После разгрома форта никто не сомневался, что ответный удар будет нанесен в ближайшее время. Анализируя план блестящей операции, Платон Громов пытался найти аналогии в мировой истории. Таковых было весьма немного.

Прорыв персов в Вавилоне по осушенной реке, спуск отряда Спартака по отвесной скале Везувия, победа монголов на Калке после великолепно организованного многодневного ложного бегства. Вспомнить что-либо еще было нелегко.

Но в тех ситуациях победители всегда были в меньшинстве, что в принципе определяло их действия. Здесь же нападающая сторона имела преимущество и в числе воинов и в вооружении. Но краснокожие полностью отказались от общепринятой у цивилизованных народов тактики.

Проще всего было бы объяснить это недомыслием, недопониманием, может быть, склонностью к привычным действиям.

Но Платон уже достаточно разобрался в краснокожих, чтобы отождествлять понятия "абориген", туземец и "дикарь".

Как только Черный Орел принял правила игры бледнолицых, он сразу потерпел поражение. Новые лидеры движения краснокожих таких ошибок не допускают. Осознают ли они это или лишь чувствуют, не столь важно. Трудно понять, что есть национальное, скорее даже этническое сознание. Но, без всяких сомнений, оно существует.

Выход каждого народа на широкий простор исторических деяний всегда явление оригинальное и, по сути, уникальное. Любой народ живет в окружении соседей. И если какой-либо народ, чувствуя прилив сил, начинает активизироваться, это тут же вызывает ответную реакцию окружения. Весь вопрос в том, хватит ли сил у поднимающейся нации, чтобы решить задачи, которые она перед собой ставит?

Как диалектик, Громов понимал, что история госудаств, как и история народов не вечна. До появления легенды о волчице, вскормившей братьев, никаких римлян не было. К этому времени уже существовали древние цивилизации по всему побережью Средиземного моря, процветала торговля, развивалась культура, укреплялось хозяйство. Но все это относилось к другим народам.

Малочисленная группа людей появилась неожиданно, что отмечалось даже современниками, выделившись из родовых общин и противопоставив себя им. Они объединили вокруг себя сначала латинян, затем, путем многочисленных войн, различные народы Аппенинского полуострова, и, наконец, их потомки покорили все Средиземноморье. Огромная держава просуществовала примерно двенадцать веков, а потом развалилась и исчезла. Остался Вечный Город, письменность, культурные традиции, но римский народ исчез. Он навсегда растворился среди других племен и народов.

Сразу же после прихода в мир Спасителя на восточной окраине Римской Империи появились люди, противопоставившиеся себя всему миру. На фоне царившего вокруг разврата, духовной деградации, лжи, подлости, предательства они выделялись целенаправленностью и способностью к сверхнапряжениям.

Их учение находило все новых и новых приверженцев, которые и стали основоположниками Византийской Империи. Пройдя периоды величия, империя также рухнула под собственным весом, став жертвой хищного соседа. Просуществовала она также примерно двенадцать веков. Религия византийцев, их культура, научные достижения широко распространились по планете. Но сам народ исчез, ассимилированный турками и славянами.

Платон осознавал, а скорее даже чувствовал, что он находится у истоков грандиозного движения. И этот взлет физической и духовной силы у объединенного шауни-алдонтинского народа есть явление глобального масштаба. Быстрота происходящих на глазах изменений завораживала, поражала его. Шауни и алдонтины сами не замечали насколько быстро исчезают различия между ними в мыслении и поведении, языке, способах ведения хозяйства, и как военнопленные энглиши становятся, даже не осознавая того, неотъемлемой частью вновь образующегося народа.

Огромное влияние эта новая общность оказывает и на проживающих на землях шауни-алдонтинов франков, которые, хотели бы они того или нет, теперь уже далеко не те, что были несколько лет назад.

Громов все реже вспоминал о Городе Солнца, но все чаще думал о том, что движение краснокожих, очевидцем и участником которого он является, пока не имеет четкой направленности. И в его, Громова, силах помочь им пойти по пути добра.

Платон улавливал, что в момент зарождения новой цивилизации невозможно предвидеть хода развития событий. И здесь вовсе нет никакой фатальности.

Византийский народ зародился в момент появления новой религии. И почти все силы молодости ушли в богоискательство. Выясение вопроса о том сколько лиц у Бога или уточнение того была ли у сына божьего в момент пребывания на земле физическая сущность или только духовная, для них было жизненно важным. А вот почему далеко не все соседи придерживаются самой правильной религии, они так и не спросили себя.

Византийцы убеждали другие народы в необходимости забыть ложных богов. Но им и в голову не могла прийти мысль силой оружия заставить людей поверить в истинного Бога.

Такая идея появилась у арабов. Укрепившись в вере в еще более истинного Бога, последователи пророка смогли заметить, что далеко не все стремятся за ними. Усиление пропагандистской деятельности часто не приносило адекватных успехов. Но когда стали объяснять основные принципы нового учения при помощи меча, от желающих признать его единственно верным не стало отбоя.

А что если бы последователи пророка не пошли на применение силы для распространения своих идей? От неожиданности Платон ухмыльнулся. Ведь далеко не сразу, а лишь потерпев ряд серьезных неудач, пророк дал добро на ведение религиозных войн. Да, превратности судьбы. Но в одну и ту же воду два раза войти невозможно.

Зарождение монгольской цивилизации было еще более оригинальным. У монголов была своя племенная религия, штат жрецов. Когда начался подъем сил народа, шло и укрепление религии. Во многом благодаря огромному влиянию волхва Кокэчу смог объяснить монголам, что в этом есть воля Вечного Синего Неба.

Когда влияние Кокэчу усилилось и стало грозить ослаблением авторитета светской власти, великий хан принципиально подошел к этому. Великий волхв, поражавший своими оккультными дарованиями не только народ, но и аристократию, был ликвидирован.

Национальная религия не заняла в духовной жизни монголов места, какое она занимала у византийцев, арабов. Как один из основных принципов жизни кочевников, была провозглашена веротерпимость. Каждый выбирал себе Бога по душе.

А дисциплина была на всех одна. И спаянные ею в монолит, орды всадников пронеслись над планетой.

Платон Громов страстно желал, чтобы шауни-алдонтины в своем развитии пошли по пути добра. Белые люди загнали их в тупик. Им непросто осознать что не все в этой жизни сводится к войне. Нелегко победить энглишей. Но разве легче, ощущая свою силу, не ворваться на плечах отступающих врагов в их города и селения, упиваясь местью, жаждая легкодоступных благ? Нет, краснокожие не должны уподобляться своим врагам - жестоким и алчным. Пусть Город Солнца будет хотя бы в их душах. И Платон всеми силами станет помогать им учиться различать добро и зло.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Короткий удар эластичной дубинки мгновенно разбудил Уинстона Гудмэна. Над ним склонилось свирепое скуластое лицо. В это время другой краснокожий с огромной силой закрутил ему руки за спину и тут же туго связал их сыромятным ремнем.

В свете факелов было видно, что весь барак наполнен воинами. Несмотря на темноту, бегающие тени, ноющую боль в суставах, Гудмэн сразу понял, что арестовывают только участников готовящегося побега. Это был полный провал. Опять кто-то предал их.

В тесной душной тюремной камере Уинстон вновь и вновь пытался проанализировать ход развернувшихся событий. У него уже не было оснований верить, что и на этот раз туземцы будут снисходительны. Но надежда остаться живым все еще оставалась.

Воля участников заговора была парализована столь неожиданным провалом. Все сидели уткнув лица в колени, с полным безучастием направив взгляды в пустоту. Над тюрьмой висела глубокая тишина. Отчаяние и щемящая тоска разрывали души. Как же так? Уже в который раз дикари опять переиграли их.