Делаю точно, как он говорит. Никогда не осознавала, как много из сил фейри было простым манипулированием существующих элементов, таких как воздух, вода или земля. Склони их своей воле и используй для своей выгоды.

Моя сила управляет воздухом вокруг нас, уплотняя и создавая восходящий шторм, настолько сильный, что он замедляет нас, точно, как делал Киаран, когда мы падали с утеса на Скае. Только когда мы делали это — было изящно. Он делал это, казалось, не прикладывая усилий.

В пространстве нескольких секунд мой контроль начинает испаряться. Доверься своей силе. Доверься своему телу. Доверься…

Моя грудь сжимается. Делаю задыхающийся вдох, но не могу добраться до воздуха. Моей душевной мантры недостаточно, поскольку легкие горят от усилия управлять всей этой силой. Зрение начинает расплываться.

Киаран должно быть чувствует, что что-то не так.

— Кэм?

Сфокусируйся на воде. Вашей спасительнице.

Ваш единственный шанс выжить.

Один последний вдох. Один финальный толчок. Слабая пульсация силы перед концом. Моя концентрация разбивается на кусочки в мгновение перед тем, как мы ударяемся о воду.

Не могу двигаться. Мои конечности внезапно становятся слишком тяжелыми, мертвый вес тянет меня дальше в холодные воды. Здесь нет течения, которое унесло бы меня, ничего кроме бездвижного бассейна без дна.

Я, должно быть, потеряла сознание, потому что следующее, что понимаю, это то, как Киаран произносит мое имя. Повторяя его снова и снова, словно молитву. Несколько раз его пальцы неуклюже прижимаются к моей шее в поисках пульса, и я слышу его маленький задыхающийся вздох, предающий его обычно спокойный фасад.

— Кэм, — страх в его голосе.

Киарану не нужно говорить мне. Я могу услышать медленную, тяжелую пульсацию в своих ушах. Неравномерный бит, который напоминает мне: Ты умираешь. Ты умираешь. Ты умираешь.

Открываю глаза. С моими чувствами фейри я могу видеть затемненную фигуру Киарана в кромешной темноте пещеры, то, как его бледная кожа блестит от воды.

— Что, черт побери, это было? — его голос грубый, как камень.

Солги.

— Ничего, — говорю я, мой голос хрипит. Лги лучше. — Просто нужно привыкнуть к силе Кайлих, вот и все.

Киаран тяжело смотрит на меня, его большой палец мягко проводит по моей верхней губе.

— У тебя кровотечение из носа, — его голос неустойчив. Внезапно он отскакивает, уплывает быстрее, чтобы между нами было как можно больше расстояния. Эти несколько футов, разделяющих нас, ощущаются колоссально.

Не знаю, что еще делать, кроме как приложить пальцы к носу. Своими глазами с силами фейри, могу увидеть легкое смешивание крови и воды. Это было бы едва заметно для людей, но с Неблагой природой Киарана. .

Киаран вздрагивает и отводит взгляд. Черты его лица напрягаются, челюсть сжимается. Мои движения медленные, когда я наклоняю голову в воду и стираю кровь. Так же я бы повела себя, если бы столкнулась с хищником в дикой природе: никаких резких движений. Отходила бы по сантиметру.

Не выгляди, словно добыча.

— То, что ты смертный сейчас не делает никакой разницы?

Он мотает головой один раз.

— Мои силы связаны, но они не исчезли. Мое пребывание временно смертным не делает из меня человека, так же как имение у тебя сил не делает тебя sìthiche.

Слова Киарана равномерные, безэмоциональные, практически жестокое касание. Как будто бы он винит меня за кровотечение — но дело не в этом. Мы охотились вместе так долго, что я могу читать его мысли так же ясно, как если бы они были моими: Киаран винит себя за то, что поддается искушению.

"Здесь. Я бы укусил тебя прямо здесь. И вот почему не доверяю себе рядом с тобой".

После затянувшейся тишины, говорю.

— Теперь ты в порядке? — мой голос слабый, неуверенный. Осторожный. Он знает, о чем спрашиваю: «Ты Киаран или Кадамах»?

— Еще нет. Говори. Отвлекай меня.

Пытаюсь сосредоточиться на нашем окружении, смотрю вверх на дыру, из которой мы упали. Она так высоко, что кажется маленькой яркой звездой посреди черноты.

— Думаешь, они все еще там наверху?

Слышу тихий вдох Киарана, когда он тоже смотрит наверх.

— Если это и так, то моей сестре хватило ума не прыгнуть за нами.

— Думаешь, с ними все в порядке?

— Надеюсь, — когда я не отвечаю, он резко произносит: — Расскажи мне, что ты видишь.

Мои глаза привыкают к практически кромешной темноте пещеры, и я рассказываю ему. Единственный свет исходит из дыры так высоко над нами, такой маленький разрыв в толстой каменной породе, окружающей нас. Плыву к небольшому алькову и устраиваюсь у валуна, поднимающегося из подземного озера. Трещина в стене с этой стороны озера темна; насколько могу судить, она ведет глубже в подземную систему пещеры. Она выглядит опасной и слишком узкой, чтобы Киаран смог пролезть сквозь нее.

Мои руки проходятся по скользким стенам. Так же нет никакой возможности вскарабкаться наверх. И, не смотря на участки гладкой скалы в озере, здесь нет других туннелей — по крайней мере, ни одного над водой.

Нет выхода.

Замешкавшись, смотрю на Киарана. Должна ли я сказать ему об этом? Его глаза закрыты, как будто бы я убаюкиваю его своим голосом.

— Продолжай рассказывать. Еще несколько минут.

— Что мне сказать?

— Что угодно, — в его голосе неприкрытые эмоции. — Что угодно. Расскажи мне другую историю.

Вынужденно вздыхаю и говорю первое, что приходит на ум.

— Король фейри и девочка привыкли тренироваться в ранние утренние часы, — говорю, сохраняя голос тихим и устойчивым. — Они занимались спарринг-боями, пока предрассветные лучи не появлялись над Северным морем. Иногда утром, когда небо было ясным, без туч, девочка окидывала взглядом короля, как только первые лучики солнца начинали сиять сквозь здания и купали город в прекрасном, золотом свечении.

— Потому что, видите ли, это был тот момент, когда король откидывал голову назад и закрывал глаза, а девочка позволяла себе в эти короткие моменты поразмыслить о вещах, в которых она могла бы никогда не признаться ему вслух. Например, как с каждым прошедшим днем она ненавидела его все меньше и меньше. Пока не наступило утро, когда она наблюдала за ним, встречающего утро, и знала, она не ненавидит его совсем, больше нет. Она поняла тогда, что однажды будет здесь, когда солнце взойдет над морем, и она посмотрит на него, и поймет, что любит его.