит для меня вслух, и это на секунду выбивает из колеи. Хэнк досадливо замолкает, опасаясь, что зря завёл разговор в эту сторону. Но я справляюсь с собой, к тому же подстёгнутый появившейся возможностью начать задуманное ещё до готовности нового Церебро, и прошу Хэнка найти эти списки.

И тогда оказывается, что ты их всё-таки забрал.

К началу лета Церебро наконец готов. И он прекрасен. Даже просто внешне. Первый прототип действительно заставлял чувствовать себя немного подопытной крысой, на которую нацепили связку электродов и вот-вот начнут бить током. С новым я чувствую себя словно на острие клинка. И это ощущение только усиливается, когда я пробую его в деле. Хэнк был прав, когда говорил, что может подстроить его под меня.Теперь при подключении к Церебро мне не нужно справляться с ним — он, как привычное и удобное кресло или как идеально сидящий костюм, обволакивает меня с первого мгновения контакта и предоставляет всю свою мощь в моё полное распоряжение. Кроме того, после нескольких проб я обнаруживаю, что при таком внешнем строении — большом, пустом и тёмном зале — мне не обязательно удерживать вспыхивающие образы в голове, а достаточно просто и удобно проецировать их прямо поверх реальности. Вначале я воспринимаю это просто как небольшое удобство для себя, но вскоре мне в голову приходит идея, и я впервые показываю Хэнку, как работа его творения выглядит моими глазами. Он очарован почти до детского восторга, после сеанса его глаза горят, и я понимаю, что теперь, когда он увидел всё с этой стороны, Церебро могут ждать новые доработки. Безусловно, к лучшему.

Но тут обнаруживается новая проблема. Хотя работа с Церебро идёт прекрасно, я нахожу так много новых мутантов, что начинаю перебирать и оставлять для будущих визитов только тех, кто кажется мне наиболее подходящим. Но на самих визитах дело останавливается намертво, я отчётливо понимаю, что просто не готов к ним. Я не знаю, как мне к ним прийти, что говорить, и я совершенно не представляю, как буду делать это один. Я никогда не выезжал к новым мутантам один.

Однажды я всё-таки пытаюсь. Хэнк отвозит меня по нужному адресу и терпеливо, не торопя, ждёт, пока я, тяжело дыша, собираюсь с мыслями на заднем сиденье. Проходит достаточно много времени, когда он, наконец, подаёт голос:

— Может, мне стоит пойти с вами, профессор?

Нет. Нет-нет, я не могу даже мысленно поставить Хэнка на это место. Я вообще никого не могу туда поставить, я уже думал на эту тему. Я стискиваю зубы и, простонав что-то невнятно-матерное, говорю:

— Прости, Хэнк… Поехали домой.

Оставляя несказанным: «Спасибо, что не задаёшь вопросов».

Дома я как к спасительному источнику снова бросаюсь к Церебро, потому что работа с ним даёт мне успокоение. И иллюзию, что я что-то делаю. Хотя на самом деле это лишь замкнутый круг.

Но случай сдвигает дело с мёртвой точки. Однажды, маясь бессонницей, я спускаюсь в Церебро глубокой ночью. И хотя понятно, что сейчас от этого вряд ли будет много пользы, порядочные мутанты ночью спят, а копаться в чужих снах меня никогда не привлекало, но мне скорее нужно отвлечься и, может быть, немного устать, чтобы уснуть.

Какое-то время я неспешно качаюсь на волнах чужих чувств, но потом что-то привлекает моё внимание, и я ныряю глубже.

Девочка-подросток. Почти совсем ещё ребёнок. Мутант. Перепуганная — её страх бьётся мне в висок — отчаявшаяся, потерянная. Я коротко выдыхаю и вглядываюсь дальше, пытаясь разобраться, в чём дело. Сбежала из дома? Одна, ночью, на незнакомых улицах? Голодная, попыталась стащить что-то в магазине, но была поймана за руку. Вырвалась, видимо, применив свои способности, и теперь в отчаянии мечется по переулкам, ожидая окрика полицейского или чего похуже. Я, не задумываясь, тянусь к ней, чтобы успокоить.

~ Не бойся. Всё хорошо. Я могу помочь.

Вспышка страха, вызванная чужим голосом в её голове, вышибает меня вон. Чёрт, я идиот. На таком расстоянии я могу с ней говорить, но едва ли смогу успокоить. К тому же, её страх и, вероятно, не только он, а ещё какие-то способности, мешают мне снова зацепиться за её сознание. Я, путаясь и ругаясь, стягиваю шлем Церебро и, не раздумывая ни секунды, бужу Хэнка.

Он ничего не понимает спросонья, но без возражений подгоняет машину и помогает мне в неё влезть. Ехать довольно долго, и единственное, о чём я могу думать — насколько далеко девочка может уйти за это время от места, которое я запомнил.

Когда мы подъезжаем, я прошу Хэнка не спеша поколесить по ближайшим улицам, а сам прикладываю пальцы к виску и полностью отключаюсь от реальности, то пытаясь нащупать её сознание, то без зазрения совести тормоша разум поздних прохожих, надеясь выудить из него нужный образ. Но её никто не видел.

После получаса поисков, я, наконец, с облегчением чувствую девочку поблизости. Боясь снова потерять связь, я, не отключаясь, кидаю Хэнку короткие образы, куда нужно ехать. Я больше не пытаюсь заговаривать, только очень легко и ненавязчиво подталкиваю её из хаотических метаний в нашу сторону. И вот мы совсем близко, я прошу Хэнка остановить машину и помочь мне выбраться. Только когда я уже собираюсь углубиться в темноту переулков, он всё же возмущается, не желая отпускать меня одного. Мне приходится отвлечься, чтобы настоять на своём, но он отступает только перед ворчливой угрозой продемонстрировать на нём, насколько я способен справиться с теми, кто рискнёт столкнуться со мной в темноте.